Артем Порсин

The article discusses three stages of exacerbation of the climatic and epidemic situation in the western part of the Golden Horde and neighboring European states at the end of the 13th and the beginning of the 14th centuries (1285-1288, 1297-1300, 1309). The data from written sources allow concluding that in the 1280s, nomads were very afraid of some epidemic disease. Its main symptoms were: contagiousness, rapid death within a few days, and hemoptysis. It can be assumed less confidently that there were ulcers affecting the skin and buboes. Such symptoms can be correlated with the plague in its pulmonary, carbuncular, and bubonic forms. The main means of combating epidemics of deadly diseases among the Golden Horde nomads was quarantine. Two types of quarantine were applied. Individual quarantine, where a sick person was not allowed to enter the nomadic camp. Mass quarantine was used when the nomadic army was in settled regions. The population of the cities where the epidemic occurred was prohibited from leaving them. The cities were surrounded by troops. Magical practices could also be used to stop the epidemic. A direct connection is traced between the deterioration of the climatic and epidemic situation in the Golden Horde and the military activity of the nomads. Droughts, outbreaks of epidemics, and epizootics led to usually unsuccessful raids into neighboring regions and military clashes between various groups of nomads within the state.

The article deals with two stories contained in "The Secret history of the Mongols", concerning Jochi and his son and the heir Batu. First, the family Council before the beginning of the Mongol-Khorezm war is depicted, at which there was a conflict between Jochi and Chagatai, after which Ogedei was declared the heir of Genghis Khan. Secondly, the story is about a quarrel between Batu on the one hand, and Guyuk, Buri and Harkasun on the other, which arose at a Banquet after the capture of Russia, the Kipchaks and the capital of the Caucasian Alans Magas, after which Guyuk was sent to Ogedei and received a humiliating reprimand from his father. The author of the article comes to the conclusion that both stories were constructed by the author or editor of the source with certain political motives, and a similar technique was used. He took a conflict that had actually occurred and was known among the Mongol elite, and placed it in the right social, political, and chronological context, thus demonstrating the inability of any of the genghis branches, except the Tuluids, to effectively manage the Empire.

Следы ранней джучидской историографической традиции в «Зубдат ал-фикра» Бейбарса ал-Мансури и «Чингиз-наме» Утемиша-хаджи А.А. Порсин В статье рассматривается ряд схожих сообщений, касающихся истории Золотой Орды XIII века. Они содер-жатся в трудах египетского историка Бейбарса ал-Мансури, работавшего в первой четверти XIV века, и хивинско-го автора середины XVI века, Утемиша-хаджи. Автор приходит к выводу о том, что текст завещания Чингиз-хана Джучи, описание первого столкновения Берке и Хулагу и отречения хана Туда-Менгу от власти, содержащиеся в этих источниках, крайне близки. Указанные параллели между «Зубдат ал-фикра» Бейбарса ал-Мансури и «Чин-гиз-наме» Утемиша-хаджи позволяют сделать несколько предположений. Во-первых, уровень изменения смысла описания отдельных событий и количество противоречий между источниками позволяют исключить возможность того, что автор «Хроники хазрат Дост-султана», на которую опирался Утемиш-хаджи, пользовался трудом Бей-барса или кого-то из более поздних египетских авторов. Во-вторых, явная схожесть описания ряда ключевых со-бытий золотоордынской истории XIII века позволяет предположить существование общего протографа, текст ко-торого отразился в трудах Бейбарса и Утемиша-хаджи. В-третьих, сам взгляд на события и дальнейшая судьба со-общений позволяет предположить золотоордынское происхождение изначального текста. Текст протографа попал в Египет между 1285 годом (свержение Туда-Менгу) и 1325 годом (смерть Бей-барса). Он был использован как источник для «Зубдат ал-фикра». В Золотой Орде он был известен вплоть до XVI века, когда его сообщения уже в сильно искаженном виде были включены в текст «Чингиз-наме». Для цитирования: Порсин А.А. Следы ранней джучидской историографической традиции в «Зубдат ал-фикра» Бейбарса ал-Мансури и «Чингиз-наме» Утемиша-хаджи // Золотоордынская цивилизация. 2017. № 10. С. 240–246. Крайне ограниченный круг нарративных внутренних источников по истории улуса Джучи всегда яв-лялся одной из ключевых проблем изучения этого средневекового государства. Особенно остро она ощу-щается в сравнении с Хулагуидским Ираном, в котором в первые десятилетия XIV века были составлены несколько крупных исторических трудов, отражающих взгляд местной монгольской элиты на события XIII века. Аналогичные труды джучидского происхождения так же имеются, однако все они относятся к куда более позднему периоду XV–XVII веков, когда Золотая Орда уже перестала существовать как единое государство. Это обстоятельство сильно осложняет использование этих источников для исследования ранней истории улуса Джучи. Не всегда ясно, с чем имеет дело исследователь: с сохранившимся в поздней исторической традиции сообщениями ранних источников, либо со сведениями, происхождение которых связанно с более поздней политической, социальной или религиозной ситуацией. Как сами Джучиды ви-дели ранние этапы своей истории? Одним из наиболее интересных и сложных для исторического анализа памятников подобного рода является сочинение Утемиша-хаджи «Чингиз-наме». Текст был написан по поручению Шейбанида Иш-султана (убит в 965/1558 г.) в первой половине XVI века [18, с. 7]. Сведения, содержащиеся в «Чингиз-наме» зачастую эксклюзивны и в силу этого вызывают постоянный интерес исследователей. С другой сто-роны, сам автор, описывая свои источники, указывает на то, что «хроники», которыми он пользовался, со-держали крайне незначительный объем информации: «в хрониках, которые я видел, записаны имена [лишь] меньшей части их, и все. Благодаря чему и при каких обстоятельствах становились они ханами, упомянуто не было и не были упомянуты даже имена большей части их». Основную же массу сведений для своего сочинения Утемиш-хаджи почерпнул из общения со знатоками степных преданий. Причем их он подвергал определенному критическому анализу: «то по этой причине именно направлялся я непре-менно к [любому] человеку, о котором говорили, что такой-то хорошо знает предания, и устанавливал истину и вызнавал у него, и, взвесив на весах разума, приемлемое сохранял в памяти, а неприемлемое от-вергал» [18, с. 91]. Исследовавший данный памятник В.П. Юдин определял основное его содержание, как «степное устное историческое знание можно было бы назвать степная устная историология» [18, с. 26]. И хотя подобное понимание сообщений Утемиша-хаджи в последнее время часто подвергается критике,