ВОРОНЕЖСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ

УНИВЕРСИТЕТ

Исторический факультет

Воронеж
народниковедческий
Сборник статей

2012
ББК 63.3(2Рос–4Вор)
В 75

В 75 Воронеж народниковедческий : Сборник статей/ Под ред.

Г. Н. Мокшина. – Воронеж: издательство «Истоки», 2012. – 196 с.

ISBN 978-5-88242-906-4

В настоящее время Воронеж – один из немногих провинци-

альных научных центров нашей страны, где продолжается изуче-
ние народнической проблематики.
Авторы сборника – преподаватели воронежских вузов – раз-
вивают современные подходы к осмыслению народнического ради-
кализма и реформизма, анализируют теорию и практику народниче-
ских и неонароднических организаций, разрабатывают новые исто-
рические, историографические и источниковедческие сюжеты, в
том числе связанные с народническим движением в Воронежском
крае.
Для научных работников, аспирантов, студентов и всех инте-
ресующихся историей России нового времени.

ББК 63.3(2Рос–4Вор)

ISBN 978-5-88242-906-4 © Издательство «Истоки», 2012

 СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие …………………………………………………….... 4
Кирчанов М. В. Русское народничество и национализм:
национальное движение в донациональную эпоху ………………. 9
Квасов О. Н. Российский терроризм второй половины XIX века:
народнический аспект ……………………………………………….. 27
Сафронов О. С. Исторические взгляды идеологов русского
анархизма как исследовательская проблема …….……………..….. 47
Перегудов А. В. От осведомителя до провокатора – один шаг:
из истории борьбы жандармов и революционеров на рубеже
1870–1880-х гг. ………………………………………………………. 57
Савицкая Е. А. Развитие идеологии революционного народни-
чества в 80–90-х гг. XIX в. ……………………………………..…… 78
Мокшин Г. Н. От теории «малых дел» к широкой «культурной
работе»: эволюция легального народничества в 1880–1890-е гг. ... 98
Ключникова Н. Л., Мокшин Г. Н. Литературные воспоминания
Л. Е. Оболенского как источник по истории народничества .......... 115
Пеньков А. И. К вопросу о роли В. П. Воронцова в народниче-
ском движении 70–90-х гг. ХIХ столетия ……………………….… 125
Куцеволов А. А. Деятельность партии социалистов-революцио-
неров среди крестьянства Воронежской губернии (90-е гг. XIX в.
– 1917 г.) …………………………………………………………….... 139
Карпачев М. Д. Воронежские неонародники 1920-х гг. о путях
развития русской деревни ……….………………………………….. 160
Список сокращений ……………………………….…………….. 174
Сведения об авторах ……………………………….……………. 175
Библиография воронежского народниковедения………...…. 176
 ПРЕДИСЛОВИЕ

В настоящее время Воронеж – это один из немногих провинци-

альных научных центров нашей страны, где сохраняется традиция
изучения народнической проблематики.
Данному обстоятельству способствуют следующие факторы.
Во-первых, Воронежская губерния, где преобладало крестьян-
ское население, оказалась тесно связанной с историей народниче-
ского движения. В свое время в Воронежском кадетском корпусе
учились многие будущие народники, например, С. Н. Кривенко и
Г. В. Плеханов. В эпоху «действенного» народничества Воронеж-
ский край стал одним из центров «хождения в народ», включая соз-
дание здесь землевольческих поселений. В 1879 г. в Воронеже про-
шел съезд «Земли и воли», упоминание о котором вошло во все
учебники по истории России. В начале ХХ века в городе и губернии
активно действовали эсеры и энесы. Уже при большевиках в 1918 г.
левые эсеры организовали в Воронеже вооруженное восстание.
Во-вторых, в Воронеже, как самом крупном городе Черноземно-
го края, в советское время было открыто несколько вузов, где пре-
подавали и занимались наукой сотни ученых-гуманитариев. На се-
годняшний день воронежскими историками, филологами и экономи-
стами защищено три десятка народниковедческих диссертаций (в
том числе 4 докторских). Половина из них выполнена сотрудниками
и выпускниками кафедры истории России Воронежского государст-
венного университета.
В-третьих, изучение народнической тематики воронежскими ис-
следователями стимулировал общий подъем научного интереса к
народникам. Как известно, его пик пришелся на 1960-е – начало
1980-х гг. В это время в Москве в Институте истории АН СССР ак-
тивно работала Группа по изучению общественного движения в по-
реформенной России (преимущественно революционного), с кото-
рой у воронежцев сложились прочные научные связи. Неслучайно
становление воронежской школы народниковедческих исследова-
ний, у истоков которой стоял проф. истфака ВГУ Л. Б. Генкин, про-
исходит именно в конце 60-х – первой половине 70-х гг. 1 .
Первые работы по истории народничества появились в Вороне-
же еще в 20–30-е гг. прошлого века. Это книги и брошюры извест-
ных воронежских краеведов В. Н. Алексеева и А. Н. Татарчукова 2 .
4
В основном они касались революционно-народнического движения
в Воронежском крае. Главное их достоинство – введение в научный
оборот значительного по объему фактического материала, в том
числе из местных архивов.
В 40–50-е гг., как и по всей стране, воронежские историки рус-
ской общественной мысли вынуждены были переключиться на ре-
волюционных демократов 1840-х – начала 1860-х гг., а фактически
«отцов» русского народничества. Примечательно, что попытка заве-
дующего кафедрой политэкономии ВГУ В. Н. Замятнина защитить в
1952 г. докторскую диссертацию о «либерал-народниках» заверши-
лась необоснованными репрессиями против ученого 3 .
Серьезное изучение истории народничества начинается в ВГУ с
конца 60-х гг. Тогда под руководством заведующего кафедрой исто-
рии СССР досоветского периода проф. Л. Б. Генкина приступили к
разработке актуальных проблем истории и историографии револю-
ционного народничества его аспиранты Ю. Н. Иванов, Г. М. Дмит-
риев и М. Д. Карпачев 4 .
В 1966 году Л. Б. Генкин выступил с инициативой о проведении
в ВГУ межвузовской научной конференции «Революционное и об-
щественное движение в России ХIХ в.», приуроченной к 50-летию
университета в 1968 году. Свои тезисы прислали такие авторитет-
ные исследователи истории российского освободительного движе-
ния, как В. А. Дьяков, Э. С. Виленская, Н. М. Пирумова, В. А. Твар-
довская, Н. А. Троицкий, А. Н. Цамутали. Всего предполагалось за-
слушать около 50 научных докладов и сообщений. К сожалению, из-
за отсутствия средств на проведение конференции организаторам
пришлось ограничиться изданием сборника из подготовленных к
ней материалов 5 .
В 70–80-е гг. главными инициаторами народниковедческих ис-
следований в Воронеже выступали историк М. Д. Карпачев, специа-
лист по англоязычной историографии русского народничества и фи-
лолог А. А. Слинько, посвятивший свои труды литературно-народ-
ническому движению второй половины ХIХ – начала ХХ в. Став
профессорами ВГУ, они подготовят десяток специалистов по раз-
личным народниковедческим проблемам, сумев передать им свою
любовь к альтруистической народнической интеллигенции.
С начала 1990-х гг. воронежское народниковедение получает но-
вый импульс для своего развития. Кризис марксистской методологии
прежде всего способствовал расширению тематики исследований.
5
Появляются труды по истории нечаевщины (А. Ю. Минаков), анар-
хизма (О. С. Сафронов), правого народничества (Г. Н. Мокшин,
О. П. Дорофеева) и неонародничества (В. Л. Савченко, А. А. Куцево-
лов), народнической беллетристике и литературной критике
(Г. А. Шпилевая, М. А. Денисова). Развиваются новые направления,
например, террология (Н. Д. Литвинов, А. Н. Литвинова, О. Н. Ква-
сов). Общее количество народниковедческих публикаций в Вороне-
же за последние двадцать лет увеличивается по сравнению с совет-
ским периодом почти в два раза.
В 2002–2004 г. в ВГУ при поддержке Воронежского межрегио-
нального института общественных наук было организовано не-
сколько конференций и научных семинаров. Народническая темати-
ка преобладала на семинаре, посвященном 90-летию со дня рожде-
ния известного народниковеда, проф. МГУ М. Г. Седова 6 . Почтить
его память в январе 2003 г. на истфаке ВГУ собрались ученые из
Москвы, Саратова и Воронежа (В. В. Блохин, О. В. Будницкий,
В. В. Зверев, И. А. Гордеева, М. Д. Карпачев и др.) 7 . В ноябре 2004 г.
на конференции «Актуальные вопросы истории общественного
движения и общественной мысли в России в предреформенные и
пореформенные эпохи» работала секция «Проблемы истории ле-
гального народничества». С докладами выступили А. И. Юдин
(Тамбов), В. В. Блохин (Москва), В. В. Зверев (Москва), С. Н. Кас-
торнов (Орел), И. А. Гордеева (Москва) и Г. Н. Мокшин (Воронеж).
У воронежских исследователей сложились определенные подхо-
ды и приоритеты в изучении народнической идеологии и практики.
Прежде всего, это интерпретация явления народничества как идей-
ного самоопределения и самовыражения части дворянско-разночин-
ной интеллигенции, которая пыталась найти свое место в модерни-
зирующемся российском обществе; поиск новых подходов к осмыс-
лению народнического радикализма и реформизма; тесная связь ме-
жду изучением движения народнической интеллигенции в общерос-
сийском масштабе и в Воронежском крае.
Данный сборник продолжает сложившиеся традиции. Его авторы
– преподаватели известных воронежских вузов – исследуют народ-
ничество на всем протяжении его истории и во всех основных тече-
ниях, как радикальных, так и умеренных. При этом анализируются
не только история и идеология народничества и неонародничества,
но и некоторые новые историографические и источниковедческие
сюжеты.
6
 Сборник открывает статья Максима Кирчанова, посвященная
малоизученной проблеме «народничество и национализм». Автор
постарался преодолеть «идеологически отформатированную» тра-
дицию изучения русского народничества, как наднационального
движения. По убеждению Кирчанова, основанному на анализе тек-
стов И. И. Каблица и других ярких представителей народничества,
оно было национальным, но в атипичной форме, т.е. без развитой
националистической программы. И на это были особые причины.
Террорологический взгляд на народнический террор, способный
придать новый импульс изучению российского революционного дви-
жения, развивается в статье Олега Квасова. Новый подход позволяет
не только выявить специфику народнического террора (его главные
отличия от современного терроризма), но глубже понять предпосыл-
ки возникновения и длительной популярности в определенных кру-
гах российской интеллигенции этой формы политической борьбы.
В последние два десятилетия резко увеличился поток публика-
ций по истории русского анархизма. Анализ исследований по одной
из актуальным проблем современного анарховедения – историческим
взглядам М. А. Бакунина, П. А. Кропоткина и их последователей в
первой половине ХХ в. – представлен в работе Олега Сафронова.
Революционно-народническая тематика отражена в статьях Алек-
сандра Перегудова и Елизаветы Савицкой. Первый автор обратился
к очень деликатному вопросу о соотношении понятий «провокатор»
и «осведомитель» на примере С. П. Дегаева и Н. В. Клеточникова.
Елизавета Савицкая, завершающая кандидатскую диссертацию по
истории революционного народничества 1880–1890-х гг., сосредо-
точила свое внимание на выявлении основных тенденций в идейной
эволюции позднего народничества.
Больше всего статей в данном сборнике посвящено идеологии и
идеологам правого (реформаторского, легального) народничества
последней трети ХIХ века. Геннадий Мокшин анализирует историю
«культурничества» как самостоятельного направления развития
правонароднической мысли со своими специфическими обществен-
ными задачами, стратегией и тактикой общественных преобразова-
ний. Во второй его статье совместно с Натальей Ключниковой рас-
крывается значение для понимания истории народничества литера-
турных воспоминаний одного из практически забытых его теорети-
ков Л. Е. Оболенского. И еще один молодой исследователь Алек-
сандр Пеньков попытался разобраться в сложном вопросе о месте и
7
роли в народническом движении 1870–1890-х гг. В. П. Воронцова –
автора популярной тогда народнической теории о «мертворожден-
ности» русского капитализма.
Как уже отмечалось, в начале ХХ века Воронежская губерния
стала ареной активной деятельности партии социалистов-револю-
ционеров. В исследовании Андрея Куцеволова устанавливается, как
воронежские эсеры «завоевывали» крестьянство и какие особые об-
стоятельства обеспечили революционной интеллигенции поддержку
деревни.
Завершает сборник статья самого известного воронежского на-
родниковеда – Михаила Карпачева. На этот раз он обратился к воро-
нежским неонародникам. Речь идет об отношение А. Н. Минина,
Н. П. Макарова, Н. И. Щукина и др. местных профессоров к кресть-
янской политике советской власти в годы НЭПа, породившей у них
много горьких иллюзий.
В приложении к сборнику приводится библиография основных
трудов воронежских исследователей по народнической тематике.
1
Подробнее см.: Мокшин Г. Н. Народниковедческие исследования на ка-
федре истории России ВГУ (1961–2011) // Ист. записки: Науч. тр. ист. ф-та
ВГУ. Воронеж, 2012. Вып. 15.
2
См. библиографию основных трудов воронежских исследователей в при-
ложении к сборнику.
3
Реабилитирован в 1953 г. В 1957 г. защитил докторскую диссертацию об
экономических взглядах Н. Г. Чернышевского.
4
Сам Л. Б. Генкин готовил монографию по историографии народничества.
Тяжелая болезнь и смерть ученого в 1970 г. помешали осуществлению этих
планов.
5
См.: Революционное и общественное движение в России ХIХ в.: Тез. докл.
и сообщ. на науч. конф. Воронеж, 1968.
6
В 1970-е гг. М. Г. Седов неоднократно бывал в Воронеже, выступая в ВГУ
с лекциями для студентов истфака. После кончины Л. Б. Генкина он стал на-
учным руководителем канд. дис. М. Д. Карпачева.
7
Материалы семинара опубликованы в сб. ст. «Общественная мысль и об-
щественное движение в России пореформенного времени» (Воронеж, 2005).

8
 Кирчанов М. В.

Русское народничество и национализм:

национальное движение в донациональную эпоху

В 1990–2000-е годы в условиях снятия идеологических табу и

ликвидации цензурных барьеров российская историография обрати-
лась к той проблематике, изучение которой в советский период бы-
ло невозможно или протекало в условиях значительной политиза-
ции. До 1991 года проблемы исследования национализма и народ-
нического движения были в значительной степени идеологизирова-
ны. В отношении национализма доминировали преимущественно
негативные оценки. В рамках советского научного дискурса нацио-
нализм воображался и позиционировался, как правило, в качестве
реакционного, буржуазного и контрреволюционного движения. На-
родничество, наоборот, позиционировалось как идеологически пра-
вильное движение. В советский период возникла идеологически от-
форматированная традиция изучения народничества 1 . Усилиями со-
ветских интеллектуалов в рамках народнического движения преуве-
личивались или сознательно актуализировались «правильные», про-
грессивные, революционные черты.
В советский период российские интеллектуалы были не склонны
видеть связь и проводить параллели между народничеством и на-
ционализмом. Методологические и теоретические трансформации в
отечественной исторической науке создали качественно новые ус-
ловия для изучения проблем российской истории второй половины
XIX века, в том числе и национализма. На протяжении 1990–2000-х
годов российскими учеными, которые занимаются проблемами раз-
вития национализма, были созданы оригинальные и интересные ис-
следования, посвященные различным националистическим движе-
ниям. В конце 2000-х годов в изучении национализма в Российской
империи, с одной стороны, стали заметны новые тенденции: россий-
ские исследователи предприняли попытки национализации истори-
ческого прошлого – поисков проявления национализма в различных
политических движениях XIX столетия. В частности, интересными,
но спорными и дискуссионными, следует признать попытки интер-
претации декабристского движения как националистического 2 , а
также оригинальные западные попытки изучения и сравнительного
анализа русского национализма, в том числе и народничества 3 .
9
 Рассматривая современную российскую историографию народ-
ничества, автор вынужден констатировать, что движение продолжа-
ет изучаться и интерпретироваться как преимущественно социаль-
но-экономическое, хотя имеют место и спорадические попытки его
изучения в рамках интеллектуальной истории 4 или проблем разви-
тия политических идеологий и идентичностей 5 . К сожалению, по-
добные исследования единичны и не в состоянии радикально изме-
нить историографический ландшафт народничества.
Народничество следует признать как переходный этап в предыс-
тории русского национализма, рассматривая в качестве предшест-
венника, как правых 6 , так и левых проявлений националистической
идеологии 7 . С другой стороны, не следует исключать возможность и
потенциал сравнительного изучения народничества в европейском
контексте 8 . В отечественной историографии до настоящего времени,
к сожалению, не было попыток применения западных теорий на-
ционализма и сложившихся методологических подходов (уже апро-
бированных на изучении истории национальных движений народов
Российской империи и частично русского национализма XIX столе-
тия) для анализа истории и идеологии народнического движения.
Автор статьи полагает, что политическая идеология народничества
является «забытой» страницей в истории русского национализма:
публикации на русском языке, за исключением переводов 9 , в кото-
рых народничество интерпретировалось бы как национальное дви-
жение, практически отсутствуют.
На пути изучения народничества как формы национализма или
националистического движения исследователь неизбежно сталкива-
ется с рядом трудностей.
Во-первых, это аморфность самого явления «народничество».
Неопределенность, широкий характер и аморфность идеологии на-
родничества, вероятно, свидетельствует о том, что для второй поло-
вины XIX века нация, как политический институт, была чужда Рос-
сийской империи 10 . Под народничеством автор статьи склонен по-
нимать донационалистическое политическое движение 11 , которое
актуализировало широкий круг преимущественно социально-
экономических и частично национальных проблем. В понимании и
определении национализма автор придерживается позиции Эрнеста
Геллнера, разделяя его предположение о том, что национализм яв-
ляется «прежде всего политическим принципом, суть которого со-
стоит в том, что политическая и национальная единицы должны
10
совпадать» 12 . В первой половине 1980-х годов, анализируя развитие
национализма, Эрнест Геллнер писал, что «национализм является
случайным, искусственным, идеологическим измышлением, которо-
го могло бы и не быть, если бы эти европейские мыслители не со-
стряпали его и не впрыснули в кровь доселе нормально функциони-
рующих политических сообществ» 13 .
Поэтому автор полагает, что народничество (как идеология само-
бытной модернизации России 14 ) было атипичным национализмом,
национализмом без национализма, без развитой идентичности, без
политического и националистического воображения. То, что русское
народничество не имело националистической программы в класси-
ческом понимании национализма, вероятно, свидетельствует о пра-
воте Э. Геллнера, об атипичной модели развития национализма в им-
перии и случайности последующего появления национализма в по-
литическом пространстве России.
Во-вторых, размытость хронологических границ истории народ-
нического движения.
В-третьих, значительная инерция, унаследованная от идеологи-
чески выверенной советской историографией и связанная со склон-
ностью историков видеть в народничестве социально-экономическое
и политическое, а не национальное и тем более – не националисти-
ческое – движение. Автор настоящей статьи, принимая во внимание
спорность и дискуссионность настоящей проблематики, предпримет
попытку проанализировать некоторые аспекты интеллектуальной
истории народнического движения в контексте теорий национализма
на примере текстов И. Каблица, а также литературных и публицисти-
ческих произведений П. Л. Лаврова и Г. И. Успенского, которые тра-
диционно воспринимались в отечественной историографии как
идеологи народничества или народнические писатели, а не теорети-
ки русского национализма.
Анализируя саму проблему «народничество и национализм», во
внимание следует принимать то, что сами идеологи народничества
мало интересовались проблемами национализма, национальным во-
просом и национальными отношениями в Российской империи. На-
циональное в текстах теоретиков движения растворено в широкой
социально-экономической проблематике. Например, И. И. Каблиц-
Юзов 15 , с одной стороны, ограничивался только общими констата-
циями того, что имеет место «рост национального сознания», а во-
просы «национальной самобытности» не следует игнорировать,
11
уделяя больше внимания «самобытному пути развития» 16 . С другой
стороны, тот же Каблиц-Юзов, критикуя общий недемократический
характер российской государственности, писал о необходимости на-
циональной консолидации через преодоление сословных и религи-
озных ограничений 17 .
Проявления своеобразного национализма нашли отражение в по-
этических текстах Петра Лаврова – одного из главных теоретиков
народничества. Национальные мотивы у Лаврова крайне разнооб-
разны. Особый интерес представляют восточные образы. В этом от-
ношении показательным следует признать стихотворение «Бедуин».
Текст стихотворения чрезвычайно богат на образы, которые своим
происхождением обязаны интересом русского общества к Востоку.
В тексте мы находим нарративы восточной стихии:

«Скажи мне, сын пыльных пустынь, бедуин,

Куда ты спешишь средь родимых равнин?
Не глас ли воскресший пророка зовет
Вновь к битвам, где слава, где рай тебя ждет?
Не хочешь ли снова ты хлынуть ордой
И царства низринуть могучей рукой?
Не снова ль сбираются дети степей
Повергнуть полмира десницей своей,
Среди Исфагана воздвигнуть свой трон…»

мусульманского прошлого Запада:

«…Не снова ли будет из стран Альджезира

Властитель Багдада светильником мира?
Не снова ль увидят Альгамбры сады
Могучие абенсераджей ряды
И звучные песни любви огласят
Златые покои гренадских палат?...»

и восточного, преимущественно – мусульманского, протеста

против западного, европейского доминирования на Востоке:

«Нет! смолкла слава халифата;

Пришли другие племена,
И среди славного Багдада
12
 Не ваши веют знамена.
Арабов сила позабыта;
Гарунов время протекло;
И, вместе с властию разбитой,
В пыли их гордое чело…» 18

Текст «Бедуина», вероятно, возможно рассматривать как прояв-

ление российской ориенталистской традиции 19 . В рамках подобного
восприятия Лавров не только русский народник, но и русский нацио-
налист, который стал одним из форматоров образов «Другого». В
поэтическом дискурсе Лаврова образы инаковости связаны с восточ-
ными мотивами. Вероятно, русские народники, с одной стороны,
внесли свой вклад в формирование и развитие в России восточных
образов как проявлений и форм универсальной чуждости. С другой
стороны, несмотря на оппозиционность существовавшему политиче-
скому режиму народники внесли немалый вклад в формирование рус-
ского имперского мифа, вероятно сами не полностью того осознавая,
принимали участие в легитимизации русской экспансии на Восток.
Несмотря на то, что Российская империя, которая, используя
терминологию Э. Геллнера, представляла собой «общество, осно-
ванное на сельском хозяйстве… для которого характерно довольно
стабильная технология» 20 , для текстов Лаврова характерны и эле-
менты политического, гражданского национализма. Лавров, как
противник существовавшего в России политического режима, куль-
тивировал в своих текстах нарратив о необходимости перемен. По
мнению Лаврова, эти перемены должны были привести к свержению
самодержавия и утверждению свободы:

«Пусть преклоняются пред палкою народы!

Пусть попран и презрен закон!
Пусть равенство, и братство, и свободу
Считают за нелепый сон!
Бессмертна истина! Не поколеблют люди
Ее несокрушимый храм;
Ее огонь зажжет опять их груди
И поселится там...» 21

Аналогичные настроения характерны и для некоторых текстов

П. Н. Ткачева, создавшего весьма неприглядные образы народного
13
праздника как средоточия архаики, отсталости, политической несоз-
нательности и бесправия русского народа:

«Я видел: тешился народ.

Но странно тешутся рабы!
Вокруг жандармов целый взвод,
Кишит полиция внутри!» 22

В этом контексте во внимание следует принимать, что теоретики

народничества, с одной стороны, несмотря на характерный для них
интерес к народу, народной и традиционной культуре практически
всегда оставались носителями т.н. «высокой культуры», т.е. пред-
ставителями образованных и, как следствие, в той или иной степени
политически и экономически доминирующих классов. С другой сто-
роны, подобная риторика русских народников привела к выработке
у них своеобразного политического комплекса ответственности за
судьбы народа, что вылилось в попытки «хождения в народ». Эти
хождения стали формой принудительной социализации, попыткой
модернизации крестьянства, которое существовало в условиях до-
минирования традиционализма.
Лавров сделал очень много для демонизации монархии как арха-
ичной и политически неправильной формы государственного уст-
ройства, для формирования политической нации, основанной на от-
торжении деспотизма и выдвижении идей свободы и ценностей де-
мократии:

«Меня поставил бог над русскою землею», –

Сказал нам русский царь. –
«Во имя божие склонитесь предо мною,
Мой трон – его алтарь.
Для русских не нужны заботы гражданина -
Я думаю за вас;
Усните – сторожит глаз зоркий властелина
Россию всякий час» 23 .

Неприятие монархии в текстах Лаврова сочетается с попытками

предложения новой идентичности, которая предстает как одновре-
менно революционная и демократическая:

14
 «Отречемся от старого мира!
Отряхнем его прах с наших ног!
Нам враждебны златые кумиры;
Ненавистен нам царский чертог!» 24

Лавров в своих текстах глорифицировал революционную борьбу,

пытаясь превратить именно протест и насилие в системообразую-
щие элементы идентичности. Протест против политического строя в
текстах Лаврова имеет и определенный, но недостаточно выражен-
ный, национальный, точнее – религиозно-этнический, подтекст. Ве-
роятно, не следует исключать из числа возможных интерпретаций и
антисемитский контент 25 приведенного выше фрагмента, особенно
– в той его части, где Лавров негативно оценивает экономическое
измерение («златые кумиры») политических процессов. Таким об-
разом, Лавров, вероятно, сам того не понимая способствовал фор-
мированию новой преимущественно политической (точнее – поли-
тизированной) идентичности. В этом отношении националистиче-
ские элементы в текстах Лаврова позволяют предполагать его бли-
зость к западной, европейской политической традиции, системооб-
разующими элементами которой стали ценности политической со-
лидарности, гражданских прав, а не этнической, языковой или ре-
лигиозной близости. В поэтических текстах Лаврова монархия во-
ображается как основное препятствие для политической модерни-
зации, как важнейший барьер на пути к прогрессу и утверждению
гражданской (политической) нации как нации граждан, а не под-
данных императора.
В этом контексте Лавров был одним из предшественников рус-
ского политического гражданского национализма, который в центр
своих концепций ставил не этническое, а гражданское понимание
нации. В политическом воображении Лаврова образующими нацию
принципами были не язык и кровное родство, а приверженность
ценностям свободы и демократии. В этом отношении тексты Лавро-
ва в значительной степени опередили свое время, способствуя поли-
тической модернизации общества империи на неформальном уров-
не, возникнув в домодерновом государстве с крайне неразвитой по-
литической системой, с полным отсутствием представительных по-
литических институтов.
Тексты Лаврова интересны и в контексте формирования образов
«Другого». Категория инаковости в литературном наследии одного
15
из теоретиков народничества имеет различные проявления от на-
ционально-религиозных до социально-политических. Классически-
ми «Другими», с одной стороны, в поэзии Лаврова были политиче-
ские противники. Монарх, царь, «деспот» – синтетический образ
инаковости в поэтическом дискурсе Лаврова. С другой, в текстах
Лаврова мы находим и в определенной степени этнически маркиро-
ванные образы инаковости, что относится к евреям, которые фигу-
рируют как «жиды-торгаши» 26 . При этом нельзя исключать того, что
отторжение евреев как Других было формой неприятия евреев не
как этнических и религиозных, но как социально-экономических
«Других».
В своих работах Лавров особое внимание уделял проблемам на-
ции, став одним из первых теоретиков и исследователей националь-
ного вопроса в Российской империи. В работах Лаврова нация (хотя
он предпочитал использовать термин «национальность») фигуриру-
ет как историческое явление, которое возникает в силу объективных
обстоятельств: «многоразличные условия местности, климата, исто-
рических обстоятельств сближают в продолжение длинного периода
потомства родовых союзов разного происхождения. Большею ча-
стью все эти союзы усваивают один и тот же язык, разнящийся лишь
оттенками наречий, усваивают более или менее сходные психиче-
ские наклонности, некоторые сходные привычки и предания; исто-
рия выделяет образовавшуюся таким образом группу от других по-
добных же групп при исчезании переходных ступеней; образуется
исторический продукт нарождения и культуры, особая националь-
ность» 27 .
Другие теоретики народничества нередко сводили нацию почти
исключительно к крестьянству, в значительной степени его идеали-
зируя. Г. И. Успенский, в частности, полагал, что именно крестьян-
ство является основой русского народа, источником его энергии и
залогом жизнеспособности: «творчество в земледельческом труде,
поэзия его, его многосторонность составляют для громадного боль-
шинства нашего крестьянства жизненный интерес, источник работы
мысли, источник взглядов на все окружающее его, источник едва ли
даже не всех его отношений частных и общественных. Множество
явлений русской жизни, русской действительности оказываются не-
объяснимыми или объясняются фальшиво, ложно и досадно терза-
ют вашу наблюдательность потому только, что источник этих явле-
ний отыскивается не в особенностях земледельческого труда, соткан-
16
ного из непрерывной сети на первый взгляд ничтожных мелочей, а
в чем-либо другом» 28 . Народники нередко идеализировали русское
крестьянство, преувеличивая степень его традиционности и припи-
сывая ему несуществующие качества.
Позднее подобная идеализация сыграла негативную роль в раз-
витии народничества как формы национализма, если, конечно,
признавать народническую идеологию в качестве националистиче-
ской. Идеализация крестьянства и ориентир на воображаемые сами-
ми народниками идеальные качества крестьянина не позволила на-
родничеству трансформироваться в национализм западного типа.
Вероятно, крестьянство было чрезвычайно узкой социальной базой
народничества, которая их не принимала, а нередко и отторгала.
Нельзя исключать то, что именно крестьянский фактор привел к по-
степенной маргинализации народничества, не позволив ему транс-
формироваться в национализм с «полной» социальной базой.
С другой стороны, Лавров не рассматривал нацию как самостоя-
тельную категорию. В политической концепции Лаврова нацио-
нальное не имело самостоятельного значения. Он полагал, что на-
циональные противоречия в современном мире вторичны в то вре-
мя, как основную роль в вызревании и протекании конфликтов игра-
ет политический фактор: «если бы не происходило столкновения
национальностей во имя случайных интересов их правителей или во
имя животного начала взаимного поедания, то на этом и остановил-
ся бы вопрос о значении национального элемента в прогрессе. Но
сейчас указанные обстоятельства придают историческое значение
прочности и материальной силе национальной организации. Нацио-
нальный вопрос на практике вызывает вопрос государственный» 29 .
Анализируя подобные идеи Лаврова, во внимание следует прини-
мать не только их оригинальность, но и значительную смелость вы-
водов и заключений русского народника, которого, вероятно, можно
рассматривать как одного из предшественников конструктивистской
традиции в изучении национализма, возникшей во второй половине
ХХ века и основанной на восприятии нации как политического фе-
номена, связанного в большей степени не с абстрактными ценно-
стями нации, а с принципами государственности и политического
суверенитета.
Следует особо подчеркнуть, что «Национальность» воспринима-
лась Лавровым как временная и внешняя форма организации обще-
ства: «всякая национальность может при счастливых обстоятельст-
17
вах сделаться историческим прогрессивным двигателем. Чем лучше
она поймет современные требования человечества, чем полнее во-
плотит их в формы своей культуры и в заявления своей мысли, тем
вероятнее будет для нее достижение этого исторического положе-
ния» 30 . Не рассматривая нацию как самостоятельную категорию
Петр Лавров ставил под сомнение и необходимость политики асси-
миляции, в случае Российской империи – русификации нерусских
народов: «стремление поедать чужие национальности, уничтожая их
особенности, есть факт антипрогрессивный. Человек, ставящий себе
подобный идеал, имеет столь же мало прав на название патриота,
как человек, проповедующий пользу уподобления общественной че-
ловеческой культуры нравам стаи волков или стада баранов, не име-
ет права на название человеческого мыслителя» 31 .
Вероятно, Лавров не понимал потенциал и возможности русифи-
кации в контексте формирования политической нации. Это было
связано с тем, что формирование мировоззрения русского народника
прошло в ту эпоху, когда понятия «нации» не существовало, а на-
циональное едва ли входило в число основных политических коор-
динат русского общества. Столь скептическое отношение к нации и
недооценка национального фактора в истории была вызвана рядом
факторов. Во-первых, Российская империя периода деятельности
Лавров была донациональным государством, в котором процесс
формирования нации еще не вступил в активную фазу. Поэтому
Петр Лавров и другие народники (а среди них и Глеб Успенский в
текстах посвященных жизни русской деревни – например, в «На-
родном гулянии в Всесвятском», «В деревне», «Деревенских встре-
чах» 32 ) не смогли избежать идеализации архаичности и традициона-
лизма, что в наибольшей степени проявлялось в жизни крестьянства,
которое вело «основательное, подлинно крестьянское, то есть ис-
ключительно земледельческое, хозяйство…» 33 . Во-вторых, традици-
онное общество, в котором был вынужден жить Лавров, не понима-
ло универсальность национального принципа. Последний будет
осознан только после первой мировой войны и распада многонацио-
нальных континентальных империй. В-третьих, в той политической
системе координат, в которой был вынужден действовать Лавров
принципы нации / национальности были слабы и, поэтому, не могли
конкурировать с, как казалось значительной части современников,
универсальными принципы лояльности церкви и монархии.

18
 История Запада рассматривалась Петром Лавровым как история
естественного и неизбежного противостояния и противоборства
различных наций: «большая часть истории национальностей про-
шла во взаимной резне и во взаимном поедании, то явилось учение
ложного патриотизма, учение, по которому гражданин ставил себе в
достоинство желание, чтобы его национальность поела все прочие.
Так как в политической истории принцип национальностей играл
немаловажную роль, то явилась политическая теория разделения
земли на государственные территории по национальности» 34 . В этом
контексте работы Лаврова представляют особый интерес, так как он
пытался связать принципы нации и политической организации об-
щества, чем, с одной стороны, предвосхитил преимущественной по-
литические интерпретации нации, которые имели место в ХХ веке, а,
с другой, опередил общественную мысль России последней четверти
XIX в., так как большинство его современников, занимавшихся на-
циональным вопросом, оперировали преимущественно фактическим
примордиалистским методологическим инструментарием.
Завершая настоящую статью, автор выдвигает несколько дискус-
сионных положений.
Первое, народническое движение можно рассматривать как от-
даленных исторических предшественников такого явления как «рус-
ская партия». Народники, с одной стороны, столь активно увлека-
лись «народной» и, следовательно, национальной фразеологией, что
сами, того не осознавая, сделали очень много для развития русской
национальной идентичности и политической актуализации русского
фактора. С другой стороны, автор полагает, что народничество как
политическое и интеллектуальное движение было не только очень
широким, но и чрезвычайно аморфным. Вероятно, следует признать
справедливым предположение В. Д. Жукоцкого и З. Р. Жукоцкой о
том, что народничество стало «разновидностью научно-утопичес-
кого сознания» 35 . Народничество чрезвычайно сложно определить
как чистое националистическое движение потому, что оно слабо со-
относится с классической дефиницией национализма, данной Эрне-
стом Геллнером. Э. Геллнер полагал, что под национализмом следу-
ет понимать «политический принцип, суть которого состоит в том,
что политическая и национальная единица должны совпадать» 36 .
Эта дефиниция феномена национализма представляется почти не-
применимой для народничества: Россия периода народнического
движения не знала четких определений самого феномена «нации».
19
Российское общество было домодерновым и донациональным, сама
русская нация не имела ни политических границ в контексте других
национальных групп, ни политических институтов, которые пред-
ставляли бы ее национальные интересы. Национальное содержание
было растворено в преимущественно политических концептах народ-
ников, которые, тем не менее, были среди первых авторов и полити-
ков, которые поставили на повестку дня национальные проблемы. Но
делали они это столь отвлеченно, что народничество в отличие от
движений-современников в национальных регионах Российской им-
перии не трансформировалось в национализм в классическом пони-
мании.
Второе, народников можно интерпретировать как предшествен-
ников русского национализма начала ХХ в. Несмотря на аморфность
и расплывчатость народнической идеологии, движение, вероятно,
следует рассматривать как один из ранних этапов в генезисе русско-
го национализма начала ХХ столетия. В частности, один из теорети-
ков русского национализма и консерватизма Лев Тихомиров, критик
демократии, ярый сторонник русификации, противник националь-
ных культур и теоретик самодержавия, свою политическую карьеру
начинал как народник по той причине, что именно народничество
оказалось той стартовой площадкой, которая актуализировала как
потенциально правые, так и левые политические тренды и течения.
Третье, принимая по внимание широкий и аморфный характер
анализируемого движения, народничество можно интерпретировать
как важный этап в генезисе коммунизма, если, конечно, восприни-
мать последний как форму русского национализма. Полагая, что не-
которые народники сыграли особую роль в генезисе русского нацио-
нализма, автор полагает, что генезис русского коммунизма так же не
обошелся без участия народников. Анализируя роль народников в
предыстории русского коммунизма и левой политической идеологии
в целом, во внимание следует принимать и фактор более позднего
советского исторического воображения, в рамках которого народни-
ческое движение фигурировало не только как прогрессивное, но и
как предшествующее революционной социал-демократии и комму-
низму. В этом контексте неслучайно то, что советский историогра-
фический канон стимулировал анализ подобной проблематики, свя-
занной с трансформацией народничества в марксизм.
Четвертое, народничество было частично национальным движе-
нием в донациональном и домодерном обществе, теоретики которо-
20
го не только были не в состоянии осознать важность национального
фактора и компонента в российской государственности, но и стали
основоположниками негативной динамики в последующем развитии
русского национализма. Народники были своего рода дефектным
или неполным национальным движением. Они не смогли осознать
мобилизационный потенциал национального партикуляризма, кото-
рый мог трансформироваться в сепаратизм. Народников почти не
волновала российская история и, в отличие от представителей дру-
гих национальных движений, они оказались не в состоянии предло-
жить обществу версии национальной истории, написанные в этниче-
ской системе координат. Русские народники были не в состоянии
сформировать образ «Другого». Последний фактор, вероятно, был
наиболее деструктивным и привел к крайне негативным результа-
там: русские националисты на протяжении всего ХХ века так и не
смогли выделить русскую идентичность как самостоятельную кате-
горию. Поэтому на протяжении длительного времени русские на-
ционалисты боролись с воображаемыми вызовами, отрицая украин-
скую или беларускую нацию, культивируя искусственную близость
и несуществующее братство, вместо того, чтобы признать их в каче-
стве «Других».
Пятое, народничество, несмотря на значительную уникальность
и национальную специфику движения, вероятно, можно сравнивать
с аналогичными националистическими движениями Европы второй
половины XIX столетия. Сравнение народничества с современными
ему национальными движениями практически не позволяет выде-
лить общие черты. Мы можем, вероятно, констатировать существо-
вание только особенностей и уникальных национальных черт. Не-
возможность полностью интегрировать народничество в историче-
ский европейский контекст актуализирует дефектность народниче-
ского движения как национализма. Тем не менее, если попытаться
принудительно (т.е. искусственно) «втиснуть» народничество в ев-
ропейский националистический контекст, то автор полагает воз-
можным сравнивать народничество с движением «фелькише» в
Германии. И тогда следует признать, что русское народничество по-
родило такую девиантную и тупиковую форму политической идео-
логии как большевизм. Точно так же как немецкое «фелькише»-
движение породило национал-социализм.
Современные русские националисты, которых, казалось бы, мож-
но рассматривать в качестве наследников «исторических» национа-
21
листов, в том числе и народников, отказывают народничеству в пра-
ве быть одним из ранних этапов в истории русского национализма.
В. Межуев, например, подчеркивает: «националист, как я понимаю,
тем и отличается от народника, выдающего себя за националиста,
что ценит и защищает в своем народе не только его общее сходство,
но заключенное в нем богатство индивидуальных различий и воз-
можностей, пусть в чем-то расходящихся, а то и конфликтующих
между собой. Он не стремится подвести всех под одну черту, а, на-
оборот, ратует за реализацию всего индивидуального многообразия,
содержащегося в данном народе» 37 . Олег Неменский вообще стре-
мится вывести народничество за пределы русской националистиче-
ской традиции, полагая, что оно, наоборот, стало важным стимулом
для развития украинского национализма, а не русского 38 . Вероятно,
подобная дискретность в развитии национальной идеи в России сви-
детельствует о том, что народническое движение в силу своей спе-
цифики пребывало вне пределов националистического дискурса в
Российской империи.
Подводя итоги настоящей статьи, во внимание следует прини-
мать ряд факторов. Народничество было чрезвычайно аморфным
движением, что в значительной степени усложняет его анализ как
формы национального / националистического движения. Народни-
чество возникло, развивалось и прошло в упадок в стране, в которой
существовала чрезвычайно архаичная, отсталая для XIX века поли-
тическая и экономическая система. В Российской империи традиция
доминировала над изменениями: крепостное право было отменено
только в 1861 году, независимые институты общественного и поли-
тического представительства отсутствовали, политический режим
имел ярко выраженные авторитарные черты. Именно в такой ситуа-
ции во второй половине 1860-х годов в России возникает феномен
народничества.
Что представляло собой это чрезвычайно неоднородное движе-
ние? Можем ли мы определить его как национальное или национа-
листическое движение, хотя понятия «национальное» и «национали-
стическое» в данном случае, вероятно, равноценны?
Автор полагает, что народничество, с одной стороны, не может
быть интерпретировано как национализм в классическом понима-
нии, несмотря на наличие в идеологии российских общественных
деятелей народнического направления некоторых проявлений или
элементов националистической идеологии, что, например, в боль-
22
шей степени относится к формированию образов «Другого». С другой
стороны, народничество, вероятно, можно рассматривать как своеоб-
разный протонационализм или национализм в предпарадигмальной
стадии. В пользу этого предположения свидетельствует то, что на-
циональная проблематика не доминировала в идеологии народниче-
ства, которая в большей степени была политической и / или соци-
ально-экономической. Национальная тема была растворена в широ-
ком спектре социальных и экономических вопросов, которые инте-
ресовали теоретиков и идеологов народнического движения.
Проблемы социальных и экономических трансформаций россий-
ского общества, формирование нации, образы «Другого» – вот лишь
некоторые проблемы, доступные в текстах идеологов народническо-
го движения, которые позволяют интерпретировать народничество
как протонационализм. Народничество может быть интерпретиро-
вано в общеевропейском контексте. В частности, возможными пред-
ставляются параллели с движением «фелькише» в Германии, хотя
близость может оказаться мнимой, построенной на созвучии назва-
ний и ложном родстве этих в принципе различных политических
движений.
В целом, автор полагает, что народничество сыграло особую
роль в трансформации интеллектуальной традиции в России во вто-
рой половине XIX столетия. Вероятно, народничество было первым
широким политическим движением с определенным национальным
/ националистическим содержанием, которое стало историческим
предшественником как правых (различные консервативные течения,
черносотенное движение, русский национализм начала ХХ столе-
тия), так и левых (социал-демократия) идеологий в Российской им-
перии конца XIX – начала ХХ века. Столь широкий характер народ-
нического движения, размытость его идеологической программы и
несомненная роль в последующем политическом и интеллектуаль-
ном развитии России свидетельствует о том, что народничество ну-
ждается в дальнейшем изучении.
1
О советском восприятии народничества см.: Генкина Э. Б. Ленин о рево-
люционном народничестве и народовольчестве // Пролетарская революция.
1930. № 2–3; Троицкий Н. А. Безумство храбрых. Русские революционеры и
карательная политика царизма 1866–1882 гг. М., 1978; Карпачев М. Д. Русские
революционеры разночинцы и буржуазные фальсификаторы. М., 1979; Он же.
Очерки истории революционно-демократического движения в России. Воро-

23
неж, 1985; Вахрушев И. С. Очерки истории русской революционно-демократи-
ческой печати 1873–1886 гг. Саратов, 1980.
2
Сергеев С. Восстановление свободы. Демократический национализм декаб-
ристов // Вопросы национализма. 2010. № 2. Критика работ С. Сергеева пред-
ставлена в текстах А. Севастьянова. См.: Севастьянов А. Дворяне, декабристы,
националисты (Возражения С. М. Сергееву и другим по поводу его статей). –
(http://www.sevastianov.ru/prochie-statji/dvoryane-dekabristy-natsionalisty.html).
3
Подробнее см.: Лакер У. Россия и Германия: наставники Гитлера. Вашинг-
тон, 1991; Он же. Черная сотня. Происхождение русского фашизма. М., 1994.
См. также: Хоскинг Дж. Россия и русские. М., 2003. Кн. 1–2.
4
Блохин В. В. Очерки истории народнической мысли второй половины ХIХ
века. М., 2009; Мокшин Г. Н. Эволюция идеологии легального народничества в
последней трети ХIХ – начале ХХ вв. Воронеж, 2010.
5
Касторнов С. Н. Народники-реформисты о социальных и общественных
проблемах России второй половины XIX – начала ХХ века: автореф. дис. ...
канд. ист. наук. Орел, 2002. Диссертация С. Н. Касторнова отражает воспри-
ятие русскими народниками национальных проблем, в частности – украинско-
го вопроса (С. 123–124, 132–135). Автор данной статьи полагает, что изучение
народничества в контексте национализма ставит больше вопросов, нежели от-
ветов. Вероятно, перспективной темой может стать сравнительное изучение
русского народничества и «українського народництва», русского народничест-
ва и младолатышского движения в Латвии (теоретиков и идеологов которого
пытались оценивать как местных народников – см.: Кирчанов М. В. Zemnieki,
latvieši, pilsoņi: идентичность, национализм и модернизация в Латвии. Воро-
неж, 2009), а также «неонароднических» движений в государствах (таутинин-
ски, ляудининки в Литве), которые возникли в результате распада Российской
Империи. Литовские слова «tautininkas» и «liaudininkas» можно перевести как
«народники», хотя в слове «tautininkas» больше «национального», а не «народ-
ного» содержания.
6
В советский период изучение трансформации народничества в русский
консерватизм и национализм было невозможно в силу идеологических причин.
Народники, которые отошли от революционного народничества, став монар-
хистами, консерваторами и националистами, превратились в объекты глорифи-
кации и героизации современного русского национализма. См.: Тихомиров Л.
Критика демократии. Статьи из журнала «Русское обозрение» 1892–1897 гг.
М., 1997.
7
Левая природа народнического движения активно культивировалась в со-
ветской историографии. См. подробнее: От народничества к марксизму. Воспо-
минания участников революционного движения в Петербурге (1883–1894 гг.).
Л., 1987.
8
Вероятно, народничество сравнимо с немецким национализмом (подроб-
нее см.: Данн О. Нации и национализм в Германии 1770–1990. СПб., 2003), но
результаты такого сравнительного анализа будут заведомо спорными.

24
 9
Переводов книг зарубежных исследователей о народничестве и национа-
лизме не так много. См. например: Мондри Г. Писатели-народники и евреи.
Г. И. Успенский и В. Г. Короленко (по следам «Двести лет вместе»). СПб., 2005.
10
Некоторые американские исследователи полагают, что в России не завер-
шен процесс формирования нации и идентичности. В частности, подобной
точки зрения придерживается Джеймс Биллингтон. См.: Биллингтон Дж. Рос-
сия в поисках себя. М., 2005. См. также: Billington J. H. Russia in search of it-
self. Washington-L., 2004.
11
В 2006 году автором была защищена диссертация на соискание ученой
степени канд. ист. наук «История развития латышского национального движе-
ния в XIX – начале ХХ века» по специальности 07.00.03 «Всеобщая история»,
несмотря на то, что Латвия в анализируемый период входила в состав Россий-
ской Империи. Поэтому, работая над текстом настоящей статьи, был велик со-
блазн перенести на почву российской истории XIX в. теоретические и методо-
логические подходы, которые признаны классическими при изучении всеоб-
щей истории, в частности – теории национализма. В этой ситуации автор отда-
ет себе отчет, что выводы статьи могут показаться искусственными, а сама те-
ма – надуманной трансплантацией западных историографических подходов.
12
Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991. С. 24.
13
Там же. С. 127.
14
Зарубина Н. Н. Самобытный вариант модернизации // Социологические
исследования. 1995. № 3. С. 50; Зверев В. В. Народничество // Общественная
мысль России ХVIII – начала ХХ века: Энциклопедия. М., 2005. С. 323.
15
О деятельности и роли И. Каблица-Юзова в развитии народничества см.:
Харламов В. И. Из истории либерального народничества в России в конце 70-х
– начале 90-х годов XIX века. Общественно-политические воззрения И. Каб-
лица (Юзова): автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 1980.
16
Юзовъ I. Нацiонализмъ, его приверженцы и враги // Русское богатство.
1882. № 7. С. 60–64.
17
Юзовъ I. Что такое народничество? // Неделя. 1880. № 31. С. 981–984. О
взглядах И. Каблица-Юзова на национальный вопрос см.: Харламов В. И. Идео-
логия правого народничества в публицистике Каблица-Юзова (1880-е гг.) //
Вестник МГУ. Сер. Ист. 1982. № 1. С. 33–35.
18
Лавров П. Л. Бедуин // Библиотека для чтения. 1841. № 5. С. 5.
19
Под ориентализмом традиционно понимают исследовательский подход
предложенный Эдвардом Вади Саидом, который положил начало постколони-
альному анализу (см.: Саид Э. В. Ориентализм. Западные концепции Востока.
СПб., 2006). Народничество не исследовано в контексте развития русского
ориентализма и формирования образов Востока в русской идентичности. Про-
блема «Русское народничество и ориентализм» заслуживает того, чтобы стать
темой отдельного, самостоятельного исследования.
20
Геллнер Э. Пришествие национализма. Мифы нации и класса // Нации и
национализм. М., 2002. С. 147.
21
Лавров П. Л. Пророчество // Голоса из России. 1857. Т. 4. С. 33.

25
 22
Ткачев П. Н. Народное гулянье // Встань, человек! М., 1986. С. 83.
23
Лавров П. Л. Русскому народу // Вперед! 1875. 19 июня (1 июля). С. 361.
24
Лавров П. Л. Новая песня // Голоса из России. 1857. Т. 4. С. 39.
25
Антисемитизм народнической идеологии является дискуссионной про-
блемой. Подробнее см.: Мондри Г. Указ. соч.
26
Лавров П. Л. Пророчество.
27
Лавров П. Л. Исторические письма. М., 1905. С. 198.
28
Успенский Г. И. Крестьянин и крестьянский труд // Успенский Г. И. Собр.
соч. М., 1956. Т. 5. С. 37.
29
Лавров П. Л. Исторические письма. С. 199.
30
Там же. С. 201.
31
Там же. С. 202.
32
Успенский Г. И. Собр. соч. М., 1955. Т. 1.
33
Успенский Г. И. Крестьянин и крестьянский труд. С. 7.
34
Лавров П. Л. Исторические письма. С. 204.
35
Жукоцкий В. Д., Жукоцкая З. Р. Русская Реформация ХХ века: статьи по
культурософии советизма. М., 2008. С. 85.
36
Геллнер Э. Нации и национализм. С. 23.
37
Межуев В. Народники и националисты // (http://www.apn.ru/publications/
print11221.htm).
38
Неменский О. Национализм городской и сельский // (http://www.apn.ru/pu-
blications/article22868.htm).

26
 Квасов О. Н.

Российский терроризм второй половины XIX века:

народнический аспект
Терроризм как форма политической борьбы имеет многовековую
историю, генезис и перспективы развития, которые напрямую свя-
заны с политической спецификой, ходом национальной истории, ха-
рактером общественно-политических и социальных процессов. От-
мечаемая подавляющим большинством исследователей главная осо-
бенность политического терроризма, заключается в стремлении при
помощи организуемых актов насилия решать некие важные полити-
ческие задачи. Привлекательность терроризма, в первую очередь,
связана с возможностью при минимальном использовании ресурсов
добиться конкретных поставленных целей, правда, далеко не всегда
с прогнозируемыми и ожидаемыми последствиями. Кроме того,
предпочтение террористических методов борьбы обусловлено высо-
кими тактико-стратегическими возможностями маневра террористов
и особой психологической ангажированностью террористических
действий. Очевидно, что насилие как фактор политического процес-
са существовало издревле, равно, как и всегда будет стремление ре-
шать сложные проблемы при помощи механизмов силового подав-
ления. Поэтому люди прибегали к террористическим методам на
протяжении всей своей истории и, маловероятно, что в обозримом
будущем от этого откажутся.
Дальнейшие исследования террорологической проблематики ре-
волюционного движения расширят наше представление о характере
политических процессов, специфике и взаимосвязи конкретных эпи-
зодов противостояния, приблизят к более полному пониманию со-
держания и сути революционного процесса. Кроме того, в отноше-
нии российского терроризма второй половины XIX века из-за оби-
лия разночтений существует необходимость фактического уточнения
дат и фигурантов террористических акций, а содержание некоторых
акции до сих пор остается не ясным. Террорологический взгляд на
народнический террор, по нашему мнению, позволит освежить и
придать новый импульс исследованию народовольчества и в целом
российского революционного движения.
Выделяют несколько этапов исторического развития террориз-
ма. Это, во-первых, тираномахия (монархомахия, тираницид) или
27
убийство высших лиц государства. Известная персонификация и ав-
торитаризм политической власти в Древнем и Средневековом мире,
как в определенной мере и сейчас, создает предпосылки для реше-
ния политических задач при помощи физического уничтожения пер-
вых лиц государства. Для этого не требуются сколько-нибудь мно-
гочисленные организации, а достижение цели зачастую приводит к
кардинальным политическим последствиям. Во-вторых, этап инди-
видуальных покушений на политических деятелей (аттентат), что
сопряжено с начавшейся в Новое время деперсонализацией полити-
ческого процесса, появлением института массовых партий, углуб-
ляющейся политизацией общества. И, в-третьих, собственно, терро-
ризм, как форма деятельности, ориентированная на совершение
упорядоченного насилия в отношении противников, что осуществ-
ляется уже при помощи организации планомерных действий специ-
альных подразделений и боевиков.
К многочисленным обоснованиям террористической деятельно-
сти преимущественно относят следующие. Во-первых, достижение
возможных при помощи террористических акций уступок от прави-
тельства или дезорганизации власти и ее структур. Реализация этих
целей может иметь формы цареубийства, «самозащиты» от прави-
тельственных репрессий, борьбы с провокаторством и прочие. Во-
вторых, регулятивная цель террора, которая подразумевает прямую
взаимозависимость, осуществляемых под нажимом террористиче-
ских акций правительственных реформ, их последовательности и
террористической активности революционеров. В рамках этой об-
ширной цели появились концепции ситуационного использования
террора и даже «педагогического» запугивания власти. Третий ар-
гумент терроризма базируется на эксцитативном (возбуждающем,
агитационном) значении террора и обосновывает последовательную
активизацию и экстремизацию масс с помощью повышения уровня
насилия. Эта теория нашла свое отражение в марксистском поступа-
тельном росте осознанности политической борьбы масс, в анархист-
ской «аккумулирующей» теории протестных действий, в полицей-
ской классификации форм политических протестов (от устной и
письменной пропаганды, через «террор единичный и массовый, пар-
тизанские выступления и экономический террор» к общему воору-
женному восстанию). В-четвертых, отдельная аргументация основы-
валась на «неуязвимости» террористов для правоохранительных ор-
ганов. Малочисленность террористических бойцов и их сторонников
28
превращалась в конспиративное преимущество, неуловимость бое-
виков и панический страх перед ними. В-пятых, возбуждающая жес-
токость терактов, как ни странно, в теориях террористов трансфор-
мировалась в гуманистический фактор. Вместо обилия народной кро-
ви в ходе революции и массовых столкновений, террористы предла-
гают ограничиться «кровопусканием» только представителей власти
и ее активных сторонников. Таким образом, террор становится аль-
тернативой революционным потрясениям и «предохранительным
клапаном» народных возмущений. Названные аргументы упомина-
ются наиболее часто, но не исчерпывают всего множества террори-
стических обоснований, которые продолжают развиваться и находят
своих приверженцев и в современном мире.
Террористический экстремизм народовольцев имел политиче-
ских и социальных предшественников. Неоднократные планы царе-
убийства были у декабристов, а одной из практических целей вос-
стания 14 декабря 1825 г. являлось убийство всего царствующего
семейства, что лишало бы династию прямого наследования престо-
ла. Причем в этих планах, ярко проявились тираноборческие пред-
ставления. Убийство должен был осуществить один человек, оруди-
ем покушения был выбран кинжал и, по всей видимости, как и по-
добает в традициях тираноборческого самопожертвования, в даль-
нейшем преступника ждал суд за формальное убийство.
К социальному, т.е. не имеющему организационных форм, но
широко распространенному крестьянскому экстремизму, проявляю-
щемуся на протяжении всего XIX в., можно отнести многочисленные
убийства помещиков и управляющих имениями. Дореволюционный
исследователь вопросов социально-политической агрессии И. А. Ма-
линовский приводит следующие показатели уровня крестьянского
насилия в русских губерниях: «В течение 19 лет (1836–1854 гг.) бы-
ло, по официальным сведениям, 75 случаев покушений на убийство
помещиков и помещиц, т.е. в среднем по 4 покушения ежегодно.
Убийств же помещиков, по официальным сведениям, за 20 лет
(1835–1854 гг.) было 144, т.е. 7 в год; за то же время было 29
убийств управляющих. В течение 9 лет (1835–1843 гг.) сослано было
в Сибирь за убийство помещиков 298 крепостных крестьян и 118
крестьянок, всего 416 человек». В числе проявляемых жестокостей
был и такой прецедент: «…в 1840 г. ярославский помещик Щепоч-
кин был взорван во время сна порохом, подложенным под спальню
дворовыми людьми» 1 . При упоминании этого случая напрашивается
29
аналогия с взрывом Зимнего дворца С. Н. Халтуриным в 1880 г. Од-
но из таких преступлений, легло в основу изобличительного стихо-
творения молодого Н. А. Добролюбова «На смерть помещика Оле-
нина, убитого крестьянами за жестокое обращение с ними» 2 .
В ежегодных отчетах III отделения Собственной Е. И. В. канце-
лярии и Корпуса жандармов причины преступлений крестьян харак-
теризовались стереотипно: «…из мщения за побои или для избежа-
ния наказаний, или от преднамеренного желания крестьян освобо-
диться от господской власти, желания, вынужденного продолжи-
тельными притеснениями, жестокостью и развратным поведением
владельцев и управителей» 3 (1844), «…в намерении освободиться от
крепостного состояния, в мщении за строгое обращение или в видах
корысти» 4 (1845), «причина этого рода преступлений относится
наиболее к строгому обращению или взыскательности за проступки
виновных и к личному мщению за притеснения» 5 (1847). Просвещен-
ными людьми понималась взаимосвязь этих случаев единичного на-
силия, ужасов пугачевщины и помещичьего гнета, однако механиз-
мы выхода из этого замкнутого круга насилия виделись по-разному.
Правильно оформленный терроризм демонстрировало польское
национально-освободительное движение. Именно в лице поляков, в
первую очередь, видело внутренних противников и самодержавие.
Польские заговорщики планировали покушение на императора Ни-
колая I в Варшаве 29 апреля 1829 г. и в Париже 7 сентября 1843 г. 6
Покушения и убийства представителей русской администрации
осуществлялись постоянно, что объясняется наличием обширной
национальной оппозиции, как в крае, так и за границей в лице поль-
ской эмиграции. В полицейских отчетах отмечается организованная
по «тройкам» и «десяткам» тайная сеть радикальной оппозиции.
Резкий рост националистических убийств предварял массовые вы-
ступления. Так, число жертв нападений к осени 1863 г. в городах
Царства Польского, Западного и Юго-Западного краев достигло
600 человек 7 . В числе этих преступлений варшавские покушения
1862 г.: тяжелое ранение 15 июня наместника А. Н. Лидерса, 21 ию-
ня касательное пулевое ранение нового польского наместника вел.
кн. Константина Николаевича, два неудачных покушения (26 июля и
8 августа) на начальника гражданского управления Польши графа
А. Велепольского, убийство 26 октября управляющего секретным от-
делением канцелярии наместника надворного советника Фелькнера
и др. Если учесть, что Польша в это время была частью Российской
30
империи, а акции польских националистов являлись разновидностью
внутреннего терроризма, то необходимо согласиться с мнением, что
первым террористическим актом в России было покушение на поль-
ского наместника А. Н. Лидерса, осуществленное подпоручиком
А. А. Потебней 8 . Польские националисты осуществили и первую
для России экспроприацию − в 1863 г. на нужды польского восста-
ния из Варшавского казначейства была изъята огромная сумма в
25 млн. злотых 9 . Причем с подавлением Польского восстания 1863–
1864 гг., количество террористических акций хоть и значительно
уменьшилось, но не прекратилось. При этом продолжал культиви-
роваться националистический оппортунизм, нередко приобретавший
массовые воинствующие формы.
В дальнейшем, несмотря на взаимное недоверие, неустойчивость
и сложность контактов 10 , опыт организации польского движения бу-
дет воспринят российскими террористами. Кроме того, стоит учи-
тывать, что в это же время активно действуют итальянское, грече-
ское, начинается балканское национально-освободительные движе-
ния, в ходе которых будут совершены неоднократные акции, совре-
менной юриспруденцией относимые к актам международного тер-
роризма. Так, итальянский карбонарий Ф. Орсини 14 января 1858 г.
в Париже бросил бомбу в кортеж императора Наполеона III. Фран-
цузский император не пострадал, а количество жертв среди публики
достигло 164 человек. Десять лет спустя, 27 мая 1867 г., во время
посещения Всемирной выставки в Париже Александром II, польский
фанатик А. Березовский крайне неуклюже пытался застрелить импе-
ратора. Таким образом, именно за национально-освободительными
движениями, вероятно, стоит признать пальму первенства в органи-
зации террористических кампаний и подразделений.
Весной-летом 1862 года по всей Российской империи прокати-
лись разрушительные городские пожары. Как отмечали современни-
ки, выгорали целые кварталы и улицы, в том числе в столице и ряде
губернских городов. При всей тривиальности этого несчастья для
деревянной России и уже имевшихся случаях таких масштабных
пожаров 11 , в этот раз особо указывали на многочисленность возго-
раний, одновременные пожары сразу в нескольких местах городов и
упоминаемые предупредительные письма. Несмотря на обширные
следственные действия, причины происшествий так и не прояснят-
ся, а версии продолжают появляться и сейчас. В бульварных газе-
тах и обывательской молвой муссировались две основные версии −
31
«польская» и «студенческая». Первая обвиняла поляков в лице
Польской революционной партии, в подтверждение чего были и по-
кушения в крае, вторая − студентов, под которыми подразумевали
уже социалистических пропагандистов. Вероятно, истинную подоп-
леку этих событий не знает никто или она производная от многих
случайных, а может быть и злонамеренных, но единичных происше-
ствий. Характерно то, что возникшую на основе массовых страхов
истерию, использовали или попытались это сделать и власть, уже-
сточая режим, вводя чрезвычайное законодательство и натравливая
обывателей на социалистических пропагандистов, и сами револю-
ционеры − на углубление паники и истерии была рассчитана пе-
чально известная прокламация П. Г. Зайчневского «Молодая Рос-
сия», написанная в апреле 1862 года.
Истеричность, нелепость и парадоксальность характеризуют два
следующих знаковых события в развитии экстремистских тенденций
революционного движения − покушение Д. В. Каракозова 4 апреля
1866 г. и убийство членами нечаевской организации 21 ноября 1869 г.
студента И. И. Иванова. Оба преступления произведены вопреки
коллективной воле членов; и то, и другое несуразны по организации,
подготовке и осуществлению; неврастеничность и болезненность
Каракозова отмечали современники, фантасмагория и обман лежали
в основе организаторских действий Нечаева. При всей впечатляю-
щей конструкции и пугающих названиях, ни ишутинский «Ад», ни
тем более нечаевский «Катехизис революционера» в практической
деятельности себя не проявили, оставшись на бумаге и в головах
своих авторов. Однако при всей несуразности этих двух преступле-
ний именно от них берут начало революционная «охота на импера-
тора» и практика убийств «шпионов и предателей».
Неоднократно озвученная мысль народников, демократической
интеллигенции и советской историографии о «непропорционально»
жестокой реакции царизма на революционную пропаганду, как в
царский период, так все чаще и в современных условиях, подверга-
ется сомнению. Достаточно очевидно, что каждая из сторон имеет
весомые доводы и основания для категоричных суждений. Однако
так как терроризм является субъективным фактором политического
процесса, то и его успешность, равно как и государственной борьбы
с ним, во многом определяются не количественными показателями
(число и статус жертв терактов, осужденных и казненных, и прочие),
а субъективными моментами, формирующими вокруг обширного
32
комплекса теракта его общественное восприятие. Создание мораль-
ного превосходства один из важнейших факторов в террористиче-
ской борьбе. И если после каракозовского покушения и нечаевской
истории моральное преимущество было на стороне царизма, то по-
сле начавшихся казней, политических судилищ и оправдания
В. Н. Засулич, общественные «душевные симпатии и порывы» пе-
решли на сторону революционеров. Чему способствовала и обшир-
ная пропагандистская работа народнической печати. Эту ситуацию
пытался изменить начальник Верховной распорядительной комис-
сии генерал-адъютант М. Т. Лорис-Меликов, вступив в диалог с об-
щественностью и предлагая реформаторскую инициативу. Это по-
чувствовали Л. Н. Толстой и В. С. Соловьев, рекомендуя Александ-
ру III помиловать первомартовцев, тем самым, лишив их склады-
вающегося мученического ореола. Однако император решил про-
явить «твердость воли, духа и силы» и, одержав физическую победу
над народовольцами, потерпел моральное поражение. В конечном
итоге, при всех аргументах объективных и мифических (претензии
современных «великодержавников», версии о зарубежных корнях
террора) «историческая правда» остается на стороне народников,
которые в своих действиях руководствовались высокими идеалами и
отстаивали их не щадя своих жизней. То, что эти идеалы и средства
их достижения подвергаются современному переосмыслению впол-
не закономерно. Задача исторической науки сделать это переосмыс-
ление продуктивным, не умаляющим перспектив и будущего нашего
народа и страны.
Полемика о народническом терроре все больше напоминает дис-
куссию о красном и белом терроре Гражданской войны, которая бес-
перспективно приобрела идеологический характер и уперлась в во-
прос о том, кто первым начал. В нашем случае, на этот вопрос отве-
тить проще. Призывать к политическому насилию, его организовы-
вать и осуществлять первыми стали народники. Однако спровоци-
ровала это насилие именно имперская власть и, в первую очередь,
нежеланием и неумением вести дискуссии со своими политически-
ми оппонентами. Это свойство российской власти наблюдается на
протяжении всей ее истории. И если революционные оппоненты ца-
ризма использовали терроризм как тактическую форму борьбы, то
репрессивное насилие для имперского режима в отношении поли-
тических противников было стратегией 12 . Реализовывалась она соз-
данием единой взаимосвязанной системы, объединявшей жандарм-
33
ские управления, общую полицию и охранные отделения. Это вело к
слиянию дознания, следствия и наказания в одних руках и позволя-
ло бесконтрольно использовать административное и уголовное пре-
следование к противникам режима. В конечном итоге, главную опас-
ность для самодержавия в «возможном слиянии народовольческого
террора со стихийным движением масс» охранке в XIX веке удалось
предотвратить 13 .
Как неоднократно заявляли сами народники, их первые насиль-
ственные акции носили «оборонительный» характер и были направ-
лены против «шпионов» и «предателей», которые давали откровен-
ные показания на следствии. В первую очередь, это коснулось фигу-
рантов «хождения в народ», в отношении которых жестокие следст-
вие и приговор были построены во многом на показаниях «откро-
венников». Так, 11 июня 1876 г. несколько членов киевского кружка
«Южных бунтарей» совершили нападение на предателя Н. Е. Гори-
новича, который не только дал ранее в полиции показания, но и под
чужим именем вновь попытался внедриться в организацию 14 . Рядом
со смертельно раненным предателем была оставлена записка с над-
писью: «Такова участь всякого шпиона» 15 . Уверенные в смерти Го-
риновича боевики, облили серной кислотой лицо предателя, что
опять же было модной в начале 70-х годов формой националистиче-
ской борьбы в Польше 16 , однако тот сумел выжить. Вкупе с нечаев-
ской историей, эта акция активно использовалась властью для контр-
пропаганды революционного движения. «Переживя нечеловеческие
страдания, несчастный остался жив, хотя от лица у него ничего не
осталось, кроме зарубцевавшейся на костях кожи с отверстиями для
дыхания и принятия пищи. Чтобы не пугать своим видом людей, он
всю остальную свою жизнь вынужден был носить на голове и на ли-
це черный мешок с отверстиями для носа и рта» 17 . Фотография не-
счастного получила в конце XIX века известное распространение и
на самом деле вызывает массу неоднозначных чувств и к Горинови-
чу, и к преступникам 18 .
Практика самосуда по отношению к предателям стремительно
приобрела широкое распространение. При этом формальные рамки
доказательства измены бывало игнорировались. Учитывая офици-
альное предупреждение о намерениях в отношении предателей, мно-
гочисленные прецеденты и организационные усилия при соверше-
нии таких преступлений, убийство предателей с полным основанием
относят к террористическим акциям. Инициатива и совершение
34
убийств исходили от отдельных революционных кружков, входящих
как в революционные объединения («Всероссийская социально-ре-
волюционная организация», «Земля и воля», «Народная воля»), так
и бывших формально самостоятельными. Землевольцы выделили и
специальную дезорганизаторскую группу, состоявшую из «боевых
троек», которая и осуществляла возмездия. Кроме нападения на
Н. Е. Гориновича известно 15 покушений, совершенных разными
революционными группами на предателей. Среди них: 5 сентября
1876 г. в Одессе на предателя В. А. Тавлеева, 19 июля 1877 г. на
агента полиции Н. Ф. Шарашкина (Г. Финогенов), 1 февраля 1878 г.
в Ростове-на-Дону на предателя А. Г. Никонова, 26 февраля 1879 г.
на агента полиции Н. В. Рейнштейна, в марте 1879 г. на предателя
Т. Курилова, 26 марта 1879 г. в Киеве на агента полиции В. Бара-
новского, 5 февраля 1880 г. в Петербурге на предателя-чернопере-
дельца А. Я. Жаркова, 29 июня 1881 г. на предателя-народовольца
С. И. Прейма, 8 января 1884 года под Харьковом на «изменника»
Ф. А. Шкрябу. Кроме того, в 1878 году революционеры убивают
«шпионов» Розенцвейга и Фетисова 19 . Известно о планировании и
других покушений, не осуществленных, но в судебных обвинениях
фигурируемых.
В дальнейшем «оборонительный» (внутренний) террор будет по-
стоянно сопровождать левые организации всех течений. При этом
революционная субкультура сколько-нибудь существенной разницы
между понятиями «провокатор», «шпион», «осведомитель», «агент»
не фиксировала. Насколько близко оборонительное и мстительное
основание террора соприкасались, показала деятельность киевского
кружка во главе с В. А. Осинским и Д. А. Лизогубом. За чрезмерную
активность при дознании и следствии, в Киеве 23 февраля 1878 г.
было совершено покушение на прокурора М. М. Котляревского 20 , а
27 мая 1878 г. ударом кинжала убит адъютант начальника Киевского
ГЖУ штабс-капитан Г. Э. Гейкинг 21 . Его убийца, Г. А. Попко, убе-
гая от многочисленных преследователей, смог скрыться в ночной
темноте, убив дворника и ранив городового. Позже к оборонитель-
ному террору стали относить сопротивление при арестах и обысках,
что становилось обыкновением с 1878 г., а также действия, наце-
ленные на освобождение арестованных или заключенных револю-
ционеров. Так, 1 июля 1878 года на окраине Харькова группа зем-
левольцев под руководством А. Д. Михайлова и М. Ф. Фроленко
предприняла вооруженную попытку отбить у жандармского конвоя
35
видного участника «хождения в народ» П. И. Войнаральского. Не-
сколько боевиков, открыв с обочины дороги стрельбу из револьве-
ров, планировали остановить полицейскую повозку, застрелить двух
жандармов и скрыться с освобожденным Войнаральским. «Испол-
нению замысла помешала недостаточная продуманность плана и не-
согласованность в действиях участников предприятия» 22 . Кроме то-
го, не хватило обыкновенной точности при стрельбе, что указывает
на далеко не лучшую подготовку боевиков 23 . В дальнейшем, даже
если учесть факторы огромного везение и случайности при неудач-
ных покушениях на Александра II, обращает на себя внимание низ-
кая квалификация террористов, которую они старались компенсиро-
вать огромной самоотдачей, целеустремленностью и удивительной
энергией. В конечном итоге, главная цель цареубийства будет дос-
тигнута, но не за счет опыта и профессионального превосходства
террористов над полицией, а за счет экстенсивного растранжирива-
ния людских, материальных и организационных возможностей, за
счет пожертвования всех ресурсов партии и ущемления иных форм
революционной деятельности.
Разочарование в мирных способах политической деятельности,
месть и стремление обратить внимание общественности на прави-
тельственные беззакония и жестокости приговоров подтолкнули ре-
волюционеров к агрессивно-эпатажным действиям. Поводом стала,
осуществленная по приказу петербургского градоначальника гене-
рал-адъютанта Ф. Ф. Трепова, противозаконная экзекуция 13 июля
1878 г. над землевольцем А. П. Боголюбовым (А. С. Емельянов). Ис-
тория получила широкую огласку и резонанс. О планах отомстить
Трепову высказались сразу несколько революционных групп, в том
числе и дезорганизаторская группа «Земли и воли». Однако, «в виду
происходившего в то время процесса 193-х, революционеры воз-
держивались от мести из опасения, как бы покушение не отразилось
на приговоре по этому делу» 24 . В. Засулич и М. Коленкина незави-
симо от других групп, спланировали покушения на Трепова и про-
курора «процесса 193-х» В. А. Желеховского. На следующий день
после оглашения жестокого приговора, на приеме посетителей
24 января 1879 г. Засулич выстрелила из револьвера в Трепова, по-
сле чего, не оказав сопротивления и попыток к бегству, была аресто-
вана. Коленкина на прием к прокурору попасть не смогла, и ее теракт
не состоялся. Как известно, судебные власти сочли целесообразным
разбирать это дело в рамках общей подсудности. 31 марта суд при-
36
сяжных оправдал Засулич, что одним дает основание считать это
данной обществом революционерам санкцией на террор, другим,
критически оценивать последствия всей судебной реформы, а треть-
им – видеть близорукость, дилетантизм или даже злонамеренность
отдельных представителей судебной власти, в частности председа-
теля суда известного правоведа А. Ф. Кони.
Местью за жестокий приговор на «процессе 193-х» объясняли и
покушение на шефа жандармов Н. В. Мезенцева. 4 августа 1878 г.
землеволец С. М. Кравчинский (Степняк) ударом кинжала смер-
тельно ранил Мезенцева, а в сопровождавшего его подполковника
Макарова, который сделал попытку преследовать преступника, вы-
стрелил А. И. Баранников. С места покушения террористы скрылись
на приготовленном экипаже и полицией обнаружены не были. Ус-
пех теракта был широко использован в пропагандистских целях, в
том числе с помощью брошюры, написанной Кравчинским «Смерть
за смерть!» 25 . Чуть позже вышла обширная прокламация «Прави-
тельственная комедия или призыв к обществу», которая была рас-
пространена осенью 1878 г. 26 Брошюра стала фактически террори-
стической программой землевольцев, в которой отразились причины
покушения, программа действий и требования террористов.
Опять же ответом на казни стало смертельное ранение 9 февраля
1879 г. харьковского генерал-губернатора князя Д. Н. Кропоткина,
осуществленное Г. Д. Гольденбергом. Поводом к покушению яви-
лись многочисленные жестокости в местных тюрьмах и суровые ме-
ры к участникам студенческих волнений. В Одессе в марте убивают
жандармского полковника Кнопа. Стандартные обвинения в жесто-
кости вызвали покушение 13 марта 1879 г. на нового шефа жандар-
мов генерал-адъютанта А. Р. Дрентельна. Слабая организация, не-
достаток подготовленных боевиков и отсутствие более-менее реаль-
ных планов покушений заставляли землевольцев пользоваться услу-
гами инициативных, но подчас случайных в террористической дея-
тельности людей. К таким терактам можно отнести нападение на ше-
фа жандармов студента Л. Ф. Мирского, который верхом на лошади
на полном скоку два раза выстрелил безрезультатно в окно кареты
Дрентельна 27 или покушение Марии Кутитонской 16 сентября 1882
года на приеме легко ранившей выстрелом из револьвера забайкаль-
ского военного губернатора Л. И. Ильяшевича 28 . Иногда такие поку-
шения осуществлялись без официальной санкции революционных
организаций, по личной воле, на собственные страх и риск − это
37
покушения 20 февраля 1880 г. И. О. Млодзецкого на «вице-импера-
тора» М. Т. Лорис-Меликова 29 и 13 ноября 1881 г. Н. М. Санковско-
го на товарища министра внутренних дел П. А. Черевина 30 .
Переход от мстительных обоснований терроризма к дезорганиза-
торским, произошел еще до появления «Народной воли». Громкие,
смелые угрозы по отношению к власти, ряд удачных террористиче-
ских акций и болезненная реакция царской администрации на рево-
люционное движение, посеяли панику и страх в политической элите
страны. При этом объективных причин для этого не было. Народники
опытным путем искали оптимальные способы террористического
воздействия. Удачные акции во многом объяснялись отсутствием
каких-либо мер охраны и элементарной безопасности даже у самых
высокопоставленных персон. Необходимость соблюдения таких мер
сталкивалась с неповоротливостью административного аппарата,
отсутствием навыков и техники персональной охраны, с предрас-
судками дворянского этикета. Силовым структурам приходилось, не
ущемляя привычного образа жизни охраняемых особ, обеспечивать
их безопасность, что было предельно сложно. Поэтому ряд террори-
стических акций был осуществлен фактически без подготовки, без
значительных временных и финансовых затрат.
К таким акциям можно отнести и третье покушение на Александ-
ра II. 28 мая 1879 г., примыкавший к землевольческой федерации
А. К. Соловьев, выразил желание произвести покушение на царя.
Совершенное при благоприятных условиях, − отличный стрелок Со-
ловьев без помех с близкого расстояния четыре раза выстрелил в
императора 31 , − это покушение еще раз продемонстрировало низкое
качество кадрового состава боевиков. При всем многообразии вер-
сий неудачи покушения, все они сходятся на личности Соловьева.
Вообще, уровень квалификации и подготовки террористов, в том
числе и психологической, являлся одним из самых уязвимых мест
народнического террора, что и было причиной провала большинства
акций. Так, в последний момент отказалась от покушения Людвига
Гильберт, пришедшая 24 мая 1879 г. в дом временного генерал-
губернатора Санкт-Петербурга И. В. Гурко и сдавшаяся охране 32 .
Кроме того, следует учесть относительно высокое число откровен-
ных показаний, которые давали следствию арестованные народни-
ки-террористы. Позже народовольцы перестанут полагаться на ини-
циативу и изъявляемое желание рядовых революционеров стать
террористом и будут отдавать предпочтение только проверенным
38
кадрам, среди которых все-таки окажутся предатели и ренегаты
(С. Дегаев, Л. Тихомиров). Критично можно оценить и конспира-
тивные навыки первых российских террористов. Несмотря на все
требования взаимной бдительности и осторожности, большинство
провалов будут не вследствие агентурной и оперативной работы по-
лиции, а из-за конспиративной халатности и небрежного отношения
к компрометирующим материалам.
Отделение террора от иных форм революционной деятельности,
постепенное взаимное втягивание в «воронку насилия» правитель-
ства и революционеров, необходимость всецело посвящать себя
терроризму и невозможность совмещать его с другой деятельно-
стью, для народников закончились партийным расколом. Формально
не абсолютизируя терроризм, считая его только одной из форм пар-
тийной деятельности, народовольцы вынуждены были, в первую оче-
редь, из-за тактических соображений и, во-вторых, из-за недоста-
точных ресурсов, полностью сконцентрироваться на цареубийстве.
Весной 1879 г. в Петербурге был основан Исполнительный ко-
митет «Русской социально-революционной партии», лидеры кото-
рой «единственно действенным средством борьбы с царизмом» оп-
ределяют террор. А. Д. Михайлов и А. А. Квятковский при содейст-
вии Н. А. Морозова в мае под Петербургом организовали подчинен-
ную комитету группу «Свобода или смерть». О короткой истории
этой группы мало что известно, и ее полный состав не выяснен до
сих пор. Нет ни одной исследовательской работы, ей посвященной 33 .
По всей видимости, эта группа играла переходную роль, консолиди-
руя сторонников террористической тактики. Созданная летом 1879 г.,
партия «Народная воля» сразу вынесла приговор императору Алек-
сандру II. Для лидеров организации эта цель превратилась в idée
fixe. Неудачи предыдущих покушений подвигли народовольцев к
использованию взрывных устройств, которые давали больший шанс
на успех, а зависимость результата покушения от ошибки одного
человека была значительно меньше. За короткий период было под-
готовлено восемь покушений, из которых три осуществлены.
С постепенным переходом от случайных акций к организован-
ному терроризму и необходимости цареубийства, стали все более
себя проявлять финансовые проблемы организации. Кроме трат на
конспиративные и транспортные нужды, требовались большие рас-
ходы на изготовление взрывных устройств и взрывчатых веществ,
подготовку сложных в техническом плане и соответственно денежно
39
затратных покушений на царя. Народники переходят к экспроприа-
циям: 3 июня 1879 г. ограблено Херсонское казначейство, в июле
почта под Киевом, в декабре 1880 г. предпринят подкоп под Киши-
невское казначейство. Попытки грабежа будут и позже: два неудач-
ных вооруженных нападения на почтовые разъезды под Харьковом
(10 и 24 октября 1883 г.), неудачная попытка грабежа почты под Во-
ронежем 17 ноября 1884 г. и др. Однако даже при успешных акциях,
ведя аскетический образ жизни и экономя на всем, народники по-
стоянно испытывали финансовый голод.
1 марта 1881 г. цель была достигнута, император умер. Однако
для партии это стало «пирровой победой». Идейная конструкция
всей террористической деятельности народовольцев с гибелью им-
ператора и отсутствием должной реакции народных масс рухнула.
Организационная система с полицейскими арестами развалилась, кад-
ровые ресурсы народовольцев исчерпаны. Оставшимся на свободе,
несмотря на проникшую в организацию провокацию (С. Дегаев), по
инерции удалось осуществить несколько терактов, имевших мсти-
тельную основу. 18 ноября 1882 г. С. Н. Халтурин и Н. А. Желваков
застрелили военного прокурора Одессы генерал-майора В. С. Стрель-
никова 34 . 16 декабря 1883 г. народовольцами В. П. Конашевичем и
Н. П. Стародворским при помощи провокатора Дегаева убит ин-
спектор тайной полиции Г. П. Судейкин. 8 августа 1884 г. Мария
Калюжная стреляет в начальника Одесского ГЖУ А. М. Катанского.
Однако это была уже агония народнического терроризма.
История подготовки и осуществления покушений на царя мно-
гократно исследовалась, публиковались документальные материа-
лы. Достаточно детально изучены биографии известных народо-
вольцев, идейные и политические позиции противников, взаимо-
связь терактов и действий царской администрации. При этом со-
храняется ряд моментов, которые не только вызывают конструк-
тивные вопросы, но и создают почву для конспирологических тео-
рий. К таковым можно отнести слабую изученность взаимодействия
народнических организаций между собой и с другими террористи-
ческими организациями, неопределенность материально-техничес-
кой, кадровой и организационной базы терроризма, туманность
контактов народовольцев с представителями придворного окруже-
ния и пр. На этой почве появляются смелые версии злонамеренно-
го содействия народническому террору со стороны зарубежных дер-
жав (Великобритания) 35 . Например, Н. Д. Литвиновым представлена
40
«гипотеза» не просто содействия, а полного руководства народниче-
ским террором со стороны Великобритании и Германии 36 . Не имея
на то ни одного документального подтверждения и даже не пытаясь
это как-либо объяснить, основываясь единственно на многочислен-
ных фактах пребывания революционеров за границей, Литвинов
смело предлагает свое видение народнического террора, которое он
именует «террорологическим» взглядом на историю. Однако взамен
террорологического анализа и объективного исследования, исполь-
зуя полный отказ от принципов историзма и «современное переос-
мысление» известных фактов, а нередко просто хамское 37 допуще-
ние в интерпретации малоизученного, автор создает злобный пам-
флет на революционное движение. При этом необходимо учитывать,
что во второй половине XIX века ни одно государство не имело
подразделений подрывного, диверсионного или специального на-
значения.
Охота народовольцев на императора неразрывно связана с про-
тиворечивыми тенденциями развития террористических идей в са-
мом революционном движении второй половины XIX века. Терро-
ристическая тактика, к которой пришли революционеры, стала кол-
лективным продуктом переосмысления всех трех основных направ-
лений движения. В огромной печатной пропагандистской работе,
сопровождавшей террористические акции народовольцев, отрази-
лось революционно-либеральное («пропагандистское») направле-
ние, анархистское («бунтарское») направление представлено иллю-
зиями по поводу народной поддержки и массового выступления по-
сле цареубийства, социально-революционными («заговорщически-
ми») по обоснованию оказались террористические действия руково-
дителей «Народной воли».
Наиболее ярым приверженцем радикализма являлся Н. А. Моро-
зов, но его позиция максимально широкого использования терро-
ризма «как систематического приема борьбы» не находила поддерж-
ки в руководстве народовольцев. Изданная в 1880 г. в Женеве его
брошюра «Террористическая борьба» явилась одним из мировых
террористических манифестов. Террор здесь трактуется как страте-
гическая форма борьбы, как «террористическая революция». Но
именно эта зацикленность на силовых акциях и не была принята на-
родовольцами, которые понимали несовместимость массовой рево-
люционной партии и террористической тактики, и не хотели себя
ограничивать рамками «бланкизма».
41
 Основными объектами террористических покушений (15 акций)
народников с 1866 по 1884 гг. стали провокаторы и предатели, в ре-
зультате чего были убиты 12 человек. Восемь покушений состоя-
лось на императора Александра II, 7 покушений на жандармских
офицеров разного уровня, 5 − на градоначальников и генерал-губер-
наторов, 2 покушения на прокуроров, кроме того, было совершено
6 экспроприаций. Случайные жертвы насчитывают почти 100 чело-
век убитых и раненых, большая часть которых (77 человек) жертвы
взрыва Зимнего дворца 5 февраля 1880 г. Данные цифры дают осно-
вание считать общей направленностью народнического террора са-
мозащиту и цареубийство. Вполне вероятно, что со временем могут
проясниться не включенные в это число местные акции и покуше-
ния народовольцев. Однако на общие тенденции анализа это суще-
ственно не повлияет.
Первоначально основным орудием террористов являлось исклю-
чительно холодное и огнестрельное оружие, а покушение осуществ-
лялось с близкого расстояния при контакте с жертвой. В дальней-
шем стали активно использовать изготовленные в лабораторных ус-
ловиях взрывные устройства, с помощью которых пытались взры-
вать инженерные сооружения (железные и городские дороги, зда-
ния) в которых находился император. Успешной оказалась акция,
при которой самодельная бомба была приведена в действие терро-
ристом-смертником в непосредственной близости от императора.
Общее число террористов не стоит ограничивать только испол-
нителями, которых было не более трех-четырех десятков. Террори-
стическая деятельность имеет сложный механизм и организацию, в
которой кроме исполнительной части, имеются оперативно-разведы-
вательные, кадровые, материально-хозяйственные и прочие струк-
туры, совсем не обязательно обслуживаемые одними и теми же
людьми. И хотя универсальная функциональность народовольцев
была очень высокой, общее число народнических боевиков было на
порядок выше количества исполнителей терактов.
Поражение народников не дискредитировало этот способ борьбы
в глазах революционного движения. Несмотря на критику, как со
стороны культурной общественности, так и марксистских сподвиж-
ников, терроризм на почве российских социально-политических и
экономических условий продолжил свое развитие и в теоретиче-
ском, и в практическом плане. Народнические идеи цареубийства
пытались повторно реализовать в 1887 г. «вторые первомартовцы»,
42
в 1888–1889 гг. С. М. Гинсбург и польские социалисты, в 1895 г.
группа И. Распутина. Терроризм активно проявился в армянском
национально-освободительном движении, которое с 80-х годов XIX в.
будет использовать в борьбе с Османской Турцией, как формы ин-
дивидуального терроризма, так и партизанско-диверсионную борьбу,
а с начала ХХ в. это движение затронет и российское государство.
Революционный терроризм начала ХХ века во многом продукт
переосмысления народовольческой борьбы. Опыт этой борьбы бу-
дет использован в организации структур и управления террористи-
ческих групп периода Первой российской революции, в решении
материально-технических вопросов этих подразделений, подготовке
и обучение террористов. Тактико-стратегические идеи народоволь-
цев вновь и опять же неудачно, попытаются реализовать революци-
онные партии в начале ХХ века.
То, что российский терроризм был обусловлен целым комплек-
сом факторов, подтверждает и последовавший через 20 лет новый,
еще более кровавый, террористический всплеск Первой российской
революции. В числе наиболее важных причин появления российско-
го революционного терроризма известный исследователь этой темы
О. В. Будницкий выделил следующие: во-первых, персонификация
российской власти, ведущая к искушению одной силовой акцией
разрешить политическую проблему; во-вторых, незавершенность
российских реформ, их половинчатость, оставлявшая большое коли-
чество социально-экономических и политических противоречий, на
базе чего формировался высокого уровня социальный экстремизм;
в-третьих, патриархальная пассивность большей части населения, не
имеющего традиций и опыта политической деятельности и остав-
ляющего политическую оппозицию один на один с царской вла-
стью; в-четвертых, противоречивая стратегия и тактика действий
власти в отношение террористических актов и угроз, метания от ре-
прессий к «либерализму», что частью революционного актива вос-
принималось как «эффективность и рациональность террористиче-
ской тактики» 38 .
К этим факторам необходимо добавить и пятый, − предельно ог-
раниченный выбор конвенциональных форм политического участия
российских подданных, вследствие чего большая часть россиян не
имела политических прав, а другая часть могла использовать лишь
одобрительные формы участия, в ином случае рискуя попасть под
критическую реакцию самодержца.
43
 Потрясения народовольческого террора оказались настолько глу-
боки для светских слоев, что даже в несчастных происшествиях
многим мерещились злонамеренные происки − устойчивые домыс-
лы ходили вокруг крушения царского поезда 10 октября 1888 г. у
станции Борки 39 , а скоротечная болезнь и смерть императора Алек-
сандра III вызвали сомнения в ее естественности.
Народнический терроризм был ярко выраженным политическим
явлением, не имеющим сколько-нибудь крупной социальной под-
держки. Политическая слабость народничества, проявившаяся в не-
достаточных организационных и кадровых ресурсах, не позволила
продуктивно воспользоваться дезорганизаторскими успехами тер-
рористов в борьбе с властью. Попытки использовать терроризм для
пропаганды политической активности масс столкнулись с патриар-
хальным отторжением крестьянства и политической слабостью про-
летариата, а националистическое движение поляков на совместные
действия с русскими революционерами, по многим причинам, было
не готово. В целом, социально-политическая база террористической
деятельности народников имела ограниченные возможности. Одна-
ко предпосылки этой деятельности были не устранены − системный
государственный кризис еще более углубился, революционные идеи
оказались жизнеспособны, а террористический опыт преемствен,
что проявится уже в более масштабной деятельности неонародников
начала ХХ века.
1
Малиновский И. А. Кровавая месть и смертные казни. Вып. 1. Томск, 1908.
С. 168.
2
Революционный радикализм в России: век девятнадцатый. Документаль-
ная публицистика. М., 1997. С. 71–73.
3
Россия под надзором. Отчеты III отделения Собственной Е. И. В. канцеля-
рии и Корпуса жандармов // Свободная мысль-XXI. 2003. № 1. С. 119.
4
Там же. № 2. С. 121–122.
5
Там же. № 3. С. 120.
6
Календарь русской революции издательства «Шиповник». 2-е изд. Петро-
град, [1917]. С. 118, 231.
7
Комзолова А. А. Политика самодержавия в Северо-Западном крае в эпоху
Великих реформ. М., 2005. С. 73.
8
Революционный радикализм... С. 47–48; Головков Г. З. Бунт по-русски: па-
лачи и жертвы. М., 2005. С. 443.
9
Гетманский А. Э. Политика России в польском вопросе (60-е годы XIX в.)
// Вопросы истории. 2004. № 5. С. 39.
10
Революционная Россия и революционная Польша (вторая половина XIX ве-
ка). М., 1967; Снытко Т. Г. Русское народничество и польское общественное
44
движение. 1865–1881 гг. М., 1969; Общественное движение на польских землях.
Основные идейные течения и политические партии в 1864–1914 гг. М., 1988.
11
О похожих пожарах в Костроме в 1847 г. указывается в отчете III Отделе-
ния, причем как отмечается: «… Между встревоженными жителями возникла
молва, что поджоги происходят от поляков». См.: Россия под надзором. С. 118.
12
Спор между «разоблачителями» и «апологетами» народнического терро-
ризма нашел свое выражение в полемике между историками Н. А. Троицким и
Г. С. Канном, представленной в разделе «Рецензии и полемика» на сайте «Рос-
сийские социалисты и анархисты после Октября 1917 года» (http://www. social-
ist.memo.ru).
13
Овченко Ю. Ф. Московская охранка на рубеже веков. 1880–1904 гг. Моно-
графия. М., 2010. С. 91.
14
Морозов К. Н., Морозова А. Ю. Границы и трактовки предательства в рос-
сийской революционной субкультуре // Российские социалисты и анархисты по-
сле Октября 1917 года (http://www. socialist.memo.ru./firstpub/y04/morosov4.htm).
15
Дебагорий-Мокриевич В. К. Воспоминания. СПб., 1906. С. 268–269.
16
Снытко Т. Г. Русское народничество... С. 69.
17
Козлинина Е. И. За полвека. 1862–1912 гг. Воспоминания, очерки и харак-
теристики. М., 1913. С. 479.
18
Гейфман А. Революционный террор в России. 1894–1917. М., 1997. С. 123.
19
Карелин А. Анархисты в народническом движении 70-х годов // Очерки
истории анархического движения в России: Сб. ст. М., 1926. С. 203.
20
Процесс социалистов Валериана Осинского, Софии Лешерн-фон-Герцфельд
и Варфоломия Волошенко. [Женева], 1879.
21
Лион С. Е. От пропаганды к террору. Вып. 1. М., 1925. С. 40–42.
22
Твардовская В. А. Н. А. Морозов в русском освободительном движении.
М., 1983. С. 79.
23
Фроленко М. Ф. Попытка освобождения Войнаральского // Собр. соч.: в
2 т. М., 1939. Т. 1. С. 276–287.
24
Календарь русской революции... С. 33–34.
25
Кравчинский С. Смерть за смерть (Убийство Мезенцева). С приложением
стихотворения А. А. Ольхина «У гроба» (посвящается поразившему Мезенцо-
ва) и со вступ. статьей В. Петровского. Пг., 1920.
26
Революционное народничество семидесятых годов XIX века. М.; Л., 1965.
Т 2. С. 66–70.
27
Прокламация «Покушение на жизнь Дрентельна» (Земля и воля. 13.03.
1879 г. Автор Н. А. Морозов) // Революционный радикализм... С. 412–413.
28
Ивановская П. С. М. И. Кутитонская // Каторга и ссылка. 1927. № 6 (35).
С. 177–192.
29
Снытко Т. Г. Русское народничество... С. 163; Итенберг Б. С., Твардов-
ская В. А. Граф М. Т. Лорис-Меликов и его современники. М., 2004. С. 111–112.
30
Переписка о покушении на главного начальника охраны его император-
ского величества генерал-майора П. А. Черевина. 1881 г. – РГИА (СПб.).
Ф. 1328. Оп. 2. Д. 81.

45
 31
Дело о возбуждении следствия о покушении А. К. Соловьева на Алексан-
дра II. 03.04.1879–08.03.1880 гг. – РГИА (СПб.). Ф. 1282. Оп. 1. Д. 492. Л. 113;
Кункль А. А. Покушение Соловьева. М., 1929.
32
Гвоздев М. Г. «Красный террор» против Санкт-Петербургского временно-
го военного генерал-губернатора И. В. Гурко // Вестник Саратовского государ-
ственного социально-экономического университета. 2009. № 1. С. 125–126.
33
Пелевин Ю. А. Александр Дмитриевич Михайлов // Вопросы истории.
2011. № 6. С. 59.
34
Обзор важнейших дознаний, производившихся в жандармских управлени-
ях империи за время, с 1 января по 1 мая 1882 г., по делам о государственных
преступлениях. [Б. м. и г.] С. 16, 51; Обзор важнейших дознаний, производив-
шихся в жандармских управлениях империи за время, с 1 мая по 1 сентября
1882 г., по делам о государственных преступлениях. [Б. м. и г.] С. 44, 54, 60.
35
Смирнов В. Н. Политический терроризм в Харьковской губернии (вторая
половина XIX столетия). Харьков, 2007; Стариков Н. В. От декабристов до
моджахедов. СПб., 2008.
36
Литвинов Н. Д., Суровцев И. С. Объект покушения – царь всея Руси. Во-
ронеж, 2006; Литвинова А. Н, Литвинов Н. Д. Первая кровь России. Зарожде-
ние революционно-террористического движения в Российской империи. 1861–
1879 гг. Воронеж, 2006.
37
Чего стоят «предположения», что А. К. Соловьев «страдал импотенцией
либо какой-то неизлечимой в то время венерической болезнью» и за него «роль
супруга в первую брачную ночь исполнял А. Михайлов». Или утверждение об
использовании в вербовке террористов «сексуального фактора» и «сексуальных
игр». См.: Литвинов Н. Д., Суровцев И. С. Указ. соч. С. 76, 165, 220.
38
История терроризма в России в документах, биографиях, исследованиях.
Ростов-на-Дону, 1996. С. 5–22; Будницкий О. В. Терроризм в российском осво-
бодительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX −
начало ХХ века). М., 2000. С. 30–44.
39
Богданович А. Три последних самодержца. М., 1990. С. 91–92, 109, 113, 151;
Изнар Н. Н. Записки инженера. Воспоминания // Вопросы истории. 2004. № 5.
С. 80–82; Таубе М. А. «Зарницы»: Воспоминания о трагической судьбе предре-
волюционной России (1900–1917). М., 2007. С. 26–29. Терактом эту катастрофу
считали Н. В. Муравьев (министр юстиции в 1894–1905 гг.), В. А. Сухомлинов
(военный министр 1909–1915 гг.), вел. кн. Александр Михайлович. Стоит ска-
зать, что железнодорожная трагедия под Борками была не исключительной и
не самой трагичной. Так, 29–30 июня 1882 г. в результате крушения почтового
поезда близ д. Кукуевка (ныне Тульская обл.) недалеко от ст. Бастыево Мос-
ковско-Курской дороги погибло 42 человека и 35 было ранено («кукуевская
катастрофа»).

46
 Сафронов О. С.

Исторические взгляды идеологов русского анархизма

как исследовательская проблема

Исторические взгляды М. А. Бакунина, П. А. Кропоткина и их по-

следователей в первой трети ХХ в. являются важной составляющей
идейно-теоретического наследия русского анархизма. Считая исто-
рические знания мощным идеологическим оружием в войне против
самодержавной власти, они заложили методологическую основу
своеобразной анархической исторической концепции. Ее обстоя-
тельный анализ может способствовать более глубокому пониманию
не только оценок русскими анархистами важнейших событий рос-
сийской и всеобщей истории, но и причин устойчивости анархиче-
ской традиции в современной России.
Взгляды идеологов российского анархизма давно привлекали к
себе внимание как отечественных, так и зарубежных исследовате-
лей. Но в основном изучались их политические, философские и
юридические концепции. Собственно исторические воззрения на-
ших выдающихся теоретиков антиэтатизма исследованы крайне
фрагментарно. Как заметил современный исследователь Е. В. Ста-
ростин, «статьи и книги Кропоткина, в которых он, так или иначе,
затрагивал историю России, особенности ее исторического пути,
историю революционного движения и т.п., не стали предметом
внимательного изучения» 1 . То же самое можно сказать и о других
русских анархистах.
В данной статье мы попытаемся разобраться с причинами недос-
таточной изученности исторических концепций российских анархи-
стов и определить основные исследовательские задачи, которые ну-
ждаются в разрешении.
Отечественную историографию по изучению исторических взгля-
дов идеологов антиэтатизма целесообразно разделить на три перио-
да: дореволюционный, советский и современный.
Для дореволюционного периода характерны: многополярность
исследовательских концепций, мировоззренческий плюрализм, на-
личие разных идейных ориентаций. С другой стороны, обществен-
но-политические и исторические взгляды идеологов анархизма

47
анализировались заведомо тенденциозно, так как подчинялись зада-
чам идеологической борьбы.
Марксистский подход был обоснован в работах К. Маркса,
Ф. Энгельса, Г. В. Плеханова и В. И. Ленина. Из русских марксистов
наиболее взвешенная критика анархизма (например, отрицание по-
зитивной роли пролетариата в буржуазных революции и парламен-
таризме) дана в произведениях Ленина 2 .
Либеральный подход представлен работами Н. И. Кареева,
А. М. Васютинского и Е. В. Тарле. Эти ученые впервые обратили
внимание на исторические взгляды Петра Кропоткина, проанализи-
ровав его фундаментальный труд «Великая Французская революция
1789–1793 гг.». Были подвергнуты справедливой критике воззрения
автора на деятельность Робеспьера, указано на необходимость чет-
кого классового деления на горожан, крестьян и буржуазию 3 .
Сами русские народники, включая анархистов, об исторических
воззрениях Бакунина и Кропоткина писали мало, больше интересу-
ясь их революционной деятельностью 4 .
В целом, дореволюционные исследователи проделали большую
работу по изучению идейного наследия идеологов анархизма. Были
собраны основные факты из биографий Бакунина и Кропоткина,
проанализированы их политические взгляды, теории революции и
т.д. Однако вне поля зрения оказалось множество вопросов, связан-
ных с рациональными положениями их исторического мировоззре-
ния. Практически не было попыток рассмотреть философию исто-
рии идеологов анархизма, а также вопросы, связанные с интерпре-
тацией истории нашей страны теоретиками неоанархизма первой
трети ХХ в.
С 1917 года начинается советский период изучения истории рус-
ского анархизма. Основным критерием для определения степени на-
учности исследования на долгие годы становятся труды классиков
марксизма-ленинизма. Но это вовсе не означало, что наследие оте-
чественных анархистов было предано забвению.
В 20-е годы сохранялся, хотя и в урезанной форме, политический
и идейный плюрализм. Именно тогда на волне общественного инте-
реса ко всему революционному идет интенсивная публикация про-
изведений Бакунина 5 . Появляются его подробные биографии, напи-
санные Ю. Стекловым, А. Корниловым и В. Полонским, правда в
основном апологетического характера 6 .

48
 Больше стали писать и о Кропоткине 7 . Например, А. А. Боровой,
анализируя философию истории Кропоткина, справедливо критико-
вал Петра Алексеевича за идеализированное восприятие Средневе-
ковья, за его романтическое представление догосударственных
форм общественной организации, за его предвзятые взгляды на ис-
торическую роль государства в общественном развитии 8 .
Значительный интерес для анализа взглядов Бакунина и Кропот-
кина имеют коллективные сборники по истории анархистского дви-
жения и антиэтатисткой идеологии 1920-х гг., подготовленные рус-
скими неоанархистами 9 .
Марксисткий подход получил отражение в трудах таких авторов
как Н. М. Лукин, С. Д. Куниский, В. П. Позняков, Я. М. Захер 10 .
Вклад Кропоткина в развитие отечественной исторической науки
они оценивали довольно пристрастно. Лишь Лукин, анализируя
взгляды Кропоткина на Французскую революцию, со знанием дела
доказывал, что отсутствие анализа экономического состояния доре-
волюционной Франции в его монографии является серьезным упу-
щением.
В целом можно констатировать что, в 20-е гг. ХХ века началось
систематическое и планомерное изучение истории русского анар-
хизма. Однако исторический аспект идеологии антиэтатизма был за-
тронут крайне слабо. Практически ничего не было сделано по осве-
щению исторических взглядов Бакунина. Изучались лишь взгляды
Кропоткина и то в основном в разделе всеобщей истории.
В 30–50-е годы интерес к анархистской тематике переживает
спад, обусловленный политикой власти. Это касается и числа пуб-
ликаций, и качества научного анализа. Только В. П. Бузескул в сво-
ем обобщающем историографическом труде поставил труд Кропот-
кина по истории Французской революции в один ряд с крупными
монографиями выдающихся знатоков всеобщей истории 11 . Однако
типичным выразителем марксистского отношения к анархистам стал
горьковский педагог В. Г. Кустов. Он дал тенденциозную оценку
упомянутой работе Кропоткина, обвинив его в извращении истории
Французской революции. Причем это извращение было «на руку
идеологам буржуазии» 12 .
Исследования анархистской доктрины заметно активизировались
лишь после XX съезда КПСС, когда стало возможным не только
критиковать, но и объективно анализировать. Суть «объективистско-
го» подхода сводилась к попыткам ученых изучать идеи теоретиков
49
русского анархизма без сознательного их искажения или упроще-
ния, но оставаясь в рамках марксистско-ленинской идеологии.
Среди исследователей анархизма в 60-80-е гг. в первую очередь
следует назвать Н. М. Пирумову. Ее монографическая трилогия о Ба-
кунине заложила прочный фундамент в деле беспристрастного изу-
чения наследия родоначальника русского анархизма 13 . Такой же вы-
сокой оценки достойна и написанная Пирумовой биография Кро-
поткина, которая стала надежным ориентиром для последующих
поколений исследователей 14 .
Крупный вклад в осмысление философии русского анархизма
внесли А. Д. Косичев, В. А. Малинин и П. И. Моисеев 15 . Впервые
была предпринята попытка исследовать истоки анархистских воз-
зрений Бакунина и Кропоткина, причины их аполитизма и федера-
лизма. Что касается исторических воззрений анархистов, то здесь
больше повезло Кропоткину. Его понимание истории Великой
французской революции продолжали изучать Е. В. Старостин,
А. В. Гордон и В. М. Далин 16 . Е. А. Ибрагимова подняла вопрос о
влиянии Кропоткина на творчество известного историка Н. И. Ка-
реева 17 . В. Н. Данилов исследовал роль народа в историческом про-
цессе в интерпретации Кропоткина 18 .
Но, несмотря на увеличение количества публикаций об идеоло-
гах российского анархизма, остался значительный пласт проблем,
незатронутых авторами. Прежде всего, это понимание Бакуниным и
Кропоткиным причин и движущих сил исторических событий, на-
правленности исторического процесса, происхождения и эволюции
государства, а также интерпретация ими основных этапов истории
России.
С 1991 г. берет свое начало современная историография темы.
Распад Советского союза коренным образом отразился и на процес-
се изучения общественно-политических взглядов Бакунина, Кропот-
кина и теоретиков анархизма первой трети XX века. Ликвидация
идеологической цензуры, кризис марксистско-ленин-ской методоло-
гии истории способствовали появлению новых исследовательских
парадигм и в рассматриваемой области. Доминирующим подходом
стал либеральный, акцентирующий свое внимание на борьбу с
большевизмом. Возродился и анархический подход, сторонники ко-
торого выступали за возвращение идеологов антиэтатизма в число
выдающихся мыслителей XIX–XX веков.

50
 Знаковым явлением для 90-х гг. стало создание в Институте эко-
номики РАН Комиссии по изучению творческого наследия Кропот-
кина 19 , а также проведение международных научных конференций,
приуроченных к 150 и 160-летию со дня рождения этого выдающе-
гося мыслителя 20 .
В области изучения исторического наследия Кропоткина следует
отметить работу А. В. Гордона. Автор рассмотрел ряд категорий
философии истории идеолога анархизма, и пришел к выводу, что у
Кропоткина «нравственность соединяет цель и способ существова-
ния идеального общества, поскольку законы замещаются обычаями,
наказание – воспитанием, администрирование – привычками» 21 . За-
служивает внимание и статья С. А. Гомаюнова, посвященная рас-
смотрению общеисторических взглядов Кропоткина. Основное вни-
мание исследователя привлекла тема соотношения взглядов Кропот-
кина и российской научной мысли конца XIX – начала XX века 22 .
Изучение проблематики всеобщей истории в понимании Кропот-
кина продолжил А. В. Гордон. Он провел анализ взглядов Кропоткина
на Великую французскую революцию. Автор приходит к выводу, что
в современных условиях «приобретает особую актуальность этиче-
ская устремленность сочинений Кропоткина, и в этом контексте мо-
жет быть востребована его рецепция Великой французской револю-
ции» 23 .
Новую тему в исторических взглядах Кропоткина на всеобщую
историю открыл А. Г. Иванов. Он первым охарактеризовал взгляды
идеолога анархизма на историю Канады. Определяя роль историче-
ского опыта Канады в идейной эволюции Кропоткина, автор прихо-
дит к выводу о соразмерном влиянии на него, как истории Франции,
так и истории Канады. Однако, «если исторический опыт Франции
давал ему революционные модели, то история Канады исключи-
тельно эволюционные, реформистские» 24 .
В XXI веке идеология русского радикального анархизма про-
должает привлекать внимание исследователей. С 2001 г. ежегодно
проходят международные «Прямухинские чтения», посвященные
Бакунину. В 2002 г. прошла международная конференция «Петр
Алексеевич Кропоткин и проблемы моделирования историко-
культурного развития цивилизации», собравшая ведущих отечест-
венных и зарубежных кропоткиноведов 25 . В 2007 г. увидел свет биб-
лиографический словарь-справочник, содержащий выходные дан-
ные более чем 8 тыс. работ по анархизму в России. Подготовленная
51
известными анарховедами В. Д. Ермаковым и П. И. Талеровым биб-
лиографическая работа стала ценным подспорьем в деятельности
историков 26 .
Наиболее близким к теме «исторические взгляды идеологов рус-
ского анархизма во второй половине XIX – первой трети XX веков»
стал доклад Е. В. Старостина, прочитанный им в 2002 г. в Санкт-
Петербурге. Автор наметил основные ориентиры изучения историче-
ских взглядов Кропоткина по истории России. Ученый подчеркива-
ет, что «его (П. А. Кропоткина. – О. С.) оригинальная концепция
развития общества, базирующаяся на цикличности цивилизаций,
должна стать достоянием отечественной исторической науки» 27 .
Идейное наследие теоретиков анархизма первой трети XX века
получило лишь частичное освещение в работах авторов. В частно-
сти, в кандидатской диссертации В. В. Кривенького, посвященной
деятельности анархистов в годы Первой русской революции 1905–
1907 гг. дается краткая характеристика направлений русского анар-
хизма 28 . Заслуживает внимание исследовательская работа А. Л. Ни-
китина об анархистах 20-х гг. XX столетия 29 , а также монография
С. Ф. Ударцева о политической и правовой теории анархизма (ее
четвертая глава содержит анализ политической теории посткласси-
ческого анархизма) 30 .
В последнее время появились исследования, посвященные исто-
рическим взглядам теоретиков анархизма первой трети XX века.
Так, Г. В. Новоселов подверг анализу исторические воззрения тео-
ретика анархо-индивидуализма А. А. Борового, сравнив их с взгля-
дами Бакунина и Кропоткина 31 . В дальнейшем Новоселов предпри-
нял попытку охарактеризовать в целом исторические воззрения тео-
ретиков анархизма начала XX века 32 .
В традиции анархического подхода, наиболее близко к интере-
сующей нас теме, работает философ и участник современного анар-
хического движения П. В. Рябов. Исследователь сумел открыть но-
вые сюжеты, посвященные анализу исторических взглядов идеоло-
гов анархизма. В частности, его привлекла тема, связанная с фило-
софией истории Бакунина 33 и Кропоткина. Выделив пять структур-
ных элементов мировоззрения Кропоткина, автор пришел к выводу,
что, несмотря на достоинства его философии истории, «историосо-
фия Кропоткина столь же противоречива, как и все его учение» 34 .
Таким образом, в начале ХХI века продолжился анализ истори-
ческих взглядов теоретиков анархизма. Впервые стали предметом
52
изучения историософские взгляды Бакунина и Кропоткина. Про-
явился интерес исследователей и к историческим взглядам теорети-
ков неоанархизма первой трети XX века. Однако, в целом, тема ис-
торических взглядов идеологов русского анархизма во второй поло-
вине XIX – первой трети XX веков в указанный период не была рас-
крыта и требует систематического изучения.
Анархистское наследие Бакунина, Кропоткина, теоретиков анар-
хизма первой трети XX века изучали и зарубежные исследователи,
среди которых доминировали анархистский и либерально-демокра-
тический подходы 35 . Их оценки, как и у русских авторов, колеблют-
ся в широком диапазоне – от апологии до негативного отношения.
Однако мы вынуждены констатировать, что зарубежные ученые, ис-
следуя анархистскую теорию, совсем не обращались к анализу их
исторических взглядов. Основная исследовательская деятельность
разворачивалась вокруг их политической теории, а также вокруг био-
графического описания жизненного пути известных революционеров.
Итак, за последние сто лет отечественными и зарубежными ав-
торами проделана большая работа по изучению анархистского на-
следия идеологов русского анархизма второй половины XIX – пер-
вой трети XX веков. Ученые проанализировали некоторую часть во-
просов теории революции и футурологической концепции идеоло-
гов антиэтатизма, предприняли попытку разобрать философию ис-
тории Кропоткина. Однако вклад Бакунина и Кропоткина в арсенал
мировой исторической мысли явно недооценен, т.к. их историосо-
фия, по признанию ряда исследователей, таит в себе массу позитив-
ных тезисов, до конца не осмысленных исторической наукой. Во-
просы же связанные с интерпретацией идеологами антиэтатизма ис-
тории России в лучшем случае были только обозначены, но не ре-
шены. Поэтому у нас есть все основания констатировать: проблема
специфики исторических взглядов русских анархистов еще не ста-
новилась предметом специального теоретического и конкретно-
исторического анализа, хотя отдельные аспекты этой проблемы за-
трагивались в работах отечественных и зарубежных специалистов.
Потребность в реконструкции исторических взглядов идеологов
русского анархизма ставит перед исследователями целый комплекс
взаимосвязанных проблем. Среди них:
– выявление источников их мировоззрения;
– анализ теоретико-методологических принципов исторической
гносеологии;
53
 – оценка теории прогресса и представлений о движущих силах
исторического процесса;
– систематизация и оценка взглядов идеологов русского анар-
хизма по проблемам всеобщей и отечественной истории.
1
Старостин Е. В. П. А. Кропоткин – историк России // Петр Алексеевич
Кропоткин и проблемы моделирования историко-культурного развития циви-
лизации: материалы международной научной конференции. СПб., 2005. С. 10.
2
См.: Ленин В. И. О национальной гордости Великороссов // Ленин В. И.
Избр. произведения: в 3-х т. Т. 1. М., 1980; Он же. Две тактики социал-демок-
ратии в демократической революции // Там же.
3
Кареев Н. И. Новая книга по истории Французской революции // Голос
минувшего. 1913. № 1; Васютинский А. М. Кропоткин как историк Француз-
ской революции // Голос минувшего. 1913. № 1; Тарле Е. В. Рабочий класс
Франции в эпоху революции. СПб., 1911.
4
См.: Драгоманов М. М. А. Бакунин о правде в революции // Вольное слово.
Женева, 1882. № 26; Шенрок В. Михаил Александрович Бакунин: Биографиче-
ский очерк // Рус. старина. 1896. Т. 88. № 12; Иванчин-Писарев А. И. Побег
князя П. А. Кропоткина // Былое. 1907. № 1/13; Сватиков С. Г. Студенческое
движение 1869 года: (Бакунин и Нечаев) // Наша старина. 1907. № 1.
5
Анархистское издательство «Голос Труда» в тяжелых условиях Гражданской
войны смогло опубликовать собрание сочинений Бакунина. См.: Бакунин М. А.
Избр. соч.: в 5 т. Пг.; М., 1919–1921.
6
Стеклов Ю. Михаил Александрович Бакунин. Его жизнь и деятельность
(1814–1876): в 3 ч. М.; Л., 1920–1927; Корнилов А. А. Годы странствий Михаи-
ла Бакунина. Л.; М., 1925; Полонский В. П. М. А. Бакунин в эпоху 40-х – 60-х
годов. М., 1921.
7
См.: Боровой А. А. Анархизм. М., 1918; Гроссман-Рощин И. Октябрьская
революция и тактика анархо-синдикалистов // Голос Труда. 1919. № 1; Гор-
дин А. Л. От юридического анархизма к фактическому. М., 1920.
8
См.: Боровой А. А. Указ. соч.
9
Петр Кропоткин. Сб. ст., посвященный памяти П. А. Кропоткина. Пг.; М.,
1922; Михаилу Бакунину. 1876–1926. Очерки истории анархического движе-
ния в России. М., 1926; Михаил Бакунин. 1876–1926. Неизданные материалы и
статьи. М., 1926.
10
См.: Лукин Н. М. П. А. Кропоткин. Великая Французская революция 1789–
1793 // Научные известия Академического центра Наркомпроса. Т. 1. М., 1922;
Куниский С. Д., Позняков В. П. Общинные земли в эпоху Великой Француз-
ской революции. М., 1927; Захер Я. М. Бешеные. Л., 1930.
11
Бузескул В. П. Всеобщая история и ее представители в России в XIX и на-
чале XX века. Л., 1931.
12
Кустов В. Г. Кропоткин как историк Французской революции конца XVIII
века // Труды Горьковского гос. пед. ин-та. 1939. № 3. С. 185.
13
Пирумова Н. М. Михаил Бакунин: Жизнь и деятельность. М., 1966; Она же.
Бакунин. М., 1970; Она же. Социальная доктрина М. А. Бакунина. М., 1990.
54
 14
Пирумова Н. М. Петр Алексеевич Кропоткин. М., 1972.
15
См.: Косичев А. Д. Анархисты // История философии в СССР. Т. 4. М.,
1971; Малинин В. А. Философия революционного народничества. М., 1972; Мои-
сеев П. И. Критика философии М. Бакунина и современность. Иркутск, 1981.
16
См.: Старостин Е. В. К истории изучения П. А. Кропоткиным Великой
Французской революции конца XVIII века // Французский ежегодник за 1967
год. М., 1968; Гордон А. В. Кропоткин читает Жореса // Великая Французская
революция и Россия. М., 1989; Далин В. М. Кропоткин – историк Великой
Французской революции // Историки Франции ХIХ–XХ веков. М., 1981.
17
Ибрагимова Е. А. Н. И. Кареев и П.А. Кропоткин: (К вопросу об одном из
идейных источников творчества Н. И. Кареева) // Вопросы всеобщей истории
и историографии. Томск, 1983.
18
Данилов В. Н. П. А. Кропоткин о роли народных масс в историческом про-
цессе // Тезисы научно-технической конференции профессорско-препо-
давательского состава Всесоюзного заочного электротехнического ин-та связи.
М., 1967. Вып. 2.
19
Председателем комиссии был избран академик Л. И. Абалкин, заместите-
лем председателя – доктор исторических наук Е. В. Старостин.
20
Труды международной научной конференции, посвященной 150-летию со
дня рождения П. А. Кропоткина. Вып. 1. М., 1995; Вып. 2. М., 1997; Вып. 3.
М., 2001; Вып.4. М., 2002.
21
Гордон А. В. Кропоткин – теоретик // Труды комиссии по научному насле-
дию П. А. Кропоткина. Вып. 1. С. 33.
22
См.: Гомаюнов С. А. Философско-исторические взгляды П. А. Кропоткина
в контексте отечественной мысли конца XIX – начала ХХ в.: несостоявшийся
диалог // Труды международной научной конференции, посвященной 150-
летию со дня рождения П. А. Кропоткина. Вып. 1. С. 56–72.
23
Гордон А. В. Кропоткин в российской рецепции Великой французской ре-
волюции // Там же. С. 89–90.
24
Иванов А. Г. Исторический опыт Канады глазами П. А. Кропоткина: авто-
реф. дис. … канд. ист. наук. Челябинск, 2005. С. 23.
25
Петр Алексеевич Кропоткин и проблемы моделирования историко-куль-
турного развития цивилизации. СПб., 2005.
26
См.: Анархизм в истории России: от истоков к современности: библио-
графический словарь-справочник. СПб., 2007. 724 с.
27
Старостин Е. В. П. А. Кропоткин – историк России. С. 20.
28
Кривенький В. В. Анархисты в революции 1905–1907 гг.: автореф. дис. …
канд. ист. наук. М., 1990.
29
Никитин А. Л. Заключительный этап развития анархистской мысли в Рос-
сии // Вопросы философии. 1991. № 8. С. 89–101.
30
Ударцев С. Ф. Политическая и правовая теория анархизма в России: исто-
рия и современность. М., 1994. С. 3.
31
Новоселов Г. В. Исторические воззрения М. А. Бакунина, П. А. Кропотки-
на и А. А. Борового // Общественная самоорганизация в мировой истории: сб.
науч. ст. Омск, 2006. С. 88–103.
55
 32
Новоселов Г. В. Анархическая историческая мысль первой четверти XX
столетия // Омский научный вестник. Сер. Общество. Ист. Современность. № 6
(74). 2008. С. 13–17.
33
См.: Рябов П. В. Историософия Михаила Бакунина // Прямухинские чте-
ния 2001–2003 годов. Тверь, 2004. С. 50–63; Он же. Философия истории Ми-
хаила Бакунина // Михаил Александрович Бакунин: Личность и творчество: (К
190-летию со дня рождения). Вып. III. М., 2005. С. 73–88.
34
Рябов П. В. Философия истории П. А. Кропоткина // Петр Алексеевич
Кропоткин и проблемы моделирования историко-культурного развития циви-
лизации. С. 156.
35
См.: Nettlau M. Biblliographie de l`anarchie. Bruxelles-Paris, 1897; Miller M. A.
Kropotkin. Chicago-London, 1976; Фейерабенд Пол. Избр. труды по методоло-
гии науки. М., 1986; Эврич Пол. Русские анархисты. 1905–1917. М., 2006.

56
 Перегудов А. В.

От осведомителя до провокатора один шаг:

из истории борьбы жандармов и революционеров
на рубеже 1870-1880-х гг.

Рубеж 1870–1880-х гг. стал вехой в истории российского рево-

люционного движения. Революционеры-народники достигают пика
успехов в своей террористической деятельности, однако после убий-
ства императора Александра II они были разгромлены и обречены
на гибель. Борьба жандармов и революционеров проходила в этот
отрезок времени с переменным успехом, претерпевая по своей фор-
ме существенные изменения. Весомое значение для достижения ус-
пехов той или иной стороной имела провокация. Сомнительный по
своим нравственным качествам метод, но, одновременно, весьма
продуктивный. На этом поприще выделились такие хрестоматийные
деятели русского освободительного движения и политического сыс-
ка XIX века, как Судейкин и Дегаев, Клеточников и Михайлов. В
этих парах роль организаторов и вдохновителей хитроумных ком-
бинаций играли Судейкин и Михайлов, а исполнителей – Дегаев и
Клеточников.
О Судейкине, этом «Мефистофеле политического розыска и про-
вокации», не отзывался, пожалуй, что только ленивый. Дать ему
свою оценку пытались представители самых разных идеологических
взглядов и разделенные между собой немалым временным проме-
жутком. «Знаменитый Судейкин – он так хорошо известен, <…> –
это утонченный инквизитор, Иуда, преобладающий тип в Петербур-
ге и высшие сановники подчас не стесняются брать его себе в обра-
зец» 1 , – так вспоминает о Судейкине убийца шефа жандармов
Н. В. Мезенцева революционер-народник С. М. Степняк-Кравчин-
ский. Свои воспоминания он написал в 1885 г., будучи в эмиграции
в Лондоне. Слово одному из лидеров народовольцев, перешедшему
позднее на монархические позиции, Льву Тихомирову: «Это не был
какой-нибудь убежденный фанатик реакционной идеи, с ожесточе-
нием преследующий ее врагов. В Судейкине, напротив, вовсе не за-
мечалось никакого ожесточения против революционеров. Он был
просто глубокий эгоист, не стесняемый в своих стремлениях к
карьере ни убеждениями, ни какими бы то ни было соображениями
57
гуманности» 2 . Историк Феликс Лурье восклицал: «…такого образо-
ванного сыщика российская тайная полиция еще не видывала. <…>
Он первый в России после Бенкендорфа и Дубельта начал внедрять
новшества в политический сыск» 3 . Знаток деятельности Департа-
мента полиции (1880–1917 гг.) и ветеран Госархива РФ доктор исто-
рических наук З. И. Перегудова, рассуждая об истоках нечестивых
замыслов Судейкина, отзывается о нем следующим образом: «…в
душе этого человека жила бешеная жажда карьеры. Ему казалось
оскорбительным, что плодами его талантов пользуются высокие са-
новники, а он остается всего лишь жандармским подполковником» 4 .
На рубеже 70–80-х гг. XIX в. Георгий Порфирьевич Судейкин
сделал головокружительную карьеру. Он родился 11 апреля 1850 г.
в Смоленской губернии. Происходил из обедневшей дворянской се-
мьи. Из армии Судейкин в 1874 г. подает прошение о переводе в
Отдельный корпус жандармов. В 1877-м прошение удовлетворяется,
и он направляется в Киев, где в 1879 г. отличается при разгроме на-
роднических кружков 5 , а в марте 1881 г. Судейкин был представлен
и рекомендован новому императору Александру III киевским воен-
ным прокурором В. С. Стрельниковым 6 , знавшим Судейкина лично
по его службе в Киевском губернском жандармском управлении.
Спустя полтора года, 3 декабря 1882 г., в своей гатчинской резиден-
ции император утвердил положение «Об устройстве секретной по-
лиции в Империи», предусматривавшее создание охранных отделе-
ний в крупных городах России 7 . Предполагалось, что учреждаемая
секретная полиция продолжит опыт созданных ранее Петербургско-
го (1866 г.) и Московского (1880 г.) охранных отделений.
На должность инспектора, т.е. руководителя секретной полиции,
назначается Г. П. Судейкин. По мнению Ф. М. Лурье, изучавшего
карьеру последнего, должность инспектора столичной секретной
полиции была создана специально для Судейкина, отличившегося в
борьбе с представителями «Народной воли» и выдвинувшегося по
протекции В. С. Стрельникова 8 , застреленного, кстати, спустя год
после протекции – 18 марта 1882 г. – в Одессе за издевательства над
арестованными народовольцами.
В начале 1883 г. для инспектора секретной полиции была разра-
ботана инструкция, утвержденная 29 января 1883 г. товарищем ми-
нистра внутренних дел П. В. Оржевским 9 . Анализируя ее, констати-
руешь, что полномочия Судейкина были безграничны, а власть абсо-
лютна. В его подчинение попадали ключевые органы политического
58
сыска империи: столичные (Петербургское и Московское) охранные
отделения, губернские (Московское, Харьковское, Киевское и Хер-
сонское), а также городские (Одесское) жандармские управления.
Начальники этих подразделений обязаны были посвящать инспекто-
ра секретной полиции во все детали и нюансы политического сыска
на местах, информируя его как о ходе розыска, так и об организации
и личном составе находящейся в их заведовании агентуры. Судей-
кин, будучи в должности инспектора секретной полиции, имел пра-
во заведовать агентурой, влиять на ее состав, решать вопросы, свя-
занные с их финансированием, а также оказывать влияние на розы-
скную деятельность.
Г. П. Судейкин, перебравшийся с берегов Днепра на берега Не-
вы, еще до получения должностной инструкции, подготовил цирку-
ляр с изложением своих взглядов и методики сыска, который пред-
полагал проводить в жизнь. По словам историков российской жан-
дармерии Б. Колоколова и Б. Григорьева, пытавшихся объяснить
мотивы действий Георгия Порфирьевича, «Судейкин был человеком
дела и бьющей через край служебной инициативы, поэтому он не
стал дожидаться, пока <…> П. В. Оржевский подпишет эту инст-
рукцию, а быстро подготовил собственный циркуляр, в котором
четко и прямо изложил свои новаторские взгляды…» 10 . Документ
содержал следующие положения: «1) Возбуждать помощью особых
активных агентов ссоры и распри между различными революцион-
ными группами; 2) Распространять ложные слухи, удручающие и
терроризующие революционную среду; 3) Передавать через тех же
агентов, а иногда помощью приглашений в полицию или кратковре-
менных арестов, обвинения наиболее опасных революционеров в
шпионстве; вместе с тем дискредитировать революционные прокла-
мации и разные органы печати, придавая им значение агентурной
провокационной работы» 11 .
По меткому высказыванию З. И. Перегудовой, «это были чисто
провокационные методы, которые взял затем на вооружение Рачков-
ский [Петр Иванович, заведующий заграничной агентурой в 1885–
1902 гг. – А. П.] и которые порой допускал Департамент полиции» 12 .
И действительно, Георгий Порфирьевич не скрывал своих взгля-
дов. Как-то на одной из своих лекций в С.-Петербургском охран-
ном отделении он высказался, совершенно определенно: «Полицей-
ский агент должен быть готов выполнять две главные функции. Пер-
вая – информационная: проникать на все собрания революционеров,
59
выявлять их конспиративные квартиры, стремиться быть полностью
в курсе деятельности революционных организаций и отдельных ре-
волюционеров и систематически правдиво информировать обо всем
этом охранное отделение. Вторая – активная: проникнув в револю-
ционные организации, подстрекать к осуществлению крайних мер,
желательно откровенно анархистского порядка, как то: бунт, когда
бы разбивались и разграблялись магазины и торговые склады, под-
жигались дома жителей, открывалась беспорядочная стрельба по
представителям полиции, бросались бомбы и т.п.» 13 .
В истории имя Г. П. Судейкина неразрывно связано с С. П. Де-
гаевым. Вместе они сотворили такое явление как «дегаевщина». В
современной историографии под «дегаевщиной» понимается «круп-
номасштабное предательство с элементами личной провокаторской
деятельности Дегаева» 14 .
Сергей Петрович Дегаев, родившийся 26 сентября 1857 г. в Мо-
скве, происходил из интеллигентной дворянской семьи. «Маленький
ростом, широкоплечий, с тонким станом, очень подвижный и нерв-
ный, он был склонен к парадоксам и легко загорался. <…> Он при-
числял себя к людям типа Гарибальди», – описал свое впечатление от
знакомства с ним современник 15 . Его отец – статский советник, стар-
ший врач Московского кадетского корпуса 16 – умер в конце 60-х гг.
XIX века. Таким образом, все дети – два брата и три сестры – воспи-
тывались под началом матери. В семье Дегаевых царили либераль-
ные взгляды. По словам известной народоволки А. П. Прибылевой-
Корбы, «семья эта не была ни дурна, ни порочна, но чего ей абсо-
лютно недоставало – это твердо установившихся принципов и зна-
ния тех границ, на которых останавливается чуткая совесть или гор-
дое самоуважение. <…> Семья Дегаевых была очень романтична.
Ей нравилось все необыкновенное и чрезвычайное. И эта любовь к
исключительному влияла на поступки всех членов семьи» 17 .
К осени 1880 г. С. Дегаев становится полноправным членом
«Народной воли», ее военной организации. В промежуток времени,
датирующийся с конца 1881 г. по весну 1882-го (точно неизвестно)
Дегаев был завербован Судейкиным, начиная исполнять функции
полицейского осведомителя. Свою деятельность штатного сотруд-
ника Дегаев («Петр Алексеевич») начал с 10 февраля 1883 г., в день
ареста в Харькове последнего члена ИК «Народной воли», нахо-
дившегося в России – Веры Фигнер, сданной, кстати, им же. В этот
день он подал на имя Судейкина прошение о зачислении его на
60
службу в С.-Петербургское охранное отделение с окладом 300 руб-
лей в месяц.
С Судейкиным Сергея познакомил младший брат Владимир, на-
ивный юноша, мечтавший о революции. Многие из народовольцев
считали, что «у Володи более цельный характер, чем у его брата
[Сергея], и он самый симпатичный из всех Дегаевых» 18 . Летом 1881 г.
инспектор предложил 20-летнему Володе Дегаеву, арестованному за
распространение революционных прокламаций, стать тайным аген-
том, и тот согласился, в надежде, что сумеет, не выдавая товарищей,
получать сведения о готовящихся обысках и арестах. Ему не давала
покоя слава народовольца Николая Клеточникова, который несколь-
ко лет состоял в осведомителях и спас от охранки многих револю-
ционеров. Однако свой замысел Владимиру осуществить не удалось:
перехитрить прекрасного сыщика и психолога, коим был Судейкин,
молодому человеку было не под силу. Георгий Порфирьевич пред-
полагал, что юноша будет сообщать ему о настроениях и новых те-
чениях в революционной среде, о готовящихся террористических
актах, а главное, через своего молодого агента желал выследить на-
родовольцев, в том числе и членов ИК. Спустя почти год, в мае 1882
года, разочаровавшись в Дегаеве-младшем, коего он считал плохим
служащим, инспектор Петербургской охранки дал ему окончатель-
ную отставку. Судейкин потребовал, чтобы Владимир, для которого
наступал призывной возраст, отправился для отбытия воинской по-
винности в Саратов, сказав на прощание: «Устройтесь так, чтобы
правительство никогда больше не слышало о вас» 19 .
Остается загадкой, каким образом новоиспеченный инспектор
секретной полиции склонил Сергея Дегаева к сотрудничеству. Если
верить воспоминаниям старшей сестры Дегаева Натальи, опублико-
ванным в 1906 г. в журнале «Былое», брат признался ей, что Судей-
кин сразу пообещал ему помочь возглавить революционное подпо-
лье в обмен на обещание действовать под его, Судейкина, руково-
дством. По мысли Судейкина, «Народная воля» должна была орга-
низовать несколько громких покушений, чтобы запугать высшую
власть и подвигнуть ее на уступки и реформы. В таком же духе Де-
гаев описал эти беседы лидеру народовольцев за рубежом Льву Ти-
хомирову, с которым встречался в Швейцарии весной 1883 г. Спустя
много лет Тихомиров так изложил свое впечатление от этого при-
знания: Судейкин якобы совершенно одурачил самовлюбленного
безумца, высказывая, что он сам только и мечтал, как бы найти себе
61
друга-единомышленника среди крупнейших революционеров, чтобы
совместными усилиями дать совершенно новое направление поли-
тике правительства. Соединившись вместе, действуя, с одной сторо-
ны, на правительство, с другой – на революционеров, они могут до-
биться великих результатов в ходе развития России 20 . Этакий дуум-
вират…
Где здесь правда, а где вымысел нам, современникам, остается
лишь догадываться. Зная и Дегаева, и Тихомирова, не следует думать,
что сделанные ими признания – истина в последней инстанции.
Тем более что ряд исследователей критически относятся к усто-
явшемуся в нашей историографии мнению о Судейкине и его наме-
рениях убить графа Д. А. Толстого, других высокопоставленных лиц
с целью установления диктатуры. «Только не зная и не понимая ра-
боты тайной полиции, – пишет московский историк Ю. Ф. Овченко,
– можно поверить в реальность подобного плана. Судейкин <…>
был заинтересован в том, чтобы в центре (террористической. –
А. П.) организации находился его агент. Предлагать же Дегаеву вто-
рую часть плана (о воздействии на правительство с помощью терро-
ра. – А. П.) Судейкину не было смысла потому, что тот и так нахо-
дился в руках жандарма, да и подобное предложение, попади оно к
прокурору или к вышестоящему начальству, могло стоить Судейки-
ну дорого. К тому же строить перспективные планы работы с аген-
том, да еще малоизвестным, едва ли разумно» 21 .
На схожих позициях находится американский историк Р. Пайпс,
посвятивший делу Дегаева целую монографию, который высказыва-
ет предположение, что Судейкин вряд ли сразу посвятил арестован-
ного в свои планы – в расчете на нисхождение тот мог выдать их
властям. По мнению Пайпса, Судейкин сначала обещал Дегаеву
свободу и возможность нелегальной работы в обмен на информацию
о народовольцах. Полностью же он раскрылся перед Дегаевым через
несколько месяцев, уверившись в его преданности 22 .
Как бы то ни было, но Дегаев не имел желания «таскать каштаны
из огня» для Судейкина. И, с присущей для людей математического
ума, трезвой расчетливостью и логичностью избавился в скором
времени от тяготившего его инспектора, одновременно при этом ис-
купив свою вину перед народовольцами, не понеся за совершенные
им предательства ни малейшего наказания.
Убийство инспектора петербургской охранки встало на повестку
дня народовольцев весной 1882 г. Г. П. Судейкин «успел произвести
62
такое опустошение в рядах Комитета (Исполнительного. – А. П.) и
всей партии, что неизбежно возник вопрос о его устранении, кото-
рое становилось условием, при котором только возможно было
дальнейшее существование самой партии “Народной воли”», – пи-
сала современница эпохи 23 . Однако реализовать задуманное было
непросто: долгое время отсутствовал план убийства, неизвестен был
исполнитель, да и сам Судейкин использовал методы конспирации,
благодаря которым выследить его было практически невозможно.
Как замечал советский историк Н. А. Троицкий, «агенты Исполни-
тельного Комитета сбились с ног в поисках хотя бы следа Судейки-
на и, в конце концов, сами были выслежены агентурой охранки
прежде, чем выследили его» 24 .
Задуманное удалось совершить спустя полтора года – в декабре
1883-го. По словам Л. Тихомирова, «Дегаев целых восемь месяцев
откладывал расправу с Судейкиным! Некоторое время, необходимое
для удаления за границу лиц особенно скомпрометированных, он,
конечно, должен быть щадить его. Но еще больше затягивалось у
него дело, думаю, потому что он колебался… Не то, чтобы он хотел
совсем увильнуть – это было бы невозможно. Но он был по темпе-
раменту совсем не террорист, он даже не был храбрым, а убийство
такого человека, как Судейкин, было нелегкое и весьма рискован-
ное. Вот Дегаев и откладывал под разными предлогами и тянул вре-
мя» 25 . Более того, покушение срывалось дважды. Изначально пре-
ступление было намечено на 6 декабря. Расположившиеся в кварти-
ре Дегаева пособники, вооруженные ломами, устроили засаду на
Судейкина. Однако тот несколько запоздал, да к тому же вместо се-
бя направил в квартиру дворника, узнать дома ли Сергей Петрович.
Напуганный появлением неожиданного свидетеля, Дегаев не риск-
нул открыть дверь, и Судейкин уехал. Во второй раз, примерно че-
рез неделю, инспектор к означенному времени не явился, и перетру-
сивший Дегаев попросил товарищей покинуть квартиру. И лишь в
третий раз фортуна наконец-то улыбнулась убийцам.
В пятницу 16 декабря 1883 г. между четырьмя с половиною и пя-
тью часами вечера в Петербурге в доме № 93 на Невском проспекте,
в квартире под злополучным номером 13, в которой проживал Дега-
ев по фальшивому паспорту дворянина Яблонского, произошло
убийство Г. П. Судейкина.
Главный виновный, стрелявший из револьвера в Судейкина –
Дегаев – скрылся с места преступления, сумев оперативно покинуть
63
Петербург и выехать из России. Как оказалось в дальнейшем, вы-
ехать навсегда. Его сообщники, добивавшие железными ломами ин-
спектора и его племянника Судовского – сын священника Николай
Стародворский и дворянин Василий Конашевич – в скором времени
были арестованы и осуждены на Процессе «21-го», проходившем в
Петербургском военном окружном суде в период с 26 мая по 5 июня
1887 г. Оба были приговорены к смертной казни, замененной впо-
следствии пожизненной каторгой. Преступники были заключены в
Шлиссельбургскую крепость, где Конашевич сошел с ума, и после
перевода в 1896 г. в Казанскую психиатрическую лечебницу умер
там же в 1915-м. Стародворский же, отсидев 20 лет в тюрьме (в те-
чение которых дважды писал царю прошения о помиловании), был
амнистирован после 17 октября 1905 г. и стал впоследствии поли-
цейским осведомителем.
Убийство инспектора С.-Петербургской тайной полиции надела-
ло много шума. Обескураженными в первую очередь оказались вла-
сти. Член Госсовета граф П. А. Валуев, бывший при Александре II
министром внутренних дел, оставил в своем дневнике запись от
19 декабря 1883 г.: «Третьего дня убит известный Судейкин, глав-
ный заправитель государственной тайной полиции. <…> Сильное
впечатление. Большой переполох. Ген[ерал, товарищ министра
внутренних дел П. В.] Оржевский все предоставил Судейкину, и с
ним пропадают все нити, бывшие в его руках. У нас и по этой части
азбучное неумение» 26 .
В 1906 г. на страницах журнала «Былое», целиком посвященно-
му истории освободительного движения, развернулась полемика о
С. Дегаеве и его роли в революционном мире. В апрельском номере
были опубликованы воспоминания народоволки А. П. Прибылевой-
Корбы 27 , в которых она, по преимуществу негативно, с элементами
даже сарказма, оценивала среду, породившую агента-провокатора –
семью Дегаевых. И, конечно же, самого Сергея.
В августовском номере того же журнала появилась ответная ста-
тья старшей сестры Дегаева Натальи Маклецовой «Судейкин и Де-
гаев» 28 , Оппонируя Прибылевой-Корбе, она утверждала, что «никто
из членов семьи не принимал участия в политической деятельности
Сергея, и никто из нас неповинен в его преступлениях» 29 . По словам
Маклецовой, семья – совершенно не та среда, в которой формирова-
лись взгляды одного из братьев Дегаевых, ввиду того, что с 9-ти лет
Сергей покинул семью и обучался в закрытом учебном заведении,
64
каким был Московский кадетский корпус. «Стало быть, – писала се-
стра, указавшая на все этапы учебной и служебной биографии брата,
– среда, в которой воспитался и вращался Сергей, была сначала сре-
дой закрытого учебного заведения, затем военной и, наконец, сре-
дой революционной партии» 30 . Далее Н. Маклецова свидетельствует
о разочаровании брата революционной средой после 1 марта 1881 г.,
которое, быть может, и привело к предательству с его стороны. В
конце своей небольшой по объему заметки Наталья с болью в серд-
це вспоминала о травле, которой подверглась вся семья Дегаевых
после событий 1883 г. Причем травля была с двух сторон: как вла-
стей, так и революционеров 31 .
Интерес к фигуре Дегаева проявляли и зарубежные исследовате-
ли. В частности, в 2003 г. вышла в свет книга, так до сих пор и не
переведенная на русский язык, известного американского профессо-
ра Ричарда Пайпса «Террор и измена в царской России» 32 . В анно-
тации к книге указывается на использовавшиеся им в работе ранее
неисследованные документы российских архивов, с помощью кото-
рых ему удалось «блестяще нарисовать психологический, политиче-
ский и социологический портрет Дегаева».
Справедливости ради следует отметить, что Р. Пайпс, в свою
очередь, щедро черпал материал для своего исследования из статьи,
опубликованной еще в 1973 году в малоизвестном историческом
журнале и в свое время прошедшей почти незамеченной 33 . Авторы
этой статьи – американские исследователи Фон Д. Хардести и
Д. Унру мл. – обратились к этому сюжету совершенно случайно. В
своем эссе-воспоминании о старшем коллеге Фон Хардести так
вспоминал их совместную работу: «…Летом 1971 г. Джон и я [Фон
Хардести. – А. П.] трудились над нашей диссертацией в смежных
карраэл 34 в подвале библиотеки. Во время одного из перерывов я по-
ведал Джону, что наткнулся у себя в кабинете на любопытный факт,
свидетельствующий о связи русского революционера с Южной Дако-
той 35 , и рассказал ему историю Сергея Дегаева, одноразового терро-
риста и агента-провокатора, которому удалось найти свой путь на
факультет Университета Южной Дакоты. В бегах от царской поли-
ции и террористов, он изменил свое имя на Александр Пелл и полу-
чил докторскую степень по математике в университете Джона Хоп-
кинса. Джон вызвался искать какие-то данные о подпольной жизни
Дегаева-Пелла в Южной Дакоте, которые стали частью нашего ис-

65
следования в совместно написанной статье “Загадка Дегаева-Пелла”.
Это стало долгожданным успехом для нас в ходе наших трудов в
этом году. В последующие годы, я рад сообщить, историки, особен-
но по изучению России, добились отличных результатов, используя
это исследование. Джон… выражал глубокое разочарование, когда
наша статья не удостоилась награды за выдающееся исследование,
присваивавшуюся ежеквартально в течение 1972 года 36 . Для меня
было удовольствием гармонично работать с другом и мастером-
историком, и это была моя первая публикация, как историка» 37 .
Действительно, Дегаева знали в США. Только это был совер-
шенно иной Дегаев и звали его Александр Пелл 38 . Несмотря на то,
что русского перевода книги Р. Пайпса, и тем более, статьи Фон
Хардести и Д. Унру мл., нет, тем не менее, выдержки из них появ-
ляются в отечественной публицистике 39 . И из них можно почерп-
нуть более подробные сведения об американском периоде жизни
Сергея Дегаева.
В 1886 г. Дегаев вместе с супругой эмигрировали в США. В те-
чение первых пяти лет пребывания в Северной Америке Дегаевы
бедствовали, перебиваясь случайными заработками: Сергей работал
грузчиком, затем менеджером для химической фирмы, Любовь была
прачкой. В 1891 г. чета Дегаевых превратилась в натурализованных
американцев – Александра и Эмму Пелл. Обосновавшись в Сент-
Луисе, Дегаев-Пелл в 1895 г. поступил аспирантом в Университет
Джона Хопкинса. Спустя два года, в 1897-м, защитил диссертацию
по дифференциальной геометрии – «О фокальных поверхностях
конгруэнций касательных к данной поверхности», удостоившись
докторской степени по математике.
Построенный в 1882 году в пограничном городке Вермильон
(Вермилион), Университет Южной Дакоты решил укрепить свои
позиции, и в 1897 году открыл должность преподавателя математи-
ки. Профессор Лоррен Халбарт из Университета Джона Хопкинса
(к которому обратились с соответствующим запросом университет-
ские власти) ответил, что у него на примете есть первоклассный ма-
тематик, который запросто получил бы место в любом колледже
Восточного побережья, не обладай он серьезным недостатком –
жутким русским акцентом. В Южной Дакоте, не хватавшей звезд с
неба, согласились и на акцент. Русского звали Александр Пелл. В

66
середине осеннего семестра он приступил к чтению лекций по ма-
тематике и астрономии.
В Университете Южной Дакоты Александра Пелла полюбили
сразу. Он был хорошим лектором, несмотря на чудовищный акцент
(даже дома – с русской женой! – он говорил только по-английски).
Студенты с большим воодушевлением отмечали в нем не только
преподавательский талант, но и его активную общественную пози-
цию. Пелл – даже по американским меркам – был редким энтузиа-
стом спорта: он ввел в университете гимнастическую программу,
всячески ее популяризировал и сам ею руководил. Неизменно при-
сутствовал на всех соревнованиях. Был страстным болельщиком
американского футбола. Известен случай, когда Пелл, защищая
честь университета, принял участие (вместе со студентами) в драке
с болельщиками другого колледжа. Эта потасовка превратила его
фигуру в почти легендарную. За ним закрепилось прозвище «Самый
человечный человек».
Кроме того, Пелл был приверженцем благотворительности. Из
своих средств он помогал нуждающимся и организовал бесплатный
пансион для нескольких бедных студентов. В его пансионе прожи-
вали юноша и две девушки-сестры, на одной из которых он позднее
женится.
Студенты выпуска 1904 г. выбрали его «отцом» курса и посвяти-
ли ему печатный Ежегодник. Иначе говоря, он был удостоен высо-
чайшей чести, которой только мог удостоиться профессор со сторо-
ны учащейся молодежи. Один из студентов впоследствии вспоми-
нал: «Д-р Пелл занимал исключительное место в умах и сердцах его
учеников. Они глубоко уважали его. Более того, чувствуя с его сто-
роны искреннее расположение и участие, они не стыдились делить-
ся с ним своими сокровенными личными проблемами. Он был од-
ним из самых человечных людей, которых я когда-либо знал» 40 .
Коллеги запомнили Пелла как приятного и остроумного собе-
седника, способного поддерживать разговоры на самые разные те-
мы. По их воспоминаниям, он не интересовался лишь политикой,
хотя на выборах неизменно голосовал за республиканскую партию.
Как видно, русский революционер Дегаев, перевоплощенный в
американского профессора Пелла, снискал уважения и среди коллег,
и среди студентов.
Шла в гору и его академическая карьера. Он был избран членом
Американского математического общества, печатался в научных
67
журналах, участвовал в конференциях. В 1901 г. по инициативе Пелла
и благодаря его энергии удалось собрать средства для открытия в
Университете Южной Дакоты инженерного факультета. Спустя
шесть лет, в 1907-м, когда факультет окреп, расширился и превра-
тился в инженерный колледж, Пелл стал его первым деканом.
Александр Пелл умер в январе 1921 г. в Бринморе (штат Пен-
сильвания). В его некрологе говорилось: «Память о его отзывчиво-
сти и верности долгу будет жить в сердцах всех, кому посчастливи-
лось его знать» 41 . Поистине другой человек… И никто не знал, кем
был в прошлой жизни профессор Пелл…
Жена, надолго пережившая Пелла 42 , в 1952 г. учредила в Уни-
верситете Южной Дакоты стипендию его имени – для особо одарен-
ных студентов, специализирующихся в математике. Стипендия эта
существует и в настоящее время.
Для понимания места и роли провокаторства в истории револю-
ционного движения на рубеже 1870–1880-х гг., интересно просле-
дить судьбу еще одного «агента-осведомителя наоборот». Его имя
известно каждому интересующемуся историей «Народной воли».
Это Николай Васильевич Клеточников – «контрразведчик револю-
ции», внедренный в органы политической полиции с целью получе-
ния необходимой информации и парализации ее деятельности в от-
ношении революционеров.
Дело Клеточникова хорошо запомнилось и российским жандар-
мам и полицейским. Горечь предательства прослеживалась на про-
тяжении нескольких поколений. Последний директор Департамента
полиции А. Т. Васильев в своих мемуарах, опубликованных в 1930
году в Лондоне, писал: «Однажды они (революционеры. – А. П.)
внедрили своего агента по фамилии Клеточников в III Отделение и в
результате частично дезорганизовали его деятельность» 43 .
Н. В. Клеточников родился 20 октября 1846 г. в Пензе, тогда
еще Саратовской губернии. Происходил он из дворян. После окон-
чания Пензенской гимназии юноша поступил в Петербургский уни-
верситет, но в 1866 г. был вынужден уйти со второго курса по со-
стоянию здоровья – врачи обнаружили у него туберкулез. И Клеточ-
ников перебрался на постоянное жительство в Крым, где служил
мелким чиновником в Ялте и Симферополе.
В конце 1870-х гг. во время наивысшего могущества радикалов
(этот период слабости царского правительства советская историо-
графия по устоявшейся традиции называла второй «революционной
68
ситуацией») Клеточников, поправив несколько здоровье, решает по-
святить себя революционному движению. В декабре 1879 г. через
своих землячек, слушательниц Высших женских курсов в Петербур-
ге, он знакомится с лидерами народовольцев – А. Д. Михайловым и
Н. А. Морозовым. Именно знакомство Михайлова с Клеточниковым
привело «короля революционной конспирации» к мысли о дерзком
плане внедрения своего человека в политическую полицию. Тем бо-
лее что Николай Васильевич имел безупречное прошлое и опыт ра-
боты чиновником. «В наружности Клеточникова, – писала А. П. При-
былева-Корба, – бросались в глаза две черты. Прежде всего, это был
настоящий русский интеллигент, для которого умственный труд яв-
ляется обычным занятием. Вторая черта указывала на отсутствие у
Клеточникова низких страстей и наклонностей» 44 . Словам пламен-
ной революционерки вторит полицейский чиновник Г. Кириллов,
под началом которого работал Николай Васильевич: «Клеточников
производил впечатление человека, не только не подозрительного
для выдачи каких-либо тайн, а, напротив, вполне пригодного для их
сохранения» 45 .
Этот идеальный «образец для внедрения» с первого взгляда рас-
смотрел известный революционер А. Д. Михайлов, личность, обла-
давшая «притягательной силой большого характера и стальной во-
ли». Посредством некой Анны Павловны Кутузовой, в меблирован-
ных комнатах которой проживал Клеточников, его удалось в январе
1879 г. устроить письмоводителем в III Отделение, где служил род-
ственник Кутузовой – Г. Кириллов. Добрый и благовоспитанный
жилец за вечерней игрой в карты рассказывал сердобольную исто-
рию, что никак не может найти места. Уловка сработала и, как
вспоминала А. П. Кутузова: «Я сначала советовала ему обратиться в
разные учреждения, а затем объявила, что у меня есть в III Отделении
С.е.и.в.К. знакомый чиновник, которому я могу его рекомендо-
вать…» 46 .
С самого начала «карьера» агента Клеточникова удалась – его
признали сослуживцы, он регулярно удостаивался внимания от на-
чальства, получая денежные премии, иногда – приглашения на зва-
ные вечера. 20 апреля 1880 г. Клеточникову был пожалован импера-
тором Александром II орден Святого Станислава 3-й степени. Более
того, в 1880 г., в период реорганизации политической полиции, ко-
гда на смену III Отделению приходит Департамент государственной
полиции, Клеточников, как особо ценный сотрудник, (при отборе
69
приоритет отдавался чиновникам особых поручений, архивистам и
канцелярским служащим) вошел в штат нового учреждения. К слову
сказать, из III Отделения на службу в Департамент полиции из ста-
рых сотрудников был принят всего лишь 21 человек 47 . И в их числе
Клеточников (!).
Клеточников прослужил «агентом контрпровокации» в органах
политической полиции ровно два года – с января 1879-го по январь
1881 г. Благодаря работе в секретном части 3-й экспедиции (позднее
3-го делопроизводства), он оказал неоценимую услугу товарищам
по партии, предупреждая их о предстоящих арестах, разоблачая та-
ких деятелей-провокаторов в революционной среде, как Рачковский,
Рейнштейн и др.
Последовавший арест А. Д. Михайлова в конце 1880 г., куриро-
вавшего Клеточникова, привел к несоблюдению мер конспираций со
стороны революционеров и скорому разоблачению их агента на
Фонтанке, 16.
И все же в характере Клеточникова, по мнению народовольцев,
имелось слабое место. «Он не был физически смелым бойцом; он
дважды выказал свою слабость. Первый раз при мысли о жандар-
мах; второй раз в действительности, очутившись в их лапах после
ареста в квартире Колодкевича» 48 .
***
Г. П. Судейкин, нанесший сокрушительный удар «Народной во-
ле», и, соответственно, русскому индивидуальному террору, не-
смотря на свою короткую жизнь (всего 33 года), оставил довольно
глубокий след в истории, и не заживающий рубец на теле русского
освободительного движения. В своих руках он держит черную мет-
ку антигероя. Этот штамп, созданный еще при жизни жандармского
подполковника революционерами-народниками, а затем поддержи-
вающийся не одним поколением советских и постсоветских истори-
ков, существует на протяжении многих десятилетий. Хотя так ли уж
плох был инспектор Петербургского охранного отделения? На наш
взгляд, он стал первым из руководителей политическим сыском в
Российской империи, кто попытался отойти от традиционной пара-
дигмы борьбы жандармов и революционеров, и перевести ее на
принципиально новый «методологический» уровень.
Революционеры первыми начали играть не по правилам, исполь-
зуя в борьбе с правительством удары ниже пояса – террор. Ниги-
лизм, – так именовалось за рубежом русское народничество, – как
70
«тотальное неприятие всего сущего» неизбежно ведет к террору.
Пророк нигилизма Д. И. Писарев задавался вопросом, можно ли
убить собственную мать. И отвечал на него: «Почему бы и нет, если
я этого хочу и мне это полезно» 49 .
Рано или поздно это должно было привести к ответным мерам со
стороны властей. Правительство не на шутку было напугано терро-
ристами. Преследование их по закону было малоэффективным, в
виду того, что политические преступления не вызывали однозначно
негативного отношения к себе со стороны общества. Различного
рода суды-процессы («процесс 193-х», «процесс 50-ти», «процесс
20-ти») над «политическими» часто превращались в обличение су-
ществующих порядков и сопровождались пропагандой революци-
онных идей. Поскольку нигилисты отрицали традиционные ценно-
сти общества, в том числе и его мораль, но имели свои партийные
нравственные принципы. Их нельзя было огульно обвинить в ба-
нальной уголовщине. Подчеркнутое бескорыстие революционеров,
их уверенность в оправдании будущими поколениями, готовность
пожертвовать своей жизнью, – все это производило обезоруживаю-
щее впечатление и на публику, и на судей. В этих условиях власть
искала иные, помимо общепринятых, способы борьбы с крамолой.
Одним из таких способов стала провокация. Таким образом, прово-
кационная деятельность жандармов стала с л е д с т в и е м терро-
ристической деятельности революционеров.
Разрушение логова врага изнутри, а еще лучше, его же людьми –
вот самый действенный способ успеха и удачи на данном поприще.
Судейкин, быть может, на самом деле представлял собой личность
тщеславную и темную в нравственном отношении, не брезговавшую
использовать сомнительные средства для достижения своей цели, но
он разглядел в революционере прежде всего ч е л о в е к а со всеми
его слабостями и пороками, а не какое-либо подобие зомби. Он раз-
рушил идеальный образ революционера, готового умереть за идею.
Как показал случай с Дегаевым, умереть были готовы далеко не
все… Кто-то любил деньги больше, чем идею, кто-то в этой самой
идее тешил свои славу и самолюбие, а кто-то испытывал страх и
ужас, когда идея превращалась в фикцию, и открывалась перспекти-
ва угрозы реального наказания, становясь, таким образом, легкой
добычей полиции. Самые разные люди были в революционном дви-
жении. А сколько их еще будет, этих дегаевых, азефов, малиновских
71
и сотен других, калибром поменьше и оттого неизвестных широ-
кой публике. Быть может, поэтому так и не полюбился он творцам
освободительного движения и их последователям, как разоблачи-
тель их идеального образа, окруженного ореолом святости.
Однако в том, что революционеры-радикалы нередко шли на пре-
дательство и становились провокаторами, была некоторая, если и не
закономерность, то, по крайней мере, тенденция. Нигилизм, как идео-
логия полного отрицания всех «предрассудков» общества, которое
экстремисты хотели разрушить, вполне позволял отбросить такие
понятия как клятва, верность, дружба и т.п. «Правила игры» меня-
лись по ходу ее, у каждого были свои представления о совести и чес-
ти, диктовавшиеся ситуацией и революционной целесообразностью.
По мнению историка М. Сидорова, «политический цинизм становился
одним из основных принципов деятельности подполья» 50 . Жандарм-
ский полковник А. П. Мартынов вспоминал, как «над такими покла-
дистыми революционерами мы [служащие жандармерии. – А. П.]
шутили словами Франца Моора из “Разбойников” Шиллера: “Бедня-
га не родился быть мучеником за веру!”» 51 .
«Не жандармерия делала Азефов и Малиновских, – имя же им
легион, – вводя их как своих агентов в революционную среду; нет,
жандармерия выбирала лишь их из революционной среды. Их соз-
давала сама революционная среда. Прежде всего, они были членами
своих революционных организаций, а уже затем шли шпионить про
своих друзей и близких органам политической полиции» 52 , – таким
образом отзывался о внутренней агентуре один из наиболее ярких
представителей русской жандармерии генерал А. И. Спиридович.
К слову сказать, за всю историю существования политической
полиции периода Российской империи ни разу не было отмечено
случая предательства, совершенных жандармами / полицейскими
(начиная от начальника и заканчивая младшим филером), или же их
вербовки со стороны революционеров.
Бес Судейкина заключался в неспособности побороть им свое
собственное тщеславие, в желании оказаться во главе всех охрани-
тельных сил государства, быть сподвижником государя. Добившись
с помощью агентов-провокаторов колоссальных успехов в разгроме
«Народной воли», Судейкин начал использовать провокацию в ко-
рыстных целях, для устранения своих конкурентов и дальнейшего
продвижения по службе. Здесь, конечно, он перешел грань допусти-
мого. И, как следствие, лишился собственной жизни, погибнув от
72
рук своего же секретного агента. Недаром, знаменитый на рубеже
XIX–XX вв. начальник Московского охранного отделения, а затем
заведующий Особым отделом Департамента полиции С. В. Зубатов,
поучая молодых жандармов азам работы с секретными сотрудника-
ми, приговаривал (прекрасно зная печальную судьбу Судейкина, по
стопам которого в методологии политического сыска шел Зубатов):
«Вы, господа, – говорил он, [вспоминает Спиридович, начинавший
свою работу в Московской охранке как раз под началом Зубатова. –
А. П.] – должны смотреть на сотрудника как на любимую женщину,
с которой вы находитесь в нелегальной связи. Берегите ее как зени-
цу ока. <…> Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был
вам предан и как бы он честно ни работал, всегда, рано или поздно
наступит момент психологического перелома. Не прозевайте этого
момента. Это момент, когда вы должны расстаться с вашим сотруд-
ником. Он больше не может работать, ему тяжело. Отпускайте его.
Расставайтесь с ним…» 53 .
Провокация – один из самых действенных способов в борьбе с
врагом. Этот метод не случайно был взят впоследствии за основу
многими деятелями, как Департамента полиции, так и революцион-
ного подполья, и приобрел в конце XIX, а особенно в начале XX ве-
ка, широкомасштабный характер. Но все же в работе политической
полиции России «провокация из оперативно-тактического приема
не переросла в метод, хотя ее удельный вес в работе полиции зна-
чительно возрастал в периоды подъема революционного движе-
ния» 54 .
Н. В. Клеточников лучше, выше, уважаемее Судейкина и Дегаева
вместе взятых потому, что действия последних приводили к гибели
людей, а Клеточникова – к их спасению. И Судейкин и Дегаев руко-
водствовались мотивами корыстными, теша свое тщеславие, Кле-
точников мотивами общественными, и ему было наплевать на свою
жизнь. Судейкин – злой гений, Дегаев – фальшивый революционер,
предатель, Клеточников – жертвенник, положивший на алтарь на-
родничества свою судьбу. Дегаев спасал свою шкуру, и это, пожа-
луй, единственное, что его заботило, а Клеточников рисковал ей,
спасая своих товарищей, и зная, что будет, если его разоблачат.
В советские годы было принято в соответствии с традицией аб-
солютно на всех, кто сотрудничал с политической полицией в Рос-
сийской империи, вешать ярлык провокатора. Помимо явно идео-
логического характера, это еще и не соответствует действительно-
73
сти. Агентов, завербованных для работы в революционное подполье,
в жандармерии именовали «секретными сотрудниками», в среде
революционеров их называли «провокаторами». Помимо термино-
логического различия следует отличать сотрудников-осведомителей
от сотрудников-провокаторов, проводя между ними четкую грань.
Когда секретный агент полиции выдает своих «коллег» по револю-
ционной организации, сообщая властям наиболее важные их коор-
динаты (явки, адреса, пароли и пр.) – он не совершает акта провока-
ции, а выполняет обычную осведомительскую, информационную ра-
боту, т.е. сообщает то, что ему стало известно. А провокация – это
побуждение к действию. Вот когда тайный агент занимает активную
позицию, подстрекает революционеров к противоправительственным
действиям, в результате которых они могут быть арестованы (учре-
ждение подпольной типографии, совершение теракта и др.) – вот то-
гда это провокация. Исходя из этого контекста, Дегаев в своей рабо-
те на политическую полицию начинал как сотрудник-осведомитель,
перейдя впоследствии на почву провокаторства.
В случае с Клеточниковым его можно охарактеризовать как ос-
ведомителя. Предателем и провокатором он не был. Свидетельством
этого может служить признание его начальника Г. Кириллова: «Кле-
точников являлся ко мне весьма редко, но никаких сведений (аген-
турных, касающихся учащейся молодежи. – А. П.) существенных не
приносил, ссылаясь на различные затруднения в приискании и сбли-
жении с такими лицами, от которых он мог бы заимствовать инте-
ресные для меня данные» 55 .
В действительной же повседневности все было намного сложнее и
запутаннее. Дело в том, что грань, отделяющая осведомителя от про-
вокатора, явственно не прослеживается и становится особенно зыб-
кой, когда у «сотрудника» появляется соблазн ее переступить.

1
Степняк-Кравчинский С. М. Россия под властью царей. М., 1965. С. 117.
2
Тихомиров Л. А. В мире мерзости и запустения // Вестник «Народной во-
ли». 1884. № 2. Выдержки из этой статьи опубликовал В. Я. Богучарский в
четвертом номере журнала «Былое» за 1906 г. в рубрике «Дегаевщина (мате-
риалы и документы)». См.: Былое. 1906. № 4. С. 28.
3
Лурье Ф. М. Политический сыск в России. 1649–1917. М., 2006. С. 160.
4
Перегудова З. И. Департамент полиции и местные учреждения политиче-
ского розыска (1880–1917) // Жандармы России. М.; СПб., 2002. С. 284.
5
Речь идет об облаве, устроенной против южного Исполнительного Коми-
тета «Народной воли» и об аресте в почти полном составе объединенного
74
кружка народовольцев и чернопередельцев. При осуществлении этих операций
капитан Судейкин использовал свою энергию и предусмотрительность, а также,
уже тогда, посредничество агента-провокатора. См.: Троицкий Н. А. Дегаев-
щина // Вопросы истории. 1976. № 3. С. 125–126.
6
Лурье Ф. М. Указ. соч. С. 158–159.
7
Подробнее см.: Положение об устройстве секретной полиции в Империи.
3 декабря 1882 г. // Перегудова З. И. Политический сыск России. 1880–1917 гг.
М., 2000. С. 377–378.
8
Лурье Ф. М. Указ. соч. С. 159.
9
Подробнее см.: Инструкция инспектору секретной полиции. 29 января
1883 г. // Перегудова З. И. Политический сыск России. С. 379–380.
10
Григорьев Б. Н., Колоколов Б. Г. Повседневная жизнь российских жандар-
мов. М., 2007. С. 219.
11
Богучарский В. Я. Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х годах
XIX века: Партия «Народной воли», ее происхождение, судьбы и гибель. М.,
1912. С. 311. Данный циркуляр перепечатан из газеты «Вольное слово» от
15 июля 1881 г.
12
Перегудова З. И. Политический сыск России. С. 117.
13
Два лома для Судейкина // (http:// www.http://narovol.narod.ru/sudeik.htm).
14
См. напр.: Овченко Ю. Ф. Провокация на службе охранки // Новый исто-
рический вестник. 2003. № 1. С. 37.
15
Короленко В. Г. История моего современника // Короленко В. Г. Собр. соч.:
в 5 т. Т. 4. Л., 1990. С. 502, 503.
16
Деятели революционного движения в России. Справочник и электронная
база данных. Вторая половина 1850-х – 1890-е гг. М., 2009. Т. 2: 1870-е гг.
С. 154–155.
17
Прибылева-Корба А. П. Сергей Петрович Дегаев (Из воспоминаний) // Бы-
лое. 1906. № 4. С. 2, 9.
18
Там же. С. 5.
19
Там же. С. 8.
20
Подробнее см.: Дегаевщина (материалы и документы) // Былое. 1906. № 4.
С. 31.
21
Овченко Ю. Ф. Указ. соч. С. 36.
22
Подробнее см.: Левин А. Две жизни штабс-капитана Дегаева // Совершен-
но секретно. 2009. № 11.
23
Прибылева-Корба А. П. Сергей Петрович Дегаев. С. 12.
24
Троицкий Н. А. Указ. соч. С. 127.
25
См.: Два лома для Судейкина.
26
Валуев П. А. Дневник (1877–1884). Петроград, 1919. С. 246.
27
Прибылева-Корба А. П. Сергей Петрович Дегаев.
28
Маклецова (Дегаева) Н. П. Судейкин и Дегаев // Былое. 1906. № 8. С. 265–
272.
29
Там же. С. 265.
75
 30
Там же. С. 266. По свидетельству современника эпохи В. Г. Короленко,
большинство тогдашней интеллигентной военной молодежи было настроено
радикально: «Из милютинских военных гимназий в армию хлынула масса
молодежи, хорошо знакомой с Белинским и Добролюбовым. А в казармах она
встречалась с застаревшими или воскресшими вновь дореформенными зло-
употреблениями, на помощь которым шла военная дисциплина и благонаме-
ренная традиция. Эти два течения ужиться не могли». См.: Короленко В. Г.
Указ. соч. С. 501.
31
Маклецова (Дегаева) Н. П. Указ. соч. С. 266.
32
Richard Pipes The Degaev Affair: Terror and Treason in Tsarist Russia. – Yale
University Press, 2003.
33
Von Hardesty and John D. Unruh, Jr.. The Enigma of Degaev-Pell. – South
Dakota History, Vol. 3, No. 1. Winter 1973. P. 1–29.
34
Кабина для индивидуальной научной работы
35
Штат на Среднем Западе в США.
36
По всей вероятности, Фон Хардести запамятовал, указывая в воспомина-
ниях на 1972 г., в то время как статья была опубликована в 1973-м.
37
Фон Хардести. Некоторые размышления о Дж. Унру-младшем // (http://
www.bluffton.edu/library/coll/ms/unruh/essayvh).
38
По одной из версий Дегаев, переезжая в США, назвался Александром По-
левым (дедом провокатора был литератор Н. А. Полевой). Позднее, для удоб-
ства произношения в американской среде – Александром Пеллом. По получе-
нии гражданства США в 1891 г. это имя стало официальным.
39
Подробнее см.: Проскурин О. А. Самый человечный человек: Крах рево-
люционной корпорации // Русская жизнь. 2009. 25 февраля. Отечественный
филолог-пушкинист О. А. Проскурин на рубеже XX–XXI в. преподавал в не-
скольких американских вузах, и, по всей вероятности, имел возможность по-
знакомиться с материалами (легшими в основу книги Р. Пайпса), выдержками
из которых он активно снабжает свою публикацию.
40
Там же.
41
Там же.
42
Анна Джонсон (1883–1966), дочь шведских эмигрантов, вторая жена Де-
гаева-Пелла. На ней он женился летом 1907 г. после смерти первой супруги
Любови Ивановой (Эммы Пелл) в декабре 1904 г. Анна Джонсон – бывшая
студентка Пелла, была на 26 лет его младше. В 1908 г. они переезжают в Чика-
го, в последующие годы – в штаты Массачусетс и Пенсильванию. Анна Джон-
сон сделала блестящую карьеру ученого-математика.
43
Васильев А. Т. Охрана: русская секретная полиция // «Охранка»: Воспоми-
нания руководителей политического сыска: в 2 т. М., 2004. Т. 1. С. 346.
44
Прибылева-Корба А. П. Несколько строк о Н. В. Клеточникове // «Народ-
ная воля» и «Черный передел»: Воспоминания участников революционного
движения в Петербурге в 1879–1882 гг. Л., 1989. С. 248.

76
 45
Глубокая разведка. Николай Клеточников против III Отделения // (http://
www.narodovol.narod.ru/kontrrazved.htm).
46
Там же.
47
Перегудова З. И. Департамент полиции и местные учреждения политиче-
ского розыска. С. 280.
48
Прибылева-Корба А. П. Несколько строк о Н. В. Клеточникове. С. 257.
В первом случае речь идет о первоначальном категорическом неприятии
Клеточниковым плана Михайлова о его работе в III Отделении, во втором –
Клеточников во время ареста заявил, что оказывал услуги революционерам не
по убеждению, а за деньги.
49
Сидоров М. Между террором и провокацией // (http://www.sunround.com/
club/22/22_161_sidorov.htm).
50
Там же.
51
Мартынов А. П. Моя служба в Отдельном корпусе жандармов // «Охран-
ка»: Воспоминания руководителей политического сыска. Т. 1. С. 152.
52
Спиридович А. И. Записки жандарма. М., 1991. С. 44. В своих воспомина-
ниях Спиридович указывает на такую любопытную деталь, как портрет Су-
дейкина на стене в Московском охранном отделении, в бытность его началь-
ником Зубатова (С. 40), из чего напрашивается очевидный вывод – Сергей Ва-
сильевич считал себя прямым продолжателем дела Судейкина.
53
Там же. С. 50.
54
Овченко Ю. Ф. Указ. соч. С. 45.
55
См.: Глубокая разведка. Николай Клеточников против III Отделения.

77
 Савицкая Е. А.

Развитие идеологии революционного народничества

в 80-90-х гг. XIX в.

Деятельность партии «Народная воля» явилась кульминацион-

ным этапом борьбы революционной разночинной интеллигенции с
русской монархией. Цареубийство 1 марта 1881 года принесло ей
громкую славу на многие годы и возбудило долго не утихающую
полемику об эффективности индивидуального, а затем и системати-
ческого террора. Политическая деятельность «Народной воли» и ее
демократическая программа в той или иной степени оказали влия-
ние на дальнейшее развитие революционного движения в России.
Идеологические искания народовольцев на протяжении 80-х –
90-х годов XIX века представляют несомненный интерес. Их изна-
чально стойкая приверженность крестьянскому социализму и терро-
ру, под давлением меняющейся общественно-политической обста-
новки в стране, за два десятилетия многократно подвергалась со-
мнениям; она сменялась в начале 1890-х гг. так называемым «альян-
сизмом» с либеральным направлением (как партия «Народного пра-
ва»), впитывала в себя некоторые черты набирающей популярность
в середине 1890-х гг. социал-демократии (как «Группа народоволь-
цев»), и впоследствии, приспосабливаясь к нуждам протекающего
момента, стала основанием для возникновения крупной революци-
онной организации начала XX века – партии эсеров.
Совокупность идеологических элементов, составлявших идей-
ную платформу партии «Народная воля», включает в себя: во-
первых, мировоззрение народничества, во-вторых, принцип полити-
ческой борьбы за народовластие, и, наконец, веру в систематиче-
ский террор, как одно из наиболее целесообразных орудий произве-
дения переворота в деле добывания политической свободы.
Элемент народничества, занимающий значительное место в на-
родовольческой доктрине, был воспринят создателями новой партии
от «Земли и воли», в добавление к тому, что большинство вошед-
ших в нее участников – А. Михайлов, Н. А. Морозов, Л. Тихомиров,
С. Перовская, – в недавнем еще прошлом являлись ревностными на-
родниками. Основной отличительной чертой народничества «На-
родной воли» стал ярко выраженный политический элемент, рель-
ефно выделяющийся на фоне привычной и присущей обозначенным
78
направлениям экономической составляющей. «Земля и воля» пропо-
ведовала восстание народа во имя осуществления их коренных и,
прежде всего, экономических потребностей против привилегиро-
ванных классов и охраняющего их интересы государства. «Народная
воля» выдвигала на первый план борьбу революционной партии,
опирающейся на возможно широкие слои населения, против русско-
го неограниченного правительства, и лишь посредственно, отражен-
ным ударом, борьбу против экономических врагов народа 1 .
Элемент политики, а точнее, политической борьбы за народовла-
стие, «народную волю» с вытекающими из нее требованиями парла-
ментской деятельности в виде Учредительного собрания, ворвавшись
в старое народничество, совершил переворот в умах русской соци-
ально-революционной интеллигенции. Некоторые исследователи
считают это величайшей исторической заслугой «Народной воли» 2 .
Незыблемость теоретических оснований народовольчества, вы-
ражавшихся в приверженности крестьянскому социализму и пере-
довой роли русской интеллигенции в освободительной борьбе, до-
вольно длительное время не подвергалась народовольцами сомне-
ниям, в то время как тактические и организационные установки по-
стоянно изменялись и трансформировались.
В качестве метода осуществления политического переворота на-
родовольцы избрали индивидуальный и систематический террор,
исходя из предположения, что физическое уничтожение или мо-
ральное устрашение представителей режима сможет изменить и сам
режим.
В России впервые открытое признание убийства как нормально-
го средства достижения политических и социальных изменений
провозглашалось в прокламации Петра Зайчневского «Молодая Рос-
сия» в 1862 г. «Мы изучали историю Запада, – писал он, – и это изу-
чение не прошло даром; мы будем последовательнее не только ве-
ликих революционеров 92 года, мы не испугаемся, если увидим, что
для ниспровержения современного порядка приходится пролить
втрое больше крови, чем пролито якобинцами в 90-х годах» 3 . По-
следователи Зайчневского под влиянием составленного им докумен-
та или самостоятельно через короткое время создали целую систему
идеологического обоснования терроризма и, что самое существен-
ное, перешли от теории к практике в невиданных дотоле масштабах.
Идея цареубийства активно обсуждалась в радикальных кружках
первой половины 1860-х годов, начав принимать конкретные очер-
79
тания в организации Н. А. Ишутина – И. А. Худякова. Большинство
ее участников не сомневалось в целесообразности такого акта и
имелись разногласия лишь по поводу сроков и условий его осущест-
вления. 4 апреля 1866 года Д. В. Каракозов, двоюродный брат Ишу-
тина, стрелял в Александра II, открыв тем самым эпоху терроризма
в России. «Катехизис революционера» С. Г. Нечаева кристаллизовал
террористические настроения радикальной среды 1860-х гг. Соглас-
но исследованию О. В. Будницкого, «нечаевская традиция» – физи-
ческого истребления или терроризации «особенно вредных» лиц,
беспрекословного подчинения «низов» революционному начальст-
ву, наконец, оправдания любого аморализма, если он служит инте-
ресам революции, прослеживалась на протяжении всей последую-
щей истории русского революционного движения. «Терроризм и за-
говорщичество стали его неотъемлемой частью, а нравственные ос-
новы, заложенные декабристами и Герценом, все больше размыва-
лись», – заключал ученый 4 .
Возникновение заговорщически-террористического направления
было закономерно для российского революционного движения, по-
скольку условия, приводившие к возрождению террористических
идей оставались в России неизменными на протяжении четырех де-
сятилетий после начала реформ 1860-х годов. Это разрыв между
властью и обществом, незавершенность реформ, невозможность
реализации политических притязаний образованных слоев, а также,
называемая одной из главных причин в многочисленных свидетель-
ствах современников, – жесткая репрессивная политика властей по
отношению к радикалам при полном равнодушии и пассивности на-
рода. Но не менее важным источником терроризма был еще один –
теоретический. Немалое число неофитов пришло в террор под влия-
нием чтения подпольной литературы или речей подсудимых на про-
цессах террористов; недаром правительство прекратило публикацию
подобных отчетов о процессах и их распространение.
В дальнейшей истории российского терроризма ключевым стал
1878 год. Политически он начавшийся выстрелом Веры Засулич,
высветившим еще один мотив перехода радикалов к убийствам: при
отсутствии в России гарантий личных прав и демократических сво-
бод оружие казалось этим людям единственным средством самоза-
щиты и справедливого возмездия. Таким образом, подчеркивал Буд-
ницкий, у терроризма в России было два «автора» – радикалы, сне-
даемые революционным нетерпением, и власть, считавшая, что
80
«неразумных детей надо не слушать, а призывать к порядку, даже
если некоторых из них придется повесить». Эта взаимная глухота и
неспособность к диалогу приводили ко все большему озлоблению
обеих сторон и новым виткам насилия. Кроме того, свою роль сыг-
рала и позиция части российских либералов, сочувствовавших тер-
рористам и оказывавших им материальную поддержку 5 .
«Народная воля» по причине серии покушений на императора,
завершившихся цареубийством 1 марта 1881 года, вошла в историю
как организация, само название которой являлось символом терро-
ризма. Между тем, принципиально террор не занимал главенствую-
щего места ни в программных документах, ни – за исключением от-
дельных периодов – в деятельности партии.
В «Программе Исполнительного комитета», которая была про-
дуктом коллективного творчества при преобладающей роли Льва
Тихомирова, террору отводилось скромное место в разделе «Д».
«Деятельность разрушительная и террористическая» расшифровы-
валась как «состоящая в уничтожении наиболее вредных лиц прави-
тельства, в защите партии от шпионства, в наказании наиболее вы-
дающихся случаев насилия и произвола со стороны правительства,
администрации и т.п., имеет своею целью подорвать обаяние прави-
тельственной силы, давать непрерывное доказательство возможно-
сти борьбы против правительства, поднимать таким образом рево-
люционный дух народа и веру в успех дела и, наконец, формировать
годные и привычные к бою силы» 6 .
В послемартовский период отношение русских революционеров
к террору колебалось в основном в пределах между трактовкой этой
проблемы в программе ИК и брошюре Н. А. Морозова, о которой, в
связи с этим, необходимо сказать несколько слов.
Еще в августе 1879 года Морозов предложил свой вариант про-
граммы ИК, который был отвергнут большинством его членов по
причине чрезмерной роли, которая в этом документа отводилась
террору. Разногласия достигли такой остроты, что через несколько
месяцев Морозов был вынужден уехать за границу, где издал, с не-
которыми изменениями и дополнениями, свой вариант программы
под названием «Террористическая борьба» 7 .
«Террористическая революция», по убеждению Морозова, пред-
ставляла собой, в отличие от революции массовой, «где народ убива-
ет своих собственных детей», самую справедливую форму борьбы.

81
«Она казнит только тех, кто действительно виновен в совершив-
шимся зле» 8 . Революционер предсказывал, что рекомендуемый им
метод борьбы, в силу своего удобства, станет традиционным, равно
как и возникновение в России целого ряда «самостоятельных терро-
ристических обществ» 9 .
Целью террора, по мнению Морозова, было завоевание фактиче-
ской свободы мысли, слова и безопасности личности от насилия –
необходимых условий для широкой проповеди социалистических
идей. Террор мыслился им как своеобразный регулятор политиче-
ского режима в стране, он прекращался бы при ослаблении режима
и возобновлялся в случае его ужесточения. Следовательно, террори-
сты не должны стремиться захватить власть, утверждал Морозов в
письме к П. Б. Аксельроду, «ибо тогда такой же террор будет всемо-
гущим со стороны врагов и против нового революционного прави-
тельства» 10 .
Несмотря на то, что и после 1 марта брошюра Морозова вызыва-
ла жесткое отторжение народовольцев (к примеру, в 1883 г. при ор-
ганизации склада революционных изданий за границей М. Н. Оша-
нина даже потребовала исключить из списков литературы «Терро-
ристическую борьбу» 11 ), революционное движение в России во мно-
гом пошло по предсказанному Морозовым пути. На террор, вопреки
его программному обоснованию, возлагались все большие надежды
как на основной и самый эффективный способ действий. «Всякая
историческая борьба, всякое историческое развитие», – писал рево-
люционер, – «идут по пути наименьшего сопротивления… Террори-
стическая борьба, которая бьет в наиболее слабую сторону сущест-
вующего строя, очевидно, будет с каждым годом приобретать все
большие права гражданства в жизни» 12 .
Влияние морозовских идей просматривалось в программных до-
кументах многих организаций 1880-х годов. Среди них можно на-
звать и программную брошюру «Южно-русской организации», на-
писанную Л. Я. Штернбергом в 1885 году и озаглавленную как «По-
литический террор в России», и программу «Террористической фрак-
ции партии “Народная воля”», представлявшую собой синтез идей,
сформулированных в основных народовольческих документах: «Про-
грамме Исполнительного комитета», «Письме Исполнительного ко-
митета к Александру III» и «Террористической борьбе» Н. Морозова.
Тем не менее, со всей уверенностью можно констатировать, что
народовольцы отнюдь не были «романтиками террора». Сторонников
82
террора ради самого террора среди них практически не встречалось.
Те из народовольцев, которые тяготели более своих товарищей к на-
родничеству, полагали, что употребление этого радикального сред-
ства борьбы не должно вытеснять революционной деятельности с
целью вызвать восстание среди наиболее активных слоев народа во
имя осуществления социалистических идеалов, общих народу и пар-
тии. В свою очередь «политики» партии не согласились бы пожерт-
вовать целиком террору ту широкую агитацию в различных слоях
населения, которая привела бы, по их мнению, страну к революции
на почве требований гражданских и политических свобод.
Обострение внутри-народовольческих отношений, последовав-
шее за «дегаеской эпопеей», привело к созданию оппозиции, впо-
следствии оформившейся в «Молодую партию “Народной воли”».
Эта партия выставила требование пересмотра программно-такти-
ческих и организационных установок «Народной воли» и выдвинула
идею введения в программу аграрного и фабричного террора в купе
с децентрализацией партии. Члены новой организации видели одну
из причин неудач «Народной воли» в узости ее состава и оторванно-
сти от народных масс, а потому считали, что «все революционное
дело должно быть передано в руки самого народа» 13 . Необходимо,
чтобы практикуемый террор был понятен рабочему и крестьянину,
«близок к насущным нуждам и проблемам простого люда» 14 . Следо-
вательно, осуществляться он должен против непосредственных экс-
плуататоров в городе и деревне 15 . «Часто бывает важнее убить, на-
пример, губернатора Гессе, усмирившего чигиринский бунт, и убить
его после расправы с крестьянами, чем убить хотя бы Судейкина,
которого не знают ни крестьяне, ни рабочие, да его немедленно за-
менять таким же провокатором», – говорили своим оппонентам
Н. М. Флеров и В. А. Бодаев (участники Петербургской «Рабочей
группы», вошедшей затем всем составом в «Молодую партию “На-
родной воли”») 16 . Г. Лопатин, выступавший от Распорядительной
комиссии, также заявлял, что подобными действиями революционе-
ры лишь восстановят против себя народ, поскольку этот, по сути,
личный протест, а не система общественного воздействия, даже в
крепостное время не имел бы никаких результатов 17 .
В рассмотрении идеологии «Молодой партии “Народной воли”»,
представлявшей собой довольно значительный этап в истории рево-
люционного народничества послемартовского периода, необходимо
коснуться так называемого «рабочего вопроса», который так или
83
иначе затрагивался всеми советскими учеными, а так же и некото-
рыми современными. Т. В. Цымрина, к примеру, утверждает нали-
чие в организации П. Ф. Якубовича процесса к переходу на маркси-
стские позиции, «т.к. “молодые” народовольцы главную роль в ре-
волюции отводили рабочим» 18 . Обычным аргументом в пользу та-
ких заявлений являются слова Якубовича о том, что «главной при-
чиной раскола был рабочий вопрос» 19 .
Известно, что «молодые» и много говорили о рабочих, и немало
с ними работали, но все это кажется убедительным лишь с внешней
стороны. ИК «Народной воли» свое время тоже признавал решаю-
щую роль рабочих в момент самой революции, о чем прямо сказано
в «Программе подготовительных работ партии». И в то же время на-
родовольцы видели в рабочих не авангард революционного движе-
ния, способный возглавить и организовать все недовольные само-
державием элементы, а обычную статистическую, материальную
силу, которая недовольна существующим порядком и иногда скорее,
чем другие силы, поддается организации. Так, по существу, смотре-
ли на дело и «молодые», с той только разницей, что теперь рабочим
рекомендовалась иная тактика, иная не в изменении принципов, а в
изменении объектов нападения. В первом случае речь шла о поли-
тическом терроре, т.е. о нападении на представителей власти; теперь
рекомендовался тот же индивидуальный террор, только уже против
прямых носителей эксплуатации. Вопрос о русском пролетариате и
его роли в освободительном движении, как справедливо замечал
И. Попов, народовольцами в то время не поднимался 20 .
Более того, тщательный анализ источников и, в особенности,
программных заявлений «Молодых народовольцев» позволяет гово-
рить об усилении народнических настроений в кругах революцион-
ной молодежи того периода.
Одной из целей «фабричного террора» было стремление «силь-
нее популяризироваться в народе», поскольку «удары против ти-
пичных и вредных представителей этого кровопийства всего лучше
выяснят народу значение борьбы, предпринятой против царской
власти» 21 . «Мы идем не только за народ, но и с народом… Без нас,
т.е. без достаточного количества интеллигентной сознательной си-
лы, он рискует быть обманутым и разбитым по частям даже в эпоху
революции… Но с другой стороны, мы без содействия народа, без его
силы точно так же не можем ничего сделать в момент окончательной

84
развязки. Слияние силы и сознания необходимо для торжества рево-
люции», – говорилось в № 10 «Народной воли» 22 .
Г. Лопатин в письмах к парижанам указывал, что «наиболее ис-
кренние и деятельные тянутся к народу», «в молодежи это поваль-
ное стремление», но объяснял это тем, что «в это грустное время»
больше и делать нечего, видя в этом к тому же «настроение мину-
ты» 23 . В связи с тем, что стремление молодежи в народ «повальное»,
в одном из своих писем Л. Тихомирову он предлагал «выставить
приглашение в народ (столь желательное теперь многим), как разви-
тие старой программы, ввиду естественного роста партии и отсутст-
вия иного здорового дела у провинциальных групп». Этот фиктив-
ный метод, по мнению Лопатина, позволил бы ИК народовольцев
овладеть оппозицией 24 .
«Молодая партия “Народной воли”», так отчаянно пытавшаяся
найти новые пути борьбы с самодержавным режимом, по сути, не
привнесла ничего существенно нового, оставаясь на прежних пози-
циях Исполнительного Комитета. Программа партии по-прежнему
основывалась на теориях народничества; главная задача организа-
ции – завоевание политической власти при помощи государственно-
го переворота – оставалась неизменной в толковании программных
документов старого ИК; ее тактика не подверглась существенным
изменениям, поскольку все предложенные тактические и организа-
ционные нововведения, в конечном итоге, были отброшены. Да и
нововведениями, по сути, они не были: аграрный и фабричный тер-
рор фигурировал на Воронежском съезде, а затем в «Рабочей газете»
1880–1881 гг., но своего дальнейшего развития не получил 25 . Вы-
ступая за пересмотр программы «Народной воли», «молодые» по
существу касались лишь ее второстепенных пунктов, оставляя глав-
ное неизменным.
Организации 1885–1887 гг. продолжали действовать всецело
следуя программе ИК «Народной воли» 1879 г. Более того, в этот
период наблюдалось развитие двух совершенно противоположных
тенденций в России и эмиграции. Среди русских народовольцев
усиливались террористические радикальные настроения, появля-
лись приверженцы систематического террора, писались памфлеты в
защиту данного метода борьбы как единственно эффективного
(Л. Штернберг «Политический террор в России»; В. Богораз «Борь-
ба общественных сил в России»). В эмиграции настроения царили
коренным образом противоположные. Заграничные революционеры
85
(в частности, П. Лавров, А. Н. Бах, затем Л. Тихомиров) призывали
к возвращению на старые народнические пути к мирной пропаган-
де, считая террор причиной лишних жертв и усиления реакции. Их
длительная оторванность от эпицентра революционных баталий с
самодержавием создавала совершенное иное видение проблемы. На-
родовольцы находились в России в гуще революционных событий,
испытывая на своих плечах реакционные меры царского правитель-
ства и все более ощущая необходимость быстрых и решительных
действий.
В 1887 г. «Террористической фракцией партии “Народной во-
ли”» было предпринято громкое, хотя и неудачное покушение на
императора Александра III. Программа организации, написанная
А. Ульяновым, по большей части, состояла из традиционных уста-
новок народовольцев, но уже заключала в себе некоторые новые
элементы.
Подавляющее большинство советских исследователей склоня-
лись к выводу о социал-демократическом характере документа или,
в иных случаях, о его промежуточном состоянии от народничества к
марксизму, что в определенной степени, по их заключению, явля-
лось показателем времени 26 . Однако, тщательный анализ программы
«террористической фракции» позволяет несколько скорректировать
устоявшуюся в советской историографии концепцию.
Как показал А. И. Ульянов на следствии (а именно из следствен-
ных материалов к нам дошел текст программы, восстановленный
Ульяновым по памяти; напечатать его членам террористической
фракции так и не удалось), программа состояла из двух частей – об-
щей, ведущей изложение от лица «социалистической партии» и
представляющий теоретические обоснования, и «специально-терро-
ристической» 27 .
«По основным своим убеждениям мы – социалисты», – говори-
лось в первых строках документа, после которых следовали раз-
мышления на тему развития социализма и капитализма в России. «К
социалистическому строю каждая страна приходит неизбежно, есте-
ственным ходом своего экономического развития; он является таким
же необходимым результатом капиталистического производства…,
насколько неизбежно развитие капитализма, раз страна вступила на
путь денежного хозяйства», – писал А. Ульянов. Далее отмечалось,
что шаг к социализму «возможен только как результат количествен-
ного или качественного увеличения силы и сознательности в рабочем
86
классе», и это положение являлось для советских ученых основани-
ем для признания наличия ярко выраженных социал-демократи-
ческих идей в первой части программы 28 . Однако, исследователями
не брались в рассмотрение следующие слова, расширяющие преды-
дущий тезис, о том, что «только через сознание и волю самого наро-
да могут воплотиться в его жизни какие-либо принципы, и только
известные экономические условия обусловливают прочную подго-
товку народного сознания к восприятию социалистических идей»
(курсив мой. – Е. С.) 29 . Таким образом, так называемому «рабочему
классу» члены террористической фракции придавали, как и все ре-
волюционные народники 1880-х годов, совершенно иной смысл,
нежели он определялся позднее в идеологии русских марксистов. Не
имея ничего общего с «пролетариатом», рабочие рассматривались
лишь как часть народной массы, хотя и наиболее сознательная и
лучше всего поддающаяся пропаганде.
Подробно исследовавший программу «Террористической фрак-
ции» И. А. Альтман, также пришел к выводу, что по своему общест-
венному значению рабочий класс ставился в ней после крестьянства.
Как существенный недостаток он выделял тот факт, что составители
программы не смогли преодолеть основные народнические положе-
ния при характеристике крестьянской общины 30 . Несмотря на слова
о том, что «главные свои силы партия должна посвящать организа-
ции и воспитанию рабочего класса», авторы программы пока не
считали возможным работать в этом направлении «при существую-
щем политическом режиме в России» 31 .
В теоретических рассуждениях А. Ульянова о социализме, без-
условно, прослеживается некоторое влияние идей основных социал-
демократических работ, в частности, «Капитала» К. Маркса, с кото-
рыми автор был очень хорошо знаком. Его стремление привнести
нечто новое в старую народническую программу с целью искания
новых путей для сражения с самодержавием, повлекшее за собой
наличие в документе некоторых еще до конца не структурирован-
ных идей совершенно иного революционного направления, ни в ко-
ей мере не отражало переход «Террористической фракции» на пози-
ции марксизма (как хотелось бы видеть советским исследователям),
поскольку сами эти позиции еще не успели выделиться из общей ре-
волюционной среды в совершенно иное явление.
«Что же касается до социал-демократов, то наши разногласия с
ними кажутся нам очень несущественными и лишь теоретически-
87
ми...», – писал А. Ульянов, и в целом был прав, поскольку в реалиях
тогдашней русской действительности эти разногласия действитель-
но существенными не были. Представители социал-демократов лишь
начинали свою пропаганду, активно участвуя в революционных ак-
циях совместно с народовольцами, проходя с ними по одним и тем
же делам, восставая перед лицом единого врага (о чем свидетельст-
вуют многочисленные воспоминания современников). Их более чет-
кое оформление в обособленное, а затем и противоборствующее на-
родничеству политическое направление произойдет десятилетием
позже, во второй половине 1890-х годов.
Собственно программные требования члены «Террористической
фракции» изложили в восьми пунктах, которые заключали в себе:
1) постоянное народное представительство, выбранное свободно
прямой и всеобщей подачей голосов без различия пола, вероиспове-
дания и национальности и имеющее полную власть во всех вопросах
общественной жизни; 2) широкое местное самоуправление, обеспе-
ченное выборностью должностей; 3) самостоятельность мира, как
экономической и административной единицы; 4) полную свободу
совести, слова, печати, сходок, ассоциаций и передвижений; 5) на-
ционализацию земли; 6) национализацию фабрик, заводов и всех
вообще орудий; 7) замену постоянной армии земским ополчением;
8) даровое начальное обучение 32 . Таким образом, главным источни-
ком для А. Ульянова послужила программа ИК «Народной воли»,
которая в большинстве пунктов не подвергалась значительным ре-
дакционным изменениям. Некоторые же требования – о даровом на-
чальном обучении, о свободе передвижений, – перекликались с про-
граммными документами группы «Освобождение труда» Г. Плеха-
нова проекта 1884 г. и «Партии русских социал-демократов» Д. Бла-
гоева 33 .
В «специально-террористической программе» давалось объясне-
ние террора как результата столкновения правительства и интелли-
генции по причине несоответствия «политического строя русского
государства с прогрессивными, народническими стремлениями луч-
шей части русского общества» и выражалась уверенность в его не-
сомненном успехе. В основу этой части программы составители по-
ложили многолетний опыт героической борьбы с самодержавием,
считая, что он должен быть научно обоснован. Требования, которые
ставились условием прекращения террористической борьбы, а имен-
но: «1) полная свобода совести, слова, печати, сходок, ассоциаций и
88
передвижений; 2) созыв представителей от всего народа, выбранных
свободно прямой и всеобщей подачей голосов, для пересмотра всех
общественных и государственных форм жизни; 3) полная амнистия
по всем государственным преступлениям прошлого времени, так как
это были не преступления, а исполнение гражданского долга» 34 , –
были взяты из письма ИК Александру III. Как заметила А. И. Улья-
нова-Елизарова, значение террора было дано «почти в тех же выра-
жениях, что и в программе “Народной воли”» 35 .
Таким образом, несмотря на наличие в программном документе
«Террористической фракции» некоторых веяний социал-демокра-
тического направления, в целом он представлял собой яркий обра-
зец революционно-народнических концепций, почти полностью по-
вторяя лозунги ИК «Народной воли» и еще более усиливая и обост-
ряя «террористический» элемент. Время для равноправного взаимо-
действия и противоборства в одной сравнительно небольшой группе
идей народничества и марксизма к тому времени еще не наступило,
а студенческий характер организации говорил скорее об эрудиро-
ванной осведомленности ее участников в теориях освободительного
движения, нежели о критическом пересмотре ими основных поло-
жений тогда еще незыблемой народнической доктрины.
К концу 80-х гг. ХIХ в. новые черты в идеологии революционно-
го народничества начинают проявляться все чаще. Образовавшаяся
в 1888 г. группа так называемых «социалистов-федералистов» опуб-
ликовала свою программу в № 1 журнала «Самоуправления», пред-
ставлявшем собой прекрасный показатель пестроты мнений на фоне
постепенно сдающего позиции народовольчества. И. И. Доброволь-
ский писал в № 2 «Самоуправления» о необходимости союза рево-
люционеров и либералов, чтобы революционное движение переста-
ло быть сектантским. Революционная борьба за политическую сво-
боду в объединении с либералами, по его мнению, «единственное
теперь практическое дело». Вопрос тактики – временно обойти эко-
номические проблемы. Главное сейчас «не в том, как мы, русские,
будем устраивать Русскую землю на другой день после низвержения
самодержавия, а в том, как нам поскорее добить это самое самодер-
жавие» 36 . Вообще же, толки о союзе революционеров и либералов,
по словам Г. Плеханова, стали «модными» во второй половине 1880-х
годов 37 . Однако к тому моменту достаточных пожертвований для
издания нелегального органа либералы так и не сделали, побоявшись

89
связать себя с революционными кругами и замысел «объедините-
лей» не воплотился.
Помимо начавшей проявлять себя объединительной тенденции, в
конце 1880-х годов усиливаются радикальные террористические на-
строения в среде как российских, так и заграничных народовольцев.
По выражению Н. Неймарка, идеология революционеров в эмигра-
ции стала «маниакально проста»: в связи с невозможностью мирной
пропаганды в народе, оставалась единственно допустимое средство
– «уничтожить царя и систематически истреблять каждого предста-
вителя царской власти до тех пор, пока не настанет возможность ра-
ботать в народе» 38 . Один из членов цюрихского кружка народоволь-
цев и его теоретик Семен Стояновский выразил идеи организации в
простой формуле, содержащейся в наброске программы. При усло-
виях существующей в России Александра III политической жизни,
писал он, ни одна подпольная организация широты «Земли и воли»
или «Народной воли» не в состоянии выжить. Следовательно, каж-
дый отдельный революционер «должен направить свои силы на ис-
полнение террора», присоединяясь к небольшим, изолированным
группам или подобно-мыслящим террористам, чьей единственной
целью является «совершение террористического акта» 39 , что участ-
ники цюрихского кружка (И. Дембо, А. Дембский и др.) и пытались
активно претворить в жизнь, изготовляя и испытывая разрывные
снаряды.
В России выразителем остро-террористических взглядов в это
время являлась организация Карла Кочаровского. «По основным
своим убеждениям, мы социалисты и народники, – начиналась про-
грамма его кружка, повторяя первые слова основного документа ИК
“Народной воли” 1879 года. – Мы думаем, что единственно социа-
лизм обеспечит наибольшее счастие для наибольшего количества
людей, единственно обуславливает полное, всестороннее, гармони-
ческое развитие личности, действительно осуществляет в жизни че-
ловечества великий девиз: “свобода, равенство и братство”. Мы по-
лагаем, что только та реформа имеет все шансы и право на сущест-
вование, которая предварительно прошла через сознание и волю на-
рода. Благо народа и воля народа – вот две наши заповеди, вот та
великая правда, за которую мы боремся» 40 .
Относительно средств и методов их борьбы, программа опреде-
ляла единственно эффективной систему политического террора с
целью устрашения и деморализации правительства, вынуждающей
90
его на нужные им уступки. Результатом последовательной террори-
стической деятельности народовольцы рассматривали только два
исхода: первый заключался в том, что правительство немедленно
пойдет на уступки, уменьшающие его силы и увеличивающие обая-
ние партии; второй – в усилении реакции, «которая при достаточной
продолжительности террористических нападений не может не при-
вести к ее абсурду и невозможности идти дальше, после чего снова
последуют уступки, на этот раз более решительные и, быть может,
сопровождаемые катастрофой». «Мы должны быть готовы и к пер-
вому, и ко второму исходу», – писали социалисты-народники 41 .
Таким образом, программный документ кружка К. Кочаровского,
являясь по основным своим задачам и целям, в общем, народоволь-
ческим, уже обнаруживал в себе инородные оттенки, содержащие
черты некоторого авантюрного экстремизма, никогда не покидавше-
го какую-то часть революционеров. Курс на создание рабочей со-
циалистической партии и доведение систематики террора до мас-
штабов национальной катастрофы, безусловно, уже не имели ничего
общего с ортодоксальными установками «Народной Воли».
К началу 1890-х годов в России, несмотря на отсутствие единой
партии, продолжали работу многочисленные народовольческие круж-
ки по разным городам, хотя некоторый спад революционного дви-
жения в так называемую «эпоху безвременья», безусловно, наблю-
дался. Современники отмечали широкое распространение толстов-
ства с лозунгом непротивления злу насилием, а также «государст-
венного народничества», когда надежда на осуществление народни-
ческих пожеланий переносилось с интеллигенции на самодержавное
правительство. Так, к примеру, популярный писатель того времени
В. Л. Приклонский горячо доказывал, что министры быстрее и луч-
ше, чем кто бы то ни было, способны проводить реформы на благо
народа (крестьянский банк, фабричная инспекция и т.п.) 42 .
Пробуждению общественного сознания и революционной актив-
ности интеллигенции способствовали печальные события голода и
эпидемий, разразившиеся в России в 1891–1892 гг.
Одной из первых и наиболее ярко проявившихся черт в работе ре-
волюционного подполья первой половины 90-х гг. XIX в. стала так
называемая «объединительная» тенденция, которая начала прояв-
лять себя еще в конце 1880-х годов в разных группах народовольче-
ского направления. О слиянии революционных сил различных оттен-
ков (чаще народовольцев и либералов), говорилось в программных
91
заявлениях социалистов-федералистов и их печатном органе «Само-
управление» 43 ; идею объединения с либералами выдвигала в 1889 г.
С. М. Гинсбург 44 ; а также «террористы-конституционалисты» в сво-
ей газете «Свободная Россия» под редакцией В. Дебагория-Мокрие-
вича и В. Л. Бурцева, где в 1889 г. они писали: «Искренний, честный
товарищеский союз всех оппозиционных сил – злоба дня. Пора, дав-
но пора бросить нам делиться на «Мы» и «Вы», на «либералов» и
«революционеров», – теперь мы все либералы, теперь мы все рево-
люционеры, и никто не имеет права отказываться от долга и чести
быть либералом и революционером» 45 .
В 1890-е годы объединительная политика значительно расшири-
ла свой контингент. Неубедительные меры властей во время тяже-
лых для России событий 1891–1892 гг. навели революционные эле-
менты на мысль о создании единого «национального фронта» про-
тив самодержавия, в котором стремились соединиться все сущест-
вующие оппозиционные элементы, включая народников, народоволь-
цев, социал-демократов, либералов и всех сочувствующих. Требова-
ния во многом сходились, гневные речи перекликались, общие соб-
рания с участием всех оппозиционных элементов активно входили в
практику, и мысль о «национальном фронте» стала все чаще проно-
ситься над головами мыслящей разночинной интеллигенции. Глав-
ным ее выдвиженцем оказывалось в основном революционное на-
родничество, либералы и социал-демократы присоединялись либо
обосабливались. На общих сходках велись горячие дебаты, устраи-
вались совместные собрания с чтением нелегальной литературы,
обменом мнениями и прениями по вопросам дальнейших действий.
Наиболее известным подобным обществом стал, к примеру, кружок
В. Г. Короленко и Н. Ф. Анненского в Нижнем Новгороде, шутливо
названный «Обществом трезвых философов» и собиравший по 50–
60 человек разной политической направленности, а также кружок
М. Натансона в Саратове, образованный на базе знаменитого тогда в
городе «Общества любителей изящных искусств».
На каком-то из таких собраний для обозначения объединитель-
ных настроений радикальной части интеллигенции даже был пущен
в ход новых термин – «аллиансизм», хотя обозначал он по большей
части тягу к союзу с либералами. Впоследствии он был забыт, и
позднее ему на смену явился новый термин – «коалиционизм», а
также более вульгарный синоним – «соглашательство» 46 .

92
 Объединительная тенденция 1890-х гг. коснулась знаменитого
тогда тверского кружка В. П. Барыбина, провозглашавшего эту
идею в гектографированном журнале «Союз»; московскую группу
Н. М. Астырева и П. Ф. Николаева (последний настойчиво ратовал
за альянс с либералами в своей «босяцкой программе»); петербург-
скую «Группу народовольцев», но самой яркой ее представительни-
цей явилась партия «Народного права».
Другой немаловажной и довольно яркой особенностью револю-
ционного народничества первой половины 90-х годов XIX века стал
пересмотр основных программ в рамках приоритета политических
требований перед экономическими и социальными. «Я особенно
подчеркиваю эту громадную заслугу “Народной Воли”: смело, раз
навсегда, она покончила с ортодоксально-народническим предубеж-
дением против требования политической свободы и поставила это
последнее во главу угла своей программы», – писал О. В. Аптекман,
считавший это явление новым этапом эволюции революционной
мысли. Описывая события времен существования партии «Народно-
го права», Аптекман добавил: «Сознание необходимости политиче-
ской свободы в настоящее время представляется среди интеллиген-
ции всеобщим» 47 .
Поиски новых путей для борьбы привели часть революционеров
к выводу о невозможности одновременного политического и эконо-
мического освобождения, заставив их сосредоточиться на достиже-
нии общенационального «политического раскрепощения страны» 48 .
Некоторые же организации, подобно партии «Народного права», ис-
пользовали умеренную политическую программу в целях привлече-
ния наибольшего количества оппозиционных сил в борьбе с само-
державием, и, делая довольно существенную ставку на либералов,
опасались отпугнуть их радикальными требованиями.
Постановка экономических и социальных задач на второй план
группами социал-революционного толка подвергалась резкой кри-
тике со стороны наиболее верных своей теории социал-демократов,
считавших недостойным для них называться социалистами в прин-
ципе. В целом же энергичное развертывание социал-демократичес-
кого учения в последнее десятилетие XIX века было еще одной из
тенденцией того времени. В первой половине 1890-х годов маркси-
стская идеология начинала уверенно набирать обороты. Все шире и
интенсивнее в среде революционной интеллигенции распространя-
лись идеи научного социализма. Изучением Маркса были поглощены
93
студенческие кружки. Среди молодежи шли горячие, неумолкаемые
споры на темы: кто прав, марксисты или народники, развивается ли
в России капитализм или нет и какими путями пойдет русская рево-
люция. «Это была пора так называемого “легального марксизма”,
которому прологом была известная в свое время книга П. Струве “К
вопросу о развитии капитализма в России”» 49 .
Увеличение веса социал-демократии в революционном движе-
нии в России усилило ее влияние на другие направления оппозици-
онной общественной мысли, в том числе и на социалистов-револю-
ционеров. Это выражалось в смешанном характере их программных
заявлений и тактических операций, в том числе в опоре на пролета-
риат в борьбе за политические свободы и в разочаровании в кресть-
янстве. Отдельные группы радикальной интеллигенции, которые
появлялись в то время (народоправцы, не успевшая проявить себя
группа «Протест» и, наконец, «Группа народовольцев»), весьма по-
казательно отражали общую тенденцию данного периода. С одной
стороны, они приближались к народникам, с другой – к социал-
демократам, представляя собой «наспех составленную эклектиче-
скую смесь в разных дозах и того и другого» 50 .
В 1890-х годах пересмотрена была и тактика. Целая вереница ор-
ганизаций народовольческого толка, включая и «Группу народо-
вольцев», и «Партию Народного права», умышленно отказались от
тактики террора как не отвечающей настроениям времени и пере-
шли к активной пропаганде и агитации; в 1890-е годы не было со-
вершено ни одного террористического акта, хотя дебаты по вопросу
о целесообразности и перспективности этого метода борьбы не
умолкали; так что возникавшие в первые годы XX века эсеровские
организации, без существенных колебаний восприняли и развили
народовольческое «террористическое наследие».
К концу 90-х годов XIX в. на смену революционным народниче-
ским организациям пришли неонароднические, заключавшие в себе,
по определению О. В. Серова, одновременно черты и народничества,
и социал-демократии. Рабочая партия политического освобождения
России (РППОР), Южная партия социалистов-революционеров и Рус-
ская социал-демократическая партия, появились в условиях острой
необходимости изменения стратегии и тактики политической борьбы,
когда фабрично-заводской пролетариат подвергался воздействию
террористической пропаганды гораздо сильнее, чем крестьянство.
Несмотря на явное признание идейного родства с народничеством и
94
на то, что политический террор все еще оставался грозным оружием
в арсенале борцов с самодержавием, указанные организации уже
подчеркнуто не называли себя народниками и по-иному интерпре-
тировали идеологию предшественников 51 .
В заключение следует отметить, что идеологические основы ре-
волюционного народничества на протяжении двух последних деся-
тилетий XIX столетия закономерно претерпевали определенные из-
менения. В тоже время весьма показательным является тот факт, что
мировоззренческий принцип народничества и политической борьбы
с самодержавием практически не подвергались сомнениям (основы
программы ИК «Народной воли» 1879 г. оставались незыблемы и в
работе «Молодой партии “Народной воли”», и «Террористической
фракции», и групп конца 1880-х и начала 1890-х годов). Более того,
определенные периоды отмечались подъемом народнических на-
строений (как, например, в начале 1890-х годов, во время голода и
эпидемий в деревне). Вопрос же о революционных методах неодно-
кратно пересматривался. Почти каждая вновь возникавшая в этот
период народовольческая организация пыталась предложить свои
способы борьбы с самодержавием. «Молодые» привнесли положе-
ния об аграрном и фабричном терроре как более понятном простому
народу и оттого наиболее эффективном. Южно-русская организация
Б. Оржиха говорила о терроре систематическом, идея которого под-
робно развивалась в программе А. И. Ульянова.
Конец 1880-х годов ознаменовал подъем радикальных настрое-
ний в России и эмиграции, нашедших отклик в организациях К. Ко-
чаровского и И. Дембо. Однако в 1890-е годы не было совершено ни
одного террористического акта, хотя споры о целесообразности по-
литического убийства не утихали, затрагивая уже не только народо-
вольцев, но и представителей иных оппозиционных направлений.
В первой половине последнего десятилетия XIX в. революцион-
ное народничество стало активным провозвестником идеи «нацио-
нального фронта» против самодержавия (не получившей, впрочем,
своего реального воплощения). Во второй половине 1890-х годов
оно оказалось втянутым в бурную полемику с социал-демократами,
вобрав в себя некоторые черты их идеологии и видоизменив свои
установки, подстраиваясь под нужды текущего момента. В конеч-
ном итоге, это привело к возникновению на рубеже XIX–ХХ века
неонароднических организаций, заключавших в себе черты обоих
революционных направлений.
95
 1
Русанов Н. С. Идейные основы «Народной воли» // Былое. 1907. № 9.
С. 48.
2
Там же.
3
Цит. по: Утопический социализм в России: Хрестоматия. М., 1985. С. 331.
4
Будницкий О. В. Терроризм в российском освободительном движении. М.,
2000. С. 44.
5
Там же. С. 48; Русанов Н. С. Указ. соч. С. 72–73.
6
Цит. по: Фигнер В. Запечатленный труд. М., 1964. Т. 1. С. 399.
7
См.: Твардовская В. А. Н. А. Морозов в русском освободительном движе-
нии. М., 1983. С. 96–103.
8
Цит. по: Будницкий О. В. Указ. соч. С. 72.
9
Там же.
10
Письмо Н. А. Морозова «Павлу» (П. Б. Аксельроду) от 30 июня 1880 г.
Цит по: Твардовская В. А. Н. А. Морозов… С. 99.
11
Там же. С. 117.
12
Цит. по: Будницкий О. В. Указ. соч. С. 75.
13
Попов И. И. Революционные организации в Петербурге в 1882–1885 гг. //
Народовольцы после 1 марта 1881 г. Вып. I. М., 1928. С. 51–55.
14
Литература партии «Народной воли». М., 1930. С. 338.
15
Сайкин О. А. Из истории «Молодой партии “Народной воли”» // Ист.
СССР. 1971. № 6. С. 72.
16
Попов И. И. Указ. соч. С. 69.
17
См.: Валк С. Н. Распорядительная комиссия и «Молодая партия “Народ-
ной воли”» // Каторга и ссылка. 1931. № 2. С. 123.
18
Цымрина Т. В. «Народная воля» после 1 марта 1881 года: автореф. дис. …
канд. ист. наук. Ростов-на-Дону, 2000. С. 21.
19
Красный архив. 1930. № 1 (38). С. 74.
20
Попов И. И. Указ. соч. С. 54.
21
Литература партии «Народная воля». С. 337.
22
Там же. С. 334–335.
23
Цит. по: Валк С. Н. Молодая партия Народной воли // Проблемы марксизма.
1930. № 1. С. 111; Он же. Распорядительная Комиссия… С. 120.
24
Там же.
25
Подробнее см.: Валк С. Н. Молодая партия Народной воли. С. 105.
26
Яковенко Е. И. О втором 1-е марта // Каторга и ссылка. 1927. Кн. 32. С. 24,
26; Альтман И. А. Программа группы А. И. Ульянова // Вопросы ист. 1977.
№ 4. С. 34.
27
Программа террористической фракции партии «Народная воля» // Алек-
сандр Ильич Ульянов и дело 1 марта 1887 г. М.; Л., 1927. С. 374–375.
28
См.: Альтман И. А. Указ. соч. С. 35; Давыдов Л. Г. А. И. Ульянов и дело о
покушении 1 марта 1887 года // Вопросы ист. 1968. № 5. С. 212–214; Осипов В.
Старший брат // Правда. 1986. 12 апреля. С. 13.
29
Программа террористической фракции партии «Народная воля». С. 374–
375.
96
 30
Альтман И. А. Указ. соч. С. 41–42.
31
Программа террористической фракции партии «Народная воля». С. 379.
32
Там же. С. 376.
33
См.: Итенберг Б. С., Черняк А. Я. Жизнь Александра Ульянова. М., 1966.
С. 51.
34
Программа террористической фракции партии «Народная воля». С. 379.
35
Александр Ильич Ульянов и дело 1 марта 1887 года. С. 114.
36
Широкова В. В. Газета «Самоуправление» // Вопросы ист. 1982. № 11.
С. 181–182.
37
Там же. С. 182.
38
Naimark N. M. Terrorists and Social Democrats. London, 1983. P. 218.
39
Там же.
40
Цит. по: Спиридович А. И. Партия социалистов-революционеров и ее пред-
шественники. Пг., 1916. С. 18–19.
41
Там же. С. 20.
42
Александров М. С. «Группа народовольцев» // Былое. 1906. № 11. С. 1–2.
43
См.: Широкова В. В. Указ. соч. С. 182.
44
Naimark N. M. Op. Cit. P. 221.
45
Цит. по: Слетов С. К истории партии социалистов-революционеров. Пет-
роград, 1917. С. 20.
46
Чернов В. Записки социалиста-революционера. Книга первая. В годы без-
временья (1889–1899). Берлин-Петербург-Москва, 1922. С. 194.
47
Аптекман О. В. Партия «Народного права» // Былое. 1907. № 7. С. 177–
181.
48
Чернов В. Указ. соч. С. 173.
49
Куделли П. Народовольцы на перепутье. Л., 1925. С. 5–6.
50
Там же. С. 6.
51
См.: Серов О. В. Неонароднические организации в России на рубеже XIX–
XX веков: автореф. дис. … канд. ист. наук. М., 2000. С. 1–30.

97
 Мокшин Г. Н.

От «малых дел» к широкой «культурной работе»:

эволюция народнической мысли в 1880-1890-е гг.
80–90-е гг. ХIХ века вошли в историю русского народничества
как эпоха «малых дел». Ее идейные творцы и выразители И. И. Каб-
лиц, Л. Е. Оболенский, Я. В. Абрамов, В. П. Воронцов, С. Н. Кривен-
ко призвали демократическую интеллигенцию к прекращению поли-
тической борьбы с самодержавием с тем, чтобы сосредоточить свои
усилия на насущных вопросах народной жизни. Таковыми призна-
вались тогда улучшение материального положения деревни и ее
культурное развитие, т.е. приобщение «мужика» к благам современ-
ной цивилизации, пока доступным только образованным классам
общества.
В исторической литературе отказ народников 1880-х гг. от попы-
ток насильственного введения в стране социализма их временное
«примирение» с самодержавием долгое время интерпретировались
как упадок народничества, его вырождение в пошлый «культурни-
ческий оппортунизм». Лишь в 90-е гг. прошлого века усилиями
главным образом Б. П. Балуева 1 и В. В. Зверева 2 с теории «малых
дел» и культурно-просветительской практики правого народничест-
ва был снят ярлык «реакционности». В современные учебно-спра-
вочные издания вошли понятия «народники-культурники» и «куль-
турническое» течение в народничестве последней трети ХIХ в.
Вместе с тем история «культурничества» как самостоятельного
направления развития народнической мысли со своими специфиче-
скими общественными задачами, стратегией и тактикой обществен-
ных преобразований нуждается в дальнейшем изучении. Прежде
всего, вызывает сомнение общепринятая интерпретация термина
«культурничество» (то же, что «культуртрегерство» – от нем. Kul-
turträger – носитель культуры). Он был введен в оборот русскими
марксистами еще в середине 1890-х гг. для обозначения сторонни-
ков народнической теории «малых дел» и до сих пор сохраняет эту
узкую трактовку 3 . Но культурнические идеи зародились в народни-
честве еще в 1860-е гг. 4 и непрерывно развивались вплоть до 1917 г.,
в том числе неонародниками. Поэтому всегда находились исследо-
ватели, доказывавшие, что народническое понимание «культурной

98
работы» шире теории «малых дел», получившей распространение в
царствование императора Александра III 5 .
Проблема в том, что рубеже ХIХ–ХХ вв. народничество оконча-
тельно и бесповоротно становится на путь политической борьбы с
самодержавием. Этот факт естественно позволяет предположить,
что предшествующий период, когда преобладала культурническая
идеология, был отступлением от общей тенденции в развитии на-
роднической мысли. Так, по мнению ведущего специалиста по исто-
рии правого народничества В. В. Зверева, в противостоянии друг
другу «культурников» и «политиков» «отчетливо проявились два
различных подхода, как в оценке общего состояния российского
общества, так и возможных перспектив его развития в будущем: или
приспособление к новым условиям существования, или политиче-
ское реформирование страны с ориентацией на социалистический
идеал» 6 . Иными словами, отстаиваемая Зверевым концепция эволю-
ции позднего народничества отказывает народникам-культурникам
в праве считаться продолжателями традиции русского общинного
социализма.
Позиция современных исследователей в отношении культурни-
ческого течения в народничестве базируется на трех положениях:
1) идейно-теоретическим обоснованием пропагандируемой народ-
никами «культурной работы» являлась т.н. теория «малых дел», а ее
важнейшей составной частью – признание вступление России на
путь капитализма; 2) достижение «общего блага» (как цели прогрес-
са) культурники связывали не с реализацией социалистического
идеала, а «улучшениями» на почве существующих общественных
порядков, т.е. их критика капитализма не носила системного харак-
тера; 3) путь к социализму был возможен только через коренные
преобразования самодержавно-бюрократического строя, за которые
ратовали Н. К. Михайловский и его сторонники 7 .
Заметим, что главным источником тезиса о примирении куль-
турников с капитализмом послужила одна из статей Я. В. Абрамова
в «Неделе». В ней ведущий публицист газеты призывает интелли-
генцию оставить споры «о невозможности укрепления капитали-
стических порядков в нашем отечестве» и обратить все внимание на
то, чтобы «возможно более оградить население от печальных сторон
этих порядков» 8 . Но разве другие народники (И. И. Каблиц, В. П. Во-
ронцов, С. Н. Кривенко) разделяли это мнение? И разве признание
факта проникновения капитализма в Россию «по воле царского
99
правительства» лишало их надежды на возможность в дальнейшем
сойти с этого «ошибочного» пути?
Задача данной статьи – реконструкция истории культурническо-
го течения в легальном народничестве с точки зрения ее внутренней
эволюции от теории «малых дел» к теории «органической культур-
ной работы» 9 . Как уже отмечалось, большинство исследователей эту
эволюцию отрицает, т.к. рассматривает «малые дела» и «культур-
ную работу» как тождественные понятия. Формально такой подход
имеет право на существование. Те же Абрамов и Кривенко нередко
употреблять эти термины как синонимы, однако, больше склоняясь
к «культурной деятельности». Термины «малые» и даже «малень-
кие» дела, видимо, ввел в употребление Л. Е. Оболенский в самом
начале 1880-х гг. 10 А популярными их сделал Н. В. Шелгунов, поле-
мизируя с Абрамовым на страницах журнала «Русская мысль» в
конце 1880-х гг. Ясно, что различия между сторонниками «культур-
ной работы» 1880-х гг. и органической «культурной деятельности»
1890-х гг. следует искать не в словах, а в их содержании, которое не
оставалось неизменным.
Что такое «малые дела» в трактовке их первых теоретиков? Это
та же культурническая деятельность только в ее узком понимании –
как частная инициатива отдельных представителей образованного
общества, впоследствии названных «культурными одиночками». В
пику народовольцам и сочувствовавшим им легальным народниче-
ским изданиям публицисты «Недели» и «Мысли» доказывали рус-
ской интеллигенции, что имеющиеся у нее политические идеалы
ставили перед ней заведомо невыполнимые задачи, идущие дальше
реальных потребностей русской жизни. Эти идеалы принуждали
наиболее активную и сознательную часть общества «сидеть у моря и
ждать погоды», вместо того, чтобы делать «маленькое», но практи-
чески полезное для народа дело.
Исходной посылкой для обоснования аполитизма «малых дел»
послужила идея «органического» развития общества, усиленно про-
пагандируемая теоретиками правого народничества с конца 70-х гг.
ХIХ века. В обобщенном виде теория «малых дел» сводится к трем
ключевым положениям: 1) общественное развитие должно быть ор-
ганичным; всякие насильственные скачки прогресса или регресса
крайне опасны для здоровья социального организма; 2) для утвержде-
ния новых общественных форм необходимы соответствующие нрав-
ственные и культурные предпосылки, т.к. всякая общественная форма
100
коренится в идеях, привычках и чувствах людей и ими же держится;
3) главным условием культурных успехов является саморазвитие и
самодеятельность основного населения страны, активное участие
народа и общества в гражданской жизни страны.
«Мы, – пишет, например, Оболенский, – как нация, чересчур от-
ставшая от других, поняли, когда проснулись, необходимость толь-
ко усиленной прогрессивной работы, чтобы скорее догнать других.
От этого мы и забыли другую сторону дела: статическую» (повсе-
дневные потребности общественного организма в питании, образо-
вании и т.п., без чего невозможно его существование) 11 . Было время,
продолжает публицист, когда прогрессивная литература, желая про-
будить дремавшие силы общества, смеялась над маленькими дела-
ми, называя их паллиативами. В итоге у нас «каждая мошка считает
себя призванной вершить одни только великие дела!». Однако
большинство общества состоит не из героев, а из обыкновенных
средних людей, которым эти великие дела не по плечу. Поэтому от-
рицание «маленьких идеальчиков» привело не к признанию «боль-
ших» идеалов, а к совершенному отрицанию всяких. «Помилуйте,
как же! Работать теперь, при существующем порядке… В этих сло-
вах, – замечает Оболенский, – все: и холопская лень, и холопская
трусость, и холопские отговорки!». А все потому, что «мы белоруч-
ки, потому что мы ничего не умеем делать, потому что нам все да-
лось даром: и наше образование, и наше общественное положение, и
наши средства к жизни. Мы, как истинные лакеи, не будем работать
черную работу: на это есть пониже нас, а мы состоим при господах
– идеалах!» 12 .
По убеждению Каблица и Оболенского – главных теоретиков пра-
вого фланга легального народничества в первой половине 1880-х гг. –
интеллигенция должна была забыть свои планы опекунства над на-
родом. Инстинкт заботы о «своем мужике», усвоенный «кающимися
дворянами» (потомками прежних бар), за годы проведения кресть-
янской реформы мало-помалу выродился и заменился свободным
договорным отношением. Теперь народу нужны не благодетели, а
простые оплачиваемые работники, хорошо знающие свою специ-
альность и не боящиеся серой, будничной работы. Их прямой долг
и первейшая обязанность – вооружить простой народ «культурны-
ми» средствами борьбы за существование (образование, новейшая
техника, интенсивное хозяйство), чтобы привести его к такому ум-
ственному и нравственному уровню, когда он сам будет в силах
101
справиться со своими экономическими и моральными «болезнями»
и нуждами. Такие люди, уверял своих читателей народнический
публицист, стали бы «героями расцвета народной жизни», «первыми
пионерами, которые засыплют пропасть непонимания, какая лежит
между народом и интеллигенцией, между миром мысли и миром
земледельческого труда…». Больше от интеллигенции ничего не
требовалось, т.к. если она все это выполнит, то «высшая культура
придет само собой» 13 .
Философия изменения мира от частного к общему, от личного
самосовершенствования к улучшению общественных форм – это,
конечно, очередной самообман правонароднической интеллигенции.
Но не больший, чем философия сторонников скороспелой полити-
ческой реформы. Не случайно идея нового похода «в народ», но уже
не с целью революционной пропаганды, а для осуществления про-
граммы «малых дел», обрела популярность вскоре после разгрома
правительством «Народной воли» и закрытия политизированных
«Отечественных записок».
Во второй половине 1880-х гг. ведущим идеологом «малых дел»
становится Я. В. Абрамов. Он не был «пионером» этой теории, хотя
ее нередко именуют «абрамовщиной». Основная заслуга Абрамова в
том, что благодаря его агитации идеи развития существующих об-
щественных форм путем их частных улучшений проникли в среду
провинциальной либерально-демократической интеллигенции, так
или иначе, способствуя ее объединению для решения практических
задач народной жизни.
Именно Абрамов в 1885 г. на страницах газеты «Неделя» выдви-
нул лозунг о необходимости перемещения т.н. «безместной» (безра-
ботной) интеллигенции или «умственного пролетариата» из столиц
и крупных городов в провинцию на «культурную работу» 14 . В дан-
ном случае под ней подразумевалась конкретная деятельность по
удовлетворению неотложных потребностей народа. Деревне, посто-
янно внушал публицист своим читателям, нужны были не «герои»,
а «простые» интеллигентные труженики (учитель, врач, акушерка,
ветеринар, адвокат, агроном), хорошо знающие свою специальность
и не боящиеся серой, будничной работы. Никакого геройства тут
действительно не требовалось, ибо главным препятствием к успеш-
ной созидательной деятельности в народе являлись не стесненные
властью «внешние условия», а отсутствие навыков правильной

102
организации и ведения дела и обязательной для его успеха веры в
собственные силы 15 .
Заметим, что Абрамов одним из первых обратил внимание на то,
что «культурной работой» надо заниматься системно и повсеместно.
Для этого публицист рекомендовал интеллигенции идти на службу в
земские учреждения, специально созданные правительством для
разрешения местных вопросов силами самого общества. С момента
своего возникновения земские учреждения стали главным «убежи-
щем» либерально-демократической интеллигенции, желавшей слу-
жить не царю, а народу. Однако в «героические» 60–70-е годы ХIХ в.
(во многом под влиянием революционной пропаганды) деятельность
органов местного самоуправления считалась мизерной и бесплод-
ной, т.к. она не могла избавить трудящиеся массы от «общих» при-
чин их страданий. Лишь полное разочарование в первой половине
1880-х гг. в идее быстрого и радикального решения проблемы наро-
да, заставила значительную часть разночинной интеллигенции отка-
заться от социального утопизма и перейти к вопросу об организации
помощи миллионам крестьян в их повседневной борьбе за сущест-
вование. В литературе о позднем народничестве этот поначалу ти-
хий и малозаметный процесс по перемещению т.н. «трудовой» ин-
теллигенции из столиц в провинцию получил громкое название
«второго хождения в народ» 16 , хотя точнее было бы называть его
«хождением в земство». Конечно, в 80-е гг. ХIХ в. народническое
направление было не единственным среди земских служащих, но за-
то самым широким 17 .
Работе органов местного самоуправления Абрамов посвятил це-
лую серию очерков в «Неделе» и «Русской мысли», стремясь дока-
зать, что ее умелая организация могла бы значительно облегчить пе-
редвижение интеллигентных сил из центров в глушь и сделать их
труд более плодотворным. Земства он рассматривал в качестве
своеобразного форпоста, где будут концентрироваться необходимые
силы для борьбы «с представителями своекорыстия и личных инте-
ресов» 18 .
Статьи Абрамова с обоснованием культурнической программы
деятельности интеллигенции принесли ему всероссийскую извест-
ность. Тираж «Недели» к середине 1890-х гг. вырос в два раза (до 15
тыс. чел.) 19 . Оппоненты Абрамова из демократического лагеря все-
рьез опасались, что это новое движение «в народ» может отвлечь
интеллигенцию от действительно важных и неотложных задач,
103
стоящих перед русской жизнью. Например, Шелгунов открыто об-
винял Абрамова в примирении с действительностью, узком практи-
цизме (в ущерб идейности) и, наконец, в создании культа людей
средних, исполнительских способностей («маленьких деятелей»),
свободных от «обязанности» стать героями своего времени, которым
были по плечу «великие» дела и задачи 20 . По убеждению Шелгунова,
все это было равносильно призыву к самоуничтожению обществен-
ной интеллигенции, смысл существования которой в осуществлении
идеи радикальных общественных преобразований 21 .
Сторонники «малых дел», разумеется, не верили в возможность
радикального исцеления человечества при жизни современного им
поколения. Всеисцеляющим идеалам они предпочитали насущные
(читай, паллиативные) средства помощи народу, которые могли ис-
целить только его насущные недуги. Но означало ли это, что они от-
рицали значение социалистического идеала как путеводной звезды,
освещающей общее направление развития человечества. Думаем,
что нет.
Все идеологи легального народничества 1880-х гг., включая
Каблица, Оболенского и Абрамова, признавали социально справед-
ливым только такой общественный строй, при котором отсутствова-
ла эксплуатация человека человеком. Все они (и в этом главное от-
личие народнического сознания от национального) во главу угла
общественной и государственной жизни страны ставили интересы
простого (физически трудящегося) народа, противопоставляя их ин-
тересам т.н. привилегированных классов, занятых умственным тру-
дом. Иными словами, все народники-реформисты (сторонники не
только «больших», но и «малых» дел) мечтали об установлении са-
модержавия народа, о превращении его в главную движущую силу
истории (т.е. о демократизации экономической, политической и
культурной жизни страны).
Если принять во внимание эти хорошо известные факты, то
можно предположить, что главное различие между основными на-
родническими фракциями 1880–1890-х гг. состояло в тактике подго-
товки и проведения общественных преобразований страны.
Политические радикалы «Отечественных записок» и «Дела»,
возглавляемые Н. К. Михайловским и Н. В. Шелгуновым, состави-
ли ядро «критического» народничества конца 1870-х – первой по-
ловины 1880-х гг. Их формула действий – «все для народа, но по-
средством лучшей его части – интеллигенции» основывалась на
104
неготовности масс вступить на путь самостоятельных общественных
преобразований. Взяв на себя роль руководителя и наставника наро-
да, левые народники рассчитывали пробудить его сознание только
после того, как для этого будут созданы благоприятные внешние ус-
ловия. Под ними тогда понималось ограничение самодержавия и
предоставление интеллигенции широких политических свобод.
Второе направление объединяло народников «Недели», «Мыс-
ли» и «Русского богатства» Оболенского. Их «исповеданием веры»
стала книга Каблица-Юзова «Социологические очерки. Основы на-
родничества» (СПб., 1882). Позиция «Недели» по отношению к прак-
тическим задачам демократической интеллигенции сводилась к ста-
рой народнической формуле «все для народа и через народ». Не слу-
чайно единомышленников Каблица чаще всего называли «ортодок-
сальными» народниками. Только в отличие от народников 1870-х гг.
восьмидесятники предлагали интеллигенции опроститься («опус-
титься» до народа), чтобы яснее сформулировать идеи, вытекающие
из чувств и настроений массы, т.е. сосредоточиться на программе
«будничного дня» (удовлетворении первоочередных нужд народа).
Фактически речь идет о двух противоположных типах общест-
венных преобразований – политическом и социальном. «Политики»
делают ставку на инновационное развитие за счет внешних заимст-
вований. Специфические черты их программы общественных пре-
образований – политицизм, элитаризм и этатизм, т.е. признание ре-
шающего значения за политической надстройкой. «Социальщики»
ориентируется на органическое развитие общества, т.е. на его внут-
ренние возможности. Поэтому этот подход характеризуют аполи-
тизм, популизм и признание необходимости развития самодея-
тельности трудящихся масс.
Почему же легальные народники так и не смогли соединить
«идейность» и «практицизм» в такую программу общественных
преобразований, в которой «малые дела» выступали бы не антитезой
«больших дел», а их обязательным компонентом? Дело в том, что
примерно с рубежа 1870–1880-х гг. в народническом лагере начина-
ет формироваться еще одно идейно-тактическое направление, пы-
тавшееся занять промежуточную позицию между правыми и левыми
народниками. Речь идет об организованных С. Н. Кривенко артель-
ных народнических журналах «Русское богатство», «Слово» и «Ус-
тои». Программные установки этих изданий свидетельствуют о том,
что они отстаивали центристский (социально-политический) тип
105
общественных преобразований. Его отличали умеренность, компро-
миссность, прагматизм (отказ от идеологической борьбы в пользу
решения насущных общественных проблем), а также стремление к
обеспечению баланса интересов всех социальных групп на почве
служения народу. В первой половине 1890-х гг., когда народничест-
во вступило в полосу серьезного идейного и организационного кри-
зиса, Кривенко и его единомышленники, из которых следует особо
выделить В. П. Воронцова, предприняли попытку консолидировать
все «здоровые» силы народничества в специально купленном для
этого журнале «Русское богатство».
В исторической литературе и Воронцов, и Кривенко по традиции
причисляются к идеологам «малых дел». Однако они ни в 1880-е, ни
в 1890-е гг. не разделяли надежд публицистов «Недели» на то, что
коренные основы общежития может изменить сознательное и чест-
ное выполнение трудовой интеллигенцией ее профессиональных
обязанностей. Оба народника всегда признавали большое значение
для успешной общественной деятельности широких демократиче-
ских идеалов. Потеря идеи общих преобразований общественного
строя России, писал Кривенко, изолировала культурных работников
друг от друга, превращая их деятельность в «заплатывание худого
кафтана, который будет пороться в других местах» 22 .
Новое понимание задач культурнического народничества было
озвучено Воронцовым на страницах «Русского богатства» в 1892 г.
Его программа действий опиралась на три положения: «народные
интересы, как цель; формы, вырабатываемые коллективной мыслью
народа или другие, соответствующие его желаниям, как средство; и
самодеятельность населения, как рычаг общественной эволюции».
Осуществление этих «благих пожеланий» русского народничества,
точнее его среднего течения, по убеждению Воронцова, требовало
«умственного подъема массы», который он и определял в качестве
главной задачи переживаемого момента 23 . Другими словами, под
народничеством Воронцов понимал временное движение среди ин-
теллигенции, которое имело смысл до тех пор, пока привилегиро-
ванное общество являлось главным фактором общественной эволю-
ции России, а его интеллигенция – «авангардом прогрессивного
движения». Но оно должно было потерять смысл своего существо-
вания после того, как народные массы приобщатся к сознательному
участию в прогрессивном развитии страны 24 .

106
 Каблица Воронцов характеризует как «крайнего представителя»
народнической мысли, учение которого требует поправок и допол-
нений. Он, в частности, критикует недооценку автором «Основ на-
родничества» роли в поступательном развитии общества науки и
знания 25 . В то же время Воронцов отмежевался и от представителей
политического радикализма во главе с Михайловским, т.к. эта часть
интеллигенции «не поняла существеннейшего смысла реформы
(1861 г. – Г. М.), заключающегося в устранении пут, связывавших
самодеятельность народа; не заметила той перемены в чувствах и
миросозерцании массы, которая превращает прежнего раба в сво-
бодного гражданина, ищущего не опеки, а свободного развития…
Ей кажется, что ничего этого в мужике еще нет, что крестьянин
продолжает оставаться взрослым ребенком, которого нужно обере-
гать, учить, водить на помочах, но который неспособен к самостоя-
тельному шагу…; она решается, как в эпоху рабства народа, все
бремя прогресса держать на своих плечах» 26 .
По убеждению самого Воронцова, успешную борьбу за измене-
ние существующего общественно-политического строя мог вести
только народ. Поэтому основная масса интеллигенции должна была
идти в деревню для воспитания из крестьянской среды новой социо-
культурной силы, а после пробуждения политического сознания
масс заняться их политической организацией. То есть, необходи-
мость политических преобразований не отрицалась, но для ее успеха
требовались определенные социокультурные предпосылки, в том
числе разрушение «монархических иллюзий» крестьянства. Поэтому
пока следовало ограничиться пропагандой идеи ограничения само-
державия в образованном обществе, для чего было достаточно од-
ной печати 27 .
В начале 90-х гг. ХIХ в. существенный вклад в развитие теории
«органической культурной работы» внес и Кривенко. Всецело под-
держивая земство и «культурных одиночек» в их борьбе за просве-
щение народа и повышение его благосостояния, он не придавал
этим общекультурным мероприятиям самодовлеющего значения. По
мнению этого народнического теоретика, новый общественный строй
должен был подготавливаться в недрах старого путем проведения в
жизнь отдельных его начал (физический труд, экономическая соли-
дарность, сочувствие к общему благу, общественное самоуправле-
ние и т.д.). Для этой цели публицист рекомендовал интеллигенции за-
ведение образцовых сельскохозяйственных и промышленных артелей
107
и земледельческих общин, чем он сам активно занимался в 1870-е гг.
Со временем успехи, достигнутые в ходе этих социальных экспери-
ментов прогрессивной русской интеллигенции, могли послужить
примером для остального населения страны 28 .
В общем виде разрабатываемая Кривенко общественная про-
грамма включала два уровня: общекультурные мероприятия, охва-
тывающие экономическую, правовую и духовную жизнь народа и
направленные на поднятие общей сознательности населения и уве-
личение его благосостояния (она была рассчитана на людей «обыч-
ной меры» или, «среднего типа», как называли их теоретики «малых
дел»); и высшую ступень для деятелей, которые осознают необхо-
димость радикальных общественных преобразований и готовы по-
святить свою жизнь борьбе за их практическое осуществление 29 .
Для сближения разрозненных интеллигентских сил Кривенко
решительно отказывался навязывать общественному мнению какой-
либо образец «единственно верного» метода деятельности. «Ко вся-
ким исканиям новых путей, – писал на страницах «Русского богат-
ства» Кривенко, – следует... относиться, прежде всего, с терпимо-
стью». Каждый должен был делать для народа все, что может, ста-
раясь сделать возможно больше и привлекая к своей деятельности
других, так как только занимаясь реальным практическим делом
большинство людей может научиться возводить частные факты к
общим причинам и тем самым лучше понять, в чем состоят истин-
ные причины «зла» и как с ними бороться дальше 30 . Действуя таким
образом, «люди, идущие от частного к общему (от «малых» дел к
«большим». – Г. М.), нисколько не мешают людям, идущим от об-
щего к частному». Наоборот, при разъединении практиков, занятых
конкретным делом, и теоретиков, стремящихся к постановке широ-
ких общественных задач, происходит «двойная потеря сил» 31 .
В целом предложенная Воронцовым и Кривенко программа кон-
солидации народнической интеллигенции выглядела вполне обосно-
ванной и привлекательной. Она учитывала неудачный опыт народ-
нического движения в 1870–1880-х гг., связывая его незначительные
результаты с расколом народников на две фракции: «крестьянофиль-
скую» и «интеллигентскую». Новая стратегия борьбы за народниче-
ские идеалы основывалась на базе вполне конструктивных идей:
– отказ от непосредственного введения в России социализма из-
за отсутствия для него социокультурных предпосылок (способности
народа стать движущей силой этого процесса);
108
 – необходимость первоочередного удовлетворения действитель-
ных нужд и потребностей основного населения страны как реально-
го пути сближения демократической интеллигенции с трудящимися
массами;
– развитие самодеятельности народа и общества (как основной
движущей силы прогресса) при помощи системы экономических и
культурно-просветительских мероприятий;
– опора на трудовую интеллигенцию (врачи, учителя, агрономы,
технологи, ветеринары и т.д.), а не только на «критически мысля-
щих личностей»;
– конструктивная оппозиция правящей власти, позволяющая ис-
пользовать ее потенциал для подготовки радикальных социальных
преобразований.
Отказ от насилия (в различных его формах) как способа ускоре-
ния истории в пользу идеи непрерывно-поступательного развития
общества означал, что народничество вступило в стадию духовной
зрелости. Его теоретики начинают мыслить в масштабах всего об-
щества, т.е. пытаются примирить свои представления о демократии
и социализме с наличными нуждами и потребностями всех «заинте-
ресованных» сторон.
С другой стороны нельзя не заметить умеренности политической
платформы идеологов «среднего» течения в народничестве. В их
программе преобразований отсутствовали даже намеки на необхо-
димость политической борьбы с самодержавием, даже легальными
средствами. С этой точки зрения Воронцов и Кривенко были гораз-
до ближе к правому крылу народничества, чем к левому. И, видимо,
это обстоятельство и послужило главной причиной раскола в 1894 г.
редакции «Русского богатство» (выходу из нее умеренных народни-
ков во главе с Кривенко), положившего начало распаду всего ле-
гально-народнического лагеря.
Итак, почему же в середине 1890-х гг. центробежные силы в
правом народничестве взяли верх над центростремительными? Ис-
торики, как правило, решают этот вопрос с позиции народников-
политиков, которые остались в «Русском богатстве» и впоследствии
внесли весомый вклад в становление идеологии неонародничества.
«Отщепившиеся сотрудники, – сообщал Михайловский в письме
Н. С. Русанову, – слишком уж гнули кто в сторону “маленьких дел”
и “светлых явлений”, кто в сторону народничества на подкладке эко-
номического материализма, т.е. с фырканьем по адресу политики».
109
По глубокому убеждению Михайловского, роковая ошибка всех
сторонников принципа «все для народа и только через народ» со-
стояла в том, что социально-экономические преобразования страны
они, часто сами того не желая, ставили впереди политических. Пря-
мо о необходимости свержения самодержавия как первоочередной
задачи русской жизни он, разумеется, писать не мог. Однако эта по-
зиция духовного лидера позднего народничества хорошо известна,
например, по воспоминаниям П. П. Перцова. «В том-то и беда, – го-
ворил ему Михайловский в одной из частных бесед, – что эта идея
далеко не пользуется таким признанием, как в свое время идея ос-
вобождения крестьян. Многие сомневаются и даже отвергают ее…
Поэтому мы так и слабы» 32 .
Но есть и другая точка зрения на причины кризиса народничест-
ва 1890-х гг., впервые изложенная Воронцовым – главным теорети-
ком журнала «Новое слово», где после выхода из «Русского богат-
ства» обосновались умеренные народники. По мнению Воронцова, с
70-х гг. ХIХ в. существенным пунктом, разделяющим «народни-
ков» 33 и «политиков», был вопрос о последовательности изменения
социальных и политических форм общественного быта. Сам Ворон-
цов считал его второстепенным, т.к., с одной стороны, «ничто не
мешает изменяться им одновременно, а с другой, – может ли кто-
нибудь утверждать, что эти течения сами по себе в силах изменить
какую-нибудь из них». Действительные разногласия, по убеждению
публициста, касались вопроса о том, на какую среду должно быть
«преимущественно» направлено просветительское воздействие ин-
теллигенции (на город или деревню) и что должно составлять ее
главную (но не единственную) задачу по отношению к культурному
обществу: «подчеркивание давно ему известных недостатков обще-
ственного строения или возбуждение в нем критического отношения
к самому себе и к своей пассивности?» 34 . Интересен также более
поздний тезис Воронцова о «политической незрелости» крестьянст-
ва и демократической интеллигенции, которые вплоть до начала ХХ
века свято верили в простые решения (по мановению царя или за-
хватившей власть радикальной партии) запутанных социальных во-
просов пореформенной русской жизни 35 . Иначе говоря, Воронцов
уличал своих оппонентов из «Русского богатства» в узости и незре-
лости их политических взглядов, т.е. в политиканстве.
Очевидно, что решение данной проблемы возможно, если иссле-
дователи выйдут за рамки народнического дискурса, т.е. перестанут
110
делить народников на «правых» и «заблуждающихся», и обратятся к
изучению общих закономерностей развития народнической мысли.
С этой точки зрения, может быть очень полезным т.н. социокуль-
турный подход. Он основан на изучении взаимосвязи между спосо-
бами общественных изменений и самосознанием их субъектов.
Главное преимущество данного подхода в том, что он позволяет ре-
конструировать механизм идейной эволюции правого народничест-
ва и его движущие силы.
В соответствии с социокультурным подходом история легального
народничества предстает как результат взаимодействия двух ведущих
идейно-тактических направлений (социального и политического),
находящихся между собой в диалектическом противоречии, как те-
зис и антитезис. При этом существовало два основных способа их
снятия: инверсия и медиация.
Инверсионную логику мышления характеризует монизм, т.е.,
признание возможности существования только одной (истинной)
точки зрения. Мысль движется от тезиса к антитезису и обратно
(наподобие маятника), образуя так называемые инверсионные цик-
лы развития. В истории правого народничества это последователь-
ная смена аполитизма политикой. Всего за 1870–1890-е гг. было
пройдено два таких цикла. Медиация есть способ развития, осно-
ванный на синтезе, примирении противоположностей, их взаимо-
проникновении, которое обеспечивает выход за рамки сложившихся
дуальных оппозиций и возникновение «срединной культуры». В ле-
гальном народничестве роль медиатора пытались играть идеологи
органической «культурной работы», основанной на социально-
политической концепции общественных преобразований. Переход
от инверсии к медиации отражает развитие самосознания социаль-
ной группы (ее идеологии), в нашем случае народнической интелли-
генции. А сам процесс подчиняется основному социокультурному
закону развития общества, по которому процессы интеграции и де-
зинтеграции идут параллельно друг другу 36 . Иначе развитие просто
прекращалось.
Таким образом, распад легально-народнического лагеря во вто-
рой половине 1890-х годов означал, что инверсионная логика мыш-
ления, а именно вера в существование единственно возможного спо-
соба решения народного вопроса, взяла верх над идеей консолида-
ции различных групп отечественной интеллигенции и народа.
Слишком сильна еще была надежда создать сразу внешние условия,
111
необходимые для человеческого счастья, минуя главный источник
культурных успехов – кропотливую сознательную деятельностью
общества и народа в области своего благосостояния. В этом прояви-
лось отсутствие у русской интеллигенции культурности в европей-
ском смысле этого слова 37 .
В заключении еще раз отметим, что «культурничество» идеоло-
гов правого народничества не может сводиться к одной социальной
работе в массах в отрыве от политики, т.е. к узкому его значению.
Как писал в 1906 г. известный русский марксист А. Н. Потресов,
широкое культурническое движение, охватившее общество после
голода 1891–1892 гг., подняло «новь» (в смысле просвещения на-
рода) и дало «начатки политического воспитания масс культурных
работников». По этой причине его нельзя было смешивать с «малы-
ми делами» публицистов «Недели» – порождением реакции 80-х гг.
ХIХ века 38 . Благодаря разработке нового, синтетического, надпар-
тийного типа мышления и действия «культурная работа» стала рас-
сматриваться как лучшее вспомогательное средство к общей работе
по обновлению социального и политического строя, осуществляе-
мой совместными усилиями народа и интеллигенции.
Все это позволяет сделать вывод о том, что идеология широкой
«культурной работы» 1890-х гг. – не побочная ветвь развития на-
роднической мысли. Это существенный шаг вперед по пути преодо-
ления противоречий между задачами культурно-просветительской
работы в народе и борьбой за осуществление социалистического
идеала. Только этот шаг был сделан в области теоретической мысли,
а на практике верх взяли совсем другие идеи.
1
Балуев Б. П. Либеральное народничество на рубеже ХIХ–ХХ веков. М.,
1995.
2
Зверев В. В. Реформаторское народничество и проблема модернизации
России. От сороковых к девяностым годам ХIХ в. М., 1997.
3
В самом популярном современном толковом словаре под редакцией
Д. Н. Ушакова «культурничество» определяется как «культурно-просвети-
тельская работа в массах в отрыве от политики». См.: Толковый словарь рус-
ского языка. М., 2000. Т. 1. Стб. 1546.
4
В 1860-е годы во многом под влиянием романа Н. Г. Чернышевского
«Что делать?» возникли первые интеллигентские артели и общины. Их члены
намеривались произвести ряд социальных опытов по практической разработке
идеала общечеловеческого счастья, достигаемого путем труда, без эксплуата-
ции человека человеком.

112
 5
[Максимов Е. Д.] Слобожанин М. К вопросу о культурной работе в ее ис-
торическом развитии // Жизнь для всех. 1909. № 12. Стб. 51; Харламов В. И. О
периодизации истории либерального народничества в России (Постановка во-
проса, литература, задачи изучения) // Проблемы истории СССР. М., 1979.
Вып. 10. С. 110.
6
Зверев В. В. Реформаторское народничество и проблема модернизации
России. С. 363–365.
7
См.: Канаева Т. М. Газета «Неделя» в общественном движении порефор-
менной России (1875–1893): автореф. дис… канд. ист. наук. М., 1981. С. 14;
Оболонский А. В. Драма российской политической истории: система против
личности. М., 1994. С. 182–185; Новак С. Я. Я. В. Абрамов – пионер «теории
малых дел» // Отечественная история. 1997. № 4. С. 83–84; Зверев В. В. Народ-
ничество // Общественная мысль России ХVIII – начала ХХ века: Энциклопе-
дия. М., 2005. С. 327.
8
[Абрамов Я. В.] Наш капитализм // Неделя. 1886. № 47. Стб. 1547.
9
Термин «органическая культурная работа» принадлежит Е. Д. Максимову.
См.: [Максимов Е. Д.] Слобожанин М. Указ. соч. Стб. 45.
10
[Оболенский Л. Е.] N. N. Возможно ли работать только для прогресса //
Мысль. 1880. № 12. С. 242, 243.
11
Там же. С. 245.
12
Там же. С. 242–243; [Оболенский Л. Е.] Л. О. Обзор руководящих идей
нашей печати в 1881 году // Мысль. 1882. № 2. С. 288.
13
[Оболенский Л. Е.] …енск… Внутреннее обозрение // Русское богатство.
1884. № 4. С. 172–176.
14
[Абрамов Я. В.] Правда ли, что нет дела? // Неделя. 1885. № 32.
15
Абрамов Я. Геройство и безделие // Неделя. 1894. № 37. Стб. 1181.
16
Харламов В. И. Публицисты «Недели» и формирование либерально-
народнической идеологии в 70-х – 80-х годах ХIХ в. // Революционеры и либе-
ралы России: Сб. ст. М., 1990. С. 177, 180; Балуев Б. П. Споры в конце ХIХ ве-
ка о роли интеллигенции в исторических судьбах России // В раздумьях о Рос-
сии (ХIХ век). М., 1996. С. 316–317; Зверев В. В. Реформаторское народниче-
ство и проблема модернизации России. С. 273.
17
Пирумова Н. М. Земская интеллигенция и ее роль в общественной борьбе.
М., 1986. С. 103.
18
[Абрамов Я. В.] Самоуправление и интеллигенция // Неделя. 1885. № 40.
Стб. 1379.
19
С. 334.
20
Михайловский Н. К. Полн. собр. соч. СПб., 1909. Т. 6. Стб. 771–773.
21
[Шелгунов Н. В.] Н. Ш. Очерки русской жизни // Русская мысль. 1889.
№ 2. С. 204–205; 1889. №. 11. С. 156, 160, 171; 1890. № 1. С. 186, 190–191.
22
Кривенко С. По поводу культурных одиночек // Русское богатство. 1893.
№ 12. С. 174.
23
Цит. по: [Воронцов В. П.] В. В. Наши направления. СПб., 1893. С. 7.
24
Там же.

113
 25
Цит. по: [Воронцов В. П.] Народничество Юзова и В. Пругавина // [Во-
ронцов В. П.] В. В. От семидесятых годов к девятисотым: Сб. ст. СПб, 1907.
С. 64, 75–76.
26
[Воронцов В. П.] В. В. Наши направления. С. 95.
27
Там же. С. 108, 111, 196, 208 и др.
28
Кривенко С. Н. На распутье. Культурные скиты и культурные одиночки в
деревне. СПб., 1895. С. 4.
29
Подробнее см.: Мокшин Г. Н. Идеи и жизнь «артельного человека»
С. Н. Кривенко (1847–1906). Воронеж, 2012. Гл. 3. § 3. «Культурная работа» и
«малые дела».
30
Кривенко С. По поводу культурных одиночек. С. 171.
31
Там же. С. 173, 174.
32
Перцов П. Литературные воспоминания. 1890–1902 гг. М.; Л., 1933. С. 81.
33
В 1893 г. Н. К. Михайловский и его сторонники официально отреклись от
именования себя народниками, чтобы его не ставили в один ряд с И. И. Каб-
лицем и В. П. Воронцовым. Поэтому в 1890-е гг. главным форпостом народ-
ничества становится журнал «Новое слово» (1895–1897). См.: Южаков С. Н.
Народничество // Большая энциклопедия. СПб., 1896. Т. 13. С. 658.
34
[Воронцов В. П.] В. В. «Этико-социологи». Письмо в редакцию «Нового
слова» // [Воронцов В. П.] В. В. От семидесятых годов к девятисотым. С. 112.
35
Там же. С. 15–17, 174–178.
36
Подробнее см.: Ахиезер А. С. Россия: Критика исторического опыта: в 3 т.
М., 1991. Т. 3. С. 371.
37
Сементковский Р. И. Культура и подвижничество // Исторический вест-
ник. 1895. № 6. С. 790; Овсянико-Куликовский Д. Н. Собр. соч. М., 1924. Т. 9.
С. 134, 173.
38
[Потресов А. Н.] Старовер. Этюды о русской интеллигенции: сб. ст.
СПб., 1906. С. 172.

114
 Ключникова Н. Л., Мокшин Г. Н.

Литературные воспоминания Л. Е. Оболенского

как источник по истории народничества

Леонид Егорович Оболенский (1845–1906) принадлежал к писа-

телям и общественным деятелям народнической ориентации. Со-
временным исследователям он больше известен как редактор жур-
налов «Мысль» (1880–1882) и «Русское богатство» (1883–1891). Но
Оболенский был не только плодовитым публицистом и журнали-
стом. Он оставил после себя интересные воспоминания о литератур-
но-общественном движении 60–80-х гг. ХIХ в., которые могут быть
использованы не только для изучения его биографии, но и как цен-
ный источник по истории становления и эволюции «классического»
русского народничества.
Надо сказать, что в литературе о народничестве 1870–90-х гг.
имя Оболенского упоминается очень редко 1 . Дружба с народником
крайне правого толка И. И. Каблицем-Юзовым и полемика с «апо-
столом истины и справедливости» Н. К. Михайловским не способст-
вовали росту его популярности как теоретика легального народни-
чества. А между тем именно Оболенский одним из первых попытал-
ся примирить крайности названных теоретиков, предложив доктри-
ну «синтетического народничества» 2 .
К мысли о написании мемуаров Л. Е. Оболенского, вероятно,
подтолкнул С. А. Венгеров. В 1898 г. по его просьбе публицист со-
ставил свою автобиографию для знаменитого «Критико-биографи-
ческого словаря русских писателей и ученых» 3 . А в уже в 1902 г. в
первых четырех номерах «Исторического вестника» увидели свет
«Литературные воспоминания и характеристики» Оболенского, ох-
ватившие значительный период из истории русской общественно-
сти: царствования Александра II и Александра III.
В предисловии к своим воспоминаниям Оболенский признается,
что с конца 1878 г., когда он перебрался из провинции в Петербург,
у него «не было иной жизни, кроме литературной, не было иной
среды, кроме писательской». И за эти 22 года накопилось так много
«впечатлений и выводов», что возникло естественное желание поде-
литься ими с читателями. При этом Оболенский, видимо, чтобы
произвести впечатление матерого «литературного волка», добавляет,

115
что не может сообщить читателям обо всех своих «столкновениях» с
другими писателями, «находящимися еще в живых», чтобы не шо-
кировать ни их, ни публику 4 .
По хронологии мемуары Оболенского можно разделись на три
части: 1850–70-е гг., конец 1870-х – начало 1880-х гг. и середина
1880-х – начало 1890-х гг. В первой части (очерки I–VI) он расска-
зывает о своей учебе в Орловской гимназии, о сближении с участ-
никами подпольных московских кружков 1860-х гг. и о начале соб-
ственной литературной деятельности. Вторая часть посвящена его
участию в литературно-общественной жизни С.-Петербурга на ру-
беже 70–80-х гг. ХIХ в. (очерки VII–ХV). Судя по воспоминаниям
Оболенского, он был лично знаком с Плещеевым, Салтыковым,
Достоевским, Тургеневым, Успенским, Лесковым, Надсоном, Гар-
шиным, Терпигоревым и мн. др. писателями пореформенной эпохи,
неравнодушными к судьбам народа и интеллигенции. Третью часть
(очерки ХVI–ХVII) Оболенский отводит описанию своих встреч и
бесед с Л. Н. Толстым. Такой «чести» великий русский писатель
удостоился, прежде всего, по причине близости его духовно-
нравственных исканий к философии самого Оболенского. Так, кста-
ти, считал и сам Толстой, опубликовавший в «Русском богатстве»
некоторые свои статьи.
Мемуары Оболенского начинаются со времени его отъезда в
1854 г. из Малоархангельска, где он родился и провел детские годы,
в Орел, в местную гимназию. Для будущего народника первые годы
«нашей русской весны» стали временем формирования в нем «духа
протеста» против отживших свой век дореформенных порядков, ца-
ривших и в учебных заведениях 5 .
После окончания в 1860 г. 6 класса гимназии Оболенский пере-
ходит в частный пансион И. Ф. Рашевского в Харькове для подго-
товки к поступлению в университет 6 . В автобиографии Оболенский
называет 1860/61 годы переломными в своей жизни. Еще в Харькове
он вместо забот об экзаменах «очутился в кружке очень горячих
студентов». Возвращаясь в родной Малоархангельск, он прошел
пешком более 300 верст, ночуя у крестьян и изучая их быт. Видимо,
именно тогда в дворянине Оболенском пробудилась любовь к про-
стому народу и желание послужить ему в качестве врача. Впрочем,
учебу в Медико-хирургической академии в Петербурге ему пришлось
оставить из-за невозможности «вынести занятий над трупами» 7 .

116
 Весной 1862 г. Оболенский перебирается из Петербурга в Москву,
где два с половиной года слушает лекции на юридическом факультете
Московского университета. Но учился он не очень прилежно, т.к.
большую часть времени проводил в студенческих кружках. Зато, по
признанию самого писателя, все движение тогдашней молодежи
прошла на его глазах 8 .
В своих мемуарах Оболенский описывает историю одного из
кружков, члены которого, подражая Рахметову из романа Н. Г. Чер-
нышевского «Что делать», поселились зимой в плохо отапливаемой
садовой беседке, спали «вповалку» на полу, ели один хлеб с кусками
говядины, пока у них не развилась болезнь желудка, – и все ради
принципа, внушенного молодежи тогдашней «передовой» литерату-
рой. Это был принцип долга народу образованных классов, т.е.
осознание того, что они и их дворянские предки в течение многих
столетий получали от народа всевозможные блага комфорта и циви-
лизации, и должны их теперь возвратить народу 9 .
Оболенский нигде не пишет, что основа народничества есть соз-
нание долга народу – особое религиозно-этическое чувство, пробу-
дившееся у так называемого «кающегося дворянства». Он настаива-
ет лишь на том, что русское народничество выросло из этого чувст-
ва, и будет продолжать жить до тех пор, пока мысль о долге перед
«меньшим братом» – мужиком сохраняет власть над умами и серд-
цами интеллигентной молодежи 10 .
Собственно история народничества, начинается по Оболенскому,
с известного кружка ишутинцев (1863–1866 гг.) 11 . Мемуарист пред-
ставляет их как первых наших «кооператоров», которые искренне
полагали, что лучший и ближайший путь к «исцелению» современ-
ного общества и народному процветанию – устройство производи-
тельных артелей или ассоциаций в духе даже не Фурье, как у пет-
рашевцев 1840-х гг., а Роберта Оуэна и Луи-Блана. О том, почему
полиция посчитала этих «мирных» альтруистов «опасными социа-
листами», успевших организовать несколько мелких артелей, завод
и фабрику, Оболенский «искренне» недоумевает. При этом сам же
упоминает о каком-то крайнем кружке, отделившемся от «коопера-
торов» ради поиска более радикальных способов действий 12 .
В 1866 г. за принадлежность к ишутинскому обществу «Органи-
зация труда» и поддержку его планов освободить Чернышевского
Оболенский был посажен в Петропавловскую крепость. Через полго-
да его сослали под строгий надзор полиции в Костромскую губернию.
117
В литературных мемуарах о ссылке он, конечно, не пишет. Упоми-
нает лишь тот факт, что до 1870 г. жил в «далекой и наивной глу-
ши». Впрочем, ссылка пошла ему на пользу. Оставшись в одиноче-
стве, он начал «вдумываться» в свое прошлое, в судьбу своих друзей
и знакомых, стал гораздо больше читать и даже приучился «гово-
рить с бумагой», т.к. больше изливать свои думы, чувства и «сер-
дечную скорбь» было некому. Так в Оболенском пробудилась тяга к
поэзии и вообще к литературному творчеству. С 1868 года начина-
ется его сотрудничество в столичном «Деле» у Г. Е. Благосветлова и
А. К. Шеллера, от которых он получал очень теплые одобрительные
письма 13 .
В 1878 г. Оболенский получает разрешение властей на постоян-
ное проживание в Петербурге. Только здесь он узнает, что все эти
годы его стихами затыкали пустоты при наборе книжек «Дела». Но
Оболенский не падает духом. Он сближается с издателем журнала
«Свет» Н. П. Вагнером и, в конце концов, находит себя в качестве
публициста научно-философского склада, литературного критика и
издателя-редактора.
В том же 1878 г. в жизни Оболенского происходит еще одно
важное событие. Он познакомился и сдружился с И. И. Каблицем,
тогда еще революционным народником на нелегальном положении.
Эта встреча полностью изменила общественно-политические взгля-
ды Оболенского. В молодости он был увлечен идеями Михайлов-
ского о социальном прогрессе и особой роли в нем представителей
науки и знания. Как и многие семидесятники, Оболенский считал
главной обязанностью интеллигенции просвещение народа в духе
передовых европейских теорий. Близкое общение с Каблицем убе-
дило его, что «в народе есть своя интеллигенция, что в нем живут и
не умерли начала древней русской “свободы совести” и даже граж-
данской свободы. Таким образом, в моих глазах, – пишет народни-
ческий публицист, – изменилась роль интеллигенции относительно
народа. Я признал, что интеллигенции необходимо прислушиваться
к голосу самого народа и серьезно считаться с этим голосом, не на-
вязывая народу того, что “не в его духе”, или национальном харак-
тере» 14 .
Изложению сильных и слабых сторон народничества Каблица
мемуарист посвятил несколько страниц. Здесь, между прочим, был
поставлен вопрос о причинах первоначальной популярности Каб-
лица среди молодежи и о том, почему он так быстро ее потерял в
118
самом начале 1880-х гг. Оболенский объясняет эту метаморфозу из-
лишней горячностью Каблица. Его глубокая вера в умственные и
нравственные силы народа не могла не привлечь к нему молодежь.
Однако его резкие суждения об интеллигенции, которую он обвинял
в стремлении опекать народ на бюрократический манер, вызывали
не менее резкое неприятие и у «народолюбцев» (народников), и у
«либералов», и у «поборников экономического реформаторства вся-
кого рода» 15 .
Интересно, что сам Каблиц был очень высокого мнения о своей
роли в русской жизни и даже в русской истории. «Скажите мне от-
кровенно, по душе, – обратился он однажды к Оболенскому, – не
думаете ли вы, что я ошибаюсь вот в такой уверенности: мне дума-
ется, что мои убеждения должны иметь большое будущее, что мое
дело не может погибнуть и заглохнуть. И я это думаю… на том ос-
новании, что, пробегая свое прошлое, я вижу, что судьба постоянно
спасала меня от смерти и гибели. Вы знаете, что у меня вставной
глаз: в детстве в меня нечаянно выстрелили. И, однако, я остался
жив. В последующей моей жизни были сотни случаев, когда я висел
на волоске (и он рассказал несколько таких случаев), а между тем я
остался цел и невредим и даже на свободе, то есть могу писать о
моих идеях, работать для них, хотя только на литературном пути. Да
я бросил сознательно, по убеждению, все другие пути. Я вижу, что
мое призвание, мое дело – только на этом пути, что меня вела к не-
му какая-то высшая сила условий, обстоятельств, называемая силой
истории…». «Если бы он знал, бедняжка, – добавляет Оболенский, –
как незаметно прошли его похороны, и как быстро исчезло всякое
воспоминание о нем и о его литературных трудах даже в среде рус-
ской молодежи! Так ли бы говорил он?» 16 .
В первой половине 1880-х гг. Леонид Оболенский считался уже
известным писателем и публицистом. По своим убеждениям он тя-
готел к правому крылу народнического лагеря – теоретикам «малых
дел». Поэтому часто полемизировал с народниками «Отечественных
записок», отстаивавшими курс на политические преобразования
страны. Отголосок этих «словесных баталий» попал и на страницы
его воспоминаний. Речь идет о статье Оболенского «До чего догово-
рился Гл. Успенский». Ее публикация в «Русском богатстве» в 1883 г.
(№ 7) имела для автора, по его собственному признанию, самые пе-
чальные последствия.

119
 Знакомство Оболенского с популярным народническим беллет-
ристом, слывшим большим знатоком крестьянской жизни, состоя-
лось, когда наш мемуарист редактировал журнал «Мысль». Успен-
ский произвел на Оболенского «чрезвычайно симпатичное» впечат-
ление. «Вот настоящий человек идеи!», подумал он тогда, выходя из
скромной съемной квартиры Успенского в Петербурге. Но прошло
несколько лет. Успенский, живя в деревне и наблюдая крестьян
вблизи, пришел к самым пессимистическим воззрениям на их буду-
щее. «А у меня, – замечает Оболенский, – наоборот, как раз к этому
времени, все сильнее возрастала вера в народ» 17 .
Гром для Оболенского грянул, когда в одном из очерков Успен-
ского в «Отечественных записках», он вычитал фразу: русский кре-
стьянин – «”особь”, опасная своею личною глупостию и дико-
стию…» 18 . Это выражение поразило Оболенского до слез. «Как, –
думал я, – такой знаток народа, глубоко любивший его, и говорит не
о простом “невежестве” русского крестьянина, которое можно исце-
лить, и не о “дикости” только, которая может исчезнуть, благодаря
культуре, – он говорит о “глупости”, которая не исцелима, что выра-
зил и народ в своей пословице: “пьяный проспится, – дурак – нико-
гда!”» 19 . Под «горячим» впечатлением Оболенский написал резкую
заметку и после обсуждения в кружке единомышленников, помес-
тил ее в своем журнале 20 .
Реакция «передовой» общественности на статью Оболенского
превзошла все его ожидания. И как не пытался потом Оболенский
оправдываться, его репутация оказалась существенно подмоченной.
Даже трое сотрудников «Русского богатства» покинули журнал, за-
подозрив в «злополучной» заметке издателя-редактора какую-то
«заднюю» мысль 21 . Вот как тогда было спорить с теми, кто, завоевав
право называться «властителями дум», узурпировали право на исти-
ну и силой своего авторитета давили своих идейных противников
даже из народнического лагеря.
В апреле 1884 г. правительство закрывает оппозиционные «Оте-
чественные записки». Но охвативший народничество идейный кри-
зис отразился и на «Русском богатстве» Оболенского. После 1885 г.,
окончательно убедившись в неготовности интеллигенции к объеди-
нению под одним общим идеалом, Л. Е. Оболенский все больше
эволюционирует вправо и становится одним из яростных защитни-
ков морально-этических исканий Л. Н. Толстого. Отныне издатель
«Русского богатства» будет развивать свои народнические идеи в
120
«толстовском» духе, т.е. делая упор на умственное и нравственное
самосовершенствование личности, как главное условие всех пози-
тивных общественных изменений.
Как уже отмечалось, Льву Толстому Оболенский уделил значи-
тельную (примерно 1/4) часть своих воспоминаний. Он весьма под-
робно описывает свое знакомство с Толстым, для чего народниче-
ский публицист специально ездил в Москву, и его ближайшее окру-
жение. По наблюдению Оболенского, Толстой находился тогда в со-
стоянии напряженных духовных исканий. Особенно его интересова-
ли вопросы этики, т.е. морали 22 . Отрицание «великим художником»
вражды, злобы и насилия в отношениях людей делала его идеи и
принципы созвучными теориям правого народничества 1880-х гг.,
также отрицавшим насилие в качестве движущей силы обществен-
ного прогресса.
Конечно, народники разделяли не все идеи Толстого и его по-
следователей – толстовцев. Такова самая популярная толстовская
теория «непротивления зла насилию», которая, по выражению Обо-
ленского, как «китайская стена» отделяла писателя-реалиста от
практической жизни и связывала его по рукам и ногам 23 . Только это
«прозрение» произойдет уже в 90-е годы ХIХ века 24 .
В 1891 г. Оболенский был вынужден продать обремененное дол-
гами «Русское богатство» 25 другому народническому публицисту –
С. Н. Кривенко, а фактически – Н. К. Михайловскому, который сде-
лает его самым популярным народническим журналом рубежа ХIХ–
ХХ вв.
После фиаско с «Богатством» Оболенский откажется от изда-
тельской деятельности, в то же время, продолжая выступать со
статьями в столичных и провинциальных органах печати либераль-
но-демократической ориентации. Но его активность, как публици-
ста, литературного критика и романиста 26 , будет неуклонно сни-
жаться. И уже в конце 1890-х гг. он пожалуется Венгерову, что си-
дит почти без работы или на «черной работе» (делает переводы) и
если вдруг умрет, то оставит свою семью «собирать милостыню на
улицах» 27 . Поэтому и литературные воспоминания Оболенского бу-
дут доведены лишь до 1892 г.
Оболенский скончался через четыре года после публикации
своих мемуаров. Б. Г. Глинский в статье о нем заметит, что покой-
ный был от природы человеком очень самолюбивым. Однако по
ряду причин «он не мог иметь громадного успеха в широких кругах
121
читателей и оставался как бы на втором месте в журналистике, за-
слоненный публицистом-социологом [Н. К. Михайловским], гордо
и с громким успехом шествовавшим под обаятельным для массы
знаменем, на котором ярко значились слова: не эволюция, а револю-
ция». Отсюда, пишет Глинский, общественная уязвленность и не-
удовлетворенность Оболенского 28 . Чтобы убедится в истинности
этих слов достаточно взглянуть на опубликованные письма Оболен-
ского к Михайловскому середины 1880-х гг. В них Михайловский
прямо обвиняется в идейном деспотизме («Вы действовали автори-
тетом, силой своей популярности, а не доводами»), якобы из-за ко-
торого идеи и доводы самого Оболенского не смогли обрести долж-
ной поддержки в обществе 29 . Неслучайно в мемуарах Оболенского о
Михайловском нет ни слова, а лишь намеки на какие-то «столкнове-
ния» с другими писателями.
Какой же интерес имеют воспоминания Оболенского для изуче-
ния истории народничества 60–80-х гг. ХIХ в., точнее его правого
крыла?
Первое, на что надо обратить внимание, это прекрасная осведом-
ленность Оболенского в данном предмете, т.к. он был одним из ве-
дущих теоретиков легального народничества. По понятным причи-
нам Оболенский рассказывает не обо всех событиях, участником
или свидетелем которых ему довелось быть. Но и то, что вошло в
его воспоминания по-своему уникально. Прежде всего, это относит-
ся к Каблицу-Юзову – самой знаковой фигуре в русском народниче-
стве 1880-х гг., но почти забытой другими мемуаристами.
Оболенский, безусловно, тенденциозен, и в своих оценках про-
шлого, и в том, что сознательно «вычеркнул» из него лично непри-
ятных ему людей, того же Михайловского. Но это его видение собы-
тий, его оригинальный взгляд на историю «литературного» народ-
ничества, который имеет право на существование. Более того, ме-
муары Оболенского заставляют задуматься об общих причинах их
тенденциозности, которая, по словам самого писателя, является не
его виной, а отражением тенденциозности всей общественной жизни
России того времени 30 .
1
Литературу о Л. Е. Оболенском см.: Русские писатели. Биографический
словарь. М., 1999. Т. 4. С. 377–378.
2
Подробнее см.: Мокшин Г. Н. Идеологи легального народничества о рус-
ской интеллигенции. Воронеж, 2007. С. 248–265.

122
 3
Автобиография Л. Е. Оболенского. – РО ИРЛИ. Ф. 377. Оп. 7. Д. 2646.
Л. 4–6 об. В архиве С. А. Венгерова хранится также библиография основных
трудов Л. Е. Оболенского за 1870–1890-е гг., составленная им самим.
4
Оболенский Л. Е. Литературные воспоминания и характеристики // Исто-
рический вестник. 1902. № 1. С. 105–106.
5
Там же. С. 107, 115, 117, 119–120.
6
Там же. С. 119.
7
Автобиография Л. Е. Оболенского. Л. 6–6 об.
8
Там же. Л. 6 об.; Оболенский Л. Е. Литературные воспоминания и характе-
ристики. № 1. С. 127.
9
Там же. С. 126–129.
10
Оболенский Л. Е. Литературные воспоминания и характеристики. № 1. С. 129.
Кстати, в попытке объяснить возникновение русского народничества пробуж-
дением у интеллигенции чувства долга пред народом, а не социально-
историческими причинами, Оболенского еще в 1899 г. пытался уличить другой
народнический теоретик – В. П. Воронцов. См. письмо Л. Е. Оболенского к
В. П. Воронцову от 28 июля 1899. – РГАЛИ. Ф. 2173. Оп. 1. Д. 316. Л. 1.
11
Прямо «народниками» ишутинцы, конечно, не назывались. Это понятие
распространялось тогда только на участников движения демократической
интеллигенции 1870-х гг. и их последователей.
12
Оболенский Л. Е. Литературные воспоминания и характеристики. № 1.
С. 129–131.
13
Там же. С. 133–134.
14
Там же. № 3. С. 887.
15
Там же. С. 883.
16
Там же. С. 885.
17
Оболенский Л. Е. Литературные воспоминания и характеристики. № 3.
С. 889–890.
18
См.: Успенский Г. Из путевых заметок // Отечественные записки. 1883. № 5.
С. 260.
19
Оболенский Л. Е. Литературные воспоминания и характеристики. № 3.
С. 890.
20
Решающее влияние на Л. Е. Оболенского оказало письмо из Самары от
его товарища В. О. Португалова – известного врача-публициста – с «горячим»
протестом против «очевидного поворота» в идеях Г. И. Успенского. – Там же.
С. 890–891.
21
Там же. С. 891–892.
22
Там же. № 4. С. 77–86. Как известно, перелом в сознании Л. Н. Толстого
пришелся на начало 1880-х гг., о чем свидетельствуют его религиозно-фило-
софские трактаты «Исследование догматического богословия» (1880), «Соеди-
нение и перевод четырех Евангелий» (1881) и «В чем моя вера» (1884).
23
Оболенский Л. Е. Литературные воспоминания и характеристики. № 4.
С. 95–96.

123
 24
В одном из писем 1890-х годов Л. Е. Оболенский признается: «я убедился
всей моей жизнью, что непротивление только разжигает произвол…». –
Письмо Л. Е. Оболенского к С. Н. Кривенко. 18 ноября 1896 г. – РГАЛИ.
Ф. 2173. Оп. 1. Д. 163. Л. 6 об.
25
В автобиографии Л. Е. Оболенского в качестве главной причины продажи
«Русского богатства» называется тяжелая нервная болезнь (переутомление),
из-за которой он будет вынужден срочно уехать за границу. – Автобиография
Л. Е. Оболенского. Л. 7 об.
26
Л. Е. Оболенскому принадлежит несколько романов о молодой русской
интеллигенции, стремящейся работать для народа: «Запросы жизни», «Два по-
люса», «Без маяка» и др.
27
Автобиография Л. Е. Оболенского. Л. 2.
28
Глинский Б. Г. Памяти Л. Е. Оболенского // Исторический вестник. 1906.
№ 11. С. 631.
29
Мокшин Г. Н. «Простите за правду». Письмо редактора журнала «Русское
богатство» Л. Е. Оболенского Н. К. Михайловскому. 1885 г. // Исторический
архив. 2003. № 4. С. 196.
30
Автобиография Л. Е. Оболенского. Л. 8 об. Замечание Л. Е. Оболенского о
тенденциозности относилось к его романам (критики считали, что все они на-
писаны ради тенденции), но, на наш взгляд, оно может быть экстраполировано
и на его мемуары.

124
 Пеньков А. И.

К вопросу о роли В. П. Воронцова в народническом

движении 70-90-х гг. ХIХ столетия

О Василии Павловиче Воронцове (1847–1918) написано доста-

точно большое количество работ. Внимание ученых к его персоне в
основном определяется тем, что он являлся одним из главных идео-
логов народничества 1880–1890-х гг., и его взгляды с позиций этого
учения отражали видение событий, происходивших в стране, глаза-
ми передовой интеллигенции.
В оценке социально-политической позиции Воронцова отсутст-
вует единство, что характерно и для его современников и для более
поздних исследователей, возвращающихся к теме народничества.
Согласно сложившейся в исторической науке традиции, Воронцова
относят к правому крылу реформаторского народничества, предста-
вители которого на первое место ставили не политические, а эконо-
мические преобразования страны. Но некоторые современные ис-
следователи оспаривают такой подход, пытаясь доказать принадлеж-
ность публициста к так называемому «среднему» течению в народ-
ничестве, как это сделал он сам в книге «Наши направления» (1893).
На наш взгляд, такой подход имеет право на существование, т.к. ос-
новывается на изучении эволюции идеологии народничества, обу-
словленной изменением идейно-политической ситуации в стране 1 .
Целью настоящей работы является анализ историографических
сведений о деятельности и взглядах Воронцова в период 70–90-х гг.
ХIХ в. (с привлечением некоторых важнейших трудов «В. В.») с
тем, чтобы оценить его вклад в развитие народничества как соци-
ально-политического движения и идеологии пореформенной демо-
кратической интеллигенции.
В. П. Воронцов был, прежде всего, известным русским экономи-
стом. Его социально-экономические взгляды в наибольшей степени
отражены в трудах «Судьбы капитализма в России» (1882), «Очерки
теоретической экономии» (1895), «Очерки экономического строя
России» (1906), «Судьба капиталистической России» (1907). Эти
книги были собраны из статей, первоначально публиковавшихся в
«Отечественных Записках», а затем в «Вестнике Европы», «Русской
Мысли», «Северном Вестнике» и др. За 40 лет он издал 25 книг и
  125
брошюр. В своих трудах Воронцов охватил наиболее актуальные и
значимые для страны вопросы: теория политической экономии, раз-
витие и специфика капитализма в России, история промышлен-
ности и торговли, история русской поземельной общины, земле-
делия и землевладения и т.д.
Родился Василий Воронцов 1 января 1847 года в селе Жеребец
Александровского уезда Екатеринославской губернии в семье мел-
копоместного дворянина. С 1868 г. он становится студентом меди-
ко-хирургической академии (МХА). Начало общественно-полити-
ческой деятельности Воронцова приходится на период его обучения
в академии (1868–1873).
В России того времени наблюдался значительный обществен-
ный подъем, вызванный Великими реформами, бурно развиваются
революционные движения, массовыми тиражами расходится не-
подцензурная литература. Вся неравнодушная к жизни часть обще-
ства заражается идеями либерализма, социализма, демократии, ре-
волюции и пр. Хитрое сплетение западноевропейских идей каса-
тельно построения общества и модернизации государства, с одной
стороны, и концепций сохранения самобытности и неповторимости
русского пути развития, с другой, в первую очередь «поражает»
умы передовой молодежи – студентов 2 . Василия Воронцова эта
участь не миновала и уже в 1869 году он принимает участие в сту-
денческих волнениях, за что подвергается аресту в период с 15 по
29 марта. Спустя год (с 18 по 29 марта 1870 г.) он также был аре-
стован за участие в беспорядках 3 . В годы обучения Воронцов был
замечен в обществе «чайковцев-натансоновцев» и проявляет сочув-
ствие идеям П. Л. Лаврова 4 .
Таким образом, начало общественно-политической деятельности
Воронцова, положенное в годы студенчества, выразилось в увлечении
социально-демократическими идеями, участии в нелегальных собра-
ниях и кружках. Однако активным участником каких-либо револю-
ционных организаций он не стал. Об этом свидетельствует
Н. Чарушин: «с Воронцовым многие из чайковцев были в близких
отношениях и не раз пытались вовлечь его в кружок, но он отклонял
предложения, мотивируя свой отказ тем, что подпольная револю-
ционная деятельность в русских условиях, не давая реальных
результатов, всегда лишь усиливает реакцию и сокращает возмож-
ность культурной работы в народе» 5 .

126 
 Наиболее ярким периодом общественной деятельности Ворон-
цова являются 70–80-е гг., когда происходит становление реформа-
торского направления народничества, что в первую очередь связано
с деятельностью таких изданий, как «Отечественные записки»,
«Неделя», «Русское богатство», «Русская мысль», «Слово», «Мысль»
и др. И хотя мы не найдем публикаций о Воронцове этого периода,
его социальная-политическая позиция отражается в его статьях и
книгах. Часть из них является реакцией на общественные события,
другая же – критикой оппонентов или ответом на таковую со стороны
других представителей народничества или иных общественно-
политических движений.
Связь Воронцова с представителями демократически и револю-
ционно настроенной интеллигенции и работа в изданиях, публи-
кующих статьи оппозиционного толка, определили отношение госу-
дарственной власти к нему как «политически неблагонадежному» и
требующему негласного присмотра 6 .
Чтобы охарактеризовать репутацию Воронцова в среде «пишу-
щей» интеллигенции, необходимо рассмотреть его отношение к
проблемам, наиболее обсуждаемым в прогрессивной печати: дея-
тельность правящей власти, роль народа и интеллигенции в общест-
венно-политических преобразованиях (революции), капитализация
экономики России. Очень показательна в этом плане его статья «По
вопросу об условиях революции в России», опубликованная в газете
«Вперед!» № 31 от 15/3 апреля 1876 г., и опубликованные здесь же
критические возражения на ее тезисы П. Л. Лаврова – идеолога ре-
волюционного народничества. И хотя Воронцов со студенчества со-
чувствовал лавристам, он разошелся во взглядах со своим «идейным
отцом» на перспективы революции в России. В ходе анализа кресть-
янских движений в России Воронцов приходит к выводу, что народ
не является самостоятельной общественной силой, не считает себя
вправе восстать против власти, дарованной свыше, и действует во
имя царской власти. Успех же революции возможен после «умст-
венной переорганизации массы», а значит перед интеллигенцией
стоит задача «налечь преимущественно на общественно-экономи-
ческое миросозерцание народа…» 7 . Лавров интерпретировал утвер-
ждения Воронцова как указывающие на невозможность социальной
революции в России «не только в настоящую минуту, но и даже в
ближайшем будущем» и счел их научно необоснованными 8 .

  127
 Итак, уже в начале своей писательской деятельности Воронцов
заявляет свою социально-политическую позицию как нереволю-
ционную, а роль интеллигенции (и свою в частности) как просвети-
тельскую и более в экономической сфере: «…в настоящее время на-
род экономически необеспечен…» и «…на почве экономической
будут произведены ближайшие реформы…» 9 .
Биографические сведения о Воронцова указывают на то, что его
социально-политические взгляды не расходились с жизненной пози-
цией. По окончании МХА (в 1874 г.) он поступает на службу земским
врачом Белозерского уезда Новгородской губернии. В 1879 г.
Воронцов переводится на службу в г. Устюг. В 1881 г. он вместе с
женой – политически ссыльной Ольгой Мельниковой – переселяется
в село Новодевичье Сенгилеевского уезда Симбирской губернии,
где продолжил службу земским врачом. В 1882 г. Воронцов оставляет
службу и возвращается в Санкт-Петербург с тем, чтобы заняться
исключительно литературной деятельностью. За период служения
народу врачеванием он неоднократно подвергался допросам и
обыскам в связи с его близостью к «неблагонадежным лицам»,
хранением запрещенной литературы и распространением «антипра-
вительственных идей» 10 .
В 1880–1890-х гг. Воронцов постоянно публикуется в лучших
периодических изданиях того времени: «Отечественные записки»,
«Русская мысль», «Слово», «Вестник Европы» и др. Энциклопеди-
ческие словари, изданные в конце ХIХ века, представляют Воронцо-
ва как выдающегося русского экономиста, социолога и публициста,
посвятившего свои главные труды изучению условий развития капи-
тализма в России и его негативного влияния на состояние народного
хозяйства. «Большая энциклопедия» в 1896 г. характеризует «писа-
теля по экономическим и общественным вопросам» как наиболее
последовательного и стойкого представителя народничества 11 .
С. Венгеров на страницах «Нового энциклопедического словаря»
1897 г., раскрывая суть народничества, называет Воронцова его
главным теоретиком 12 .
Изыскания Воронцова в области экономики с привлечением зем-
ской статистики, а также обращением к различным сторонам обще-
ственной жизни (истории, культуре, крестьянскому быту и пр.), лег-
ли в основу его учения о невозможности развития капитализма в
России. Антикапиталистическая теория Воронцова «укрепила веру

128 
русской интеллигенции в ее идеалы, в “общественный дух и артель-
ные привычки” русского крестьянства, как залог и основание буду-
щего социалистического строя… два десятилетия она служила глав-
ной линией обороны народнической веры» 13 . Изданная в 1882 году
книга «Судьбы капитализма в России» принесла автору всероссий-
скую известность. В то же время изложенные в ней идеи и оценка
капиталистических преобразований в России вызвали ожесточенные
нападки со стороны «социально-демократического направления».
Остановимся на приводимых им обоснованиях своей теории.
В статье «Капиталистическое производство и торговля» Ворон-
цов задается вопросом: «есть ли необходимость для России повто-
рять всецело историю западного промышленного развития?» 14 . И
его ответ на этот вопрос, тогда еще носящий теоретический и про-
гностический для России и других стран молодого капитализма ха-
рактер, сегодня может быть оценен как глубоко проработанный,
раскрывающий наиболее важные обстоятельства, предопределяю-
щие социально-экономическое развитие страны на десятилетия-
столетия вперед. Оценка исторических особенностей развития капи-
тализма и международных отношений, проведенная Воронцовым,
справедлива и для современного состояния мировой экономики.
Так, не вдаваясь в научно-технические аспекты развития крупно-
го производства, а оценив лишь географические и климатические
условия, что доступно и понятно даже не специалистам, Воронцов
указывает: издержки промышленности в России будут значительно
превышать таковые в США и Западной Европе. Суровый климат
России обязывает «строить более прочные, следовательно, и более
дорогие постройки и тратиться на их отопление и освещение в про-
должение длинной зимы» 15 . Тот же климат вынуждает больше тра-
тить на содержание (одежду, питание, жилье) рабочих, а также со-
кращает период сельскохозяйственных работ, повышает стоимость
транспортных услуг (замерзание рек зимой, очистка железнодорож-
ных и иных путей от снега, отопление в вагонах и т.п.).
Другим негативным фактором в развитии капитализма являются
необъятные просторы нашей Родины, удаленность друг от друга
различных объектов производства, сырья, места сбыта и потребле-
ния, а также низкая плотность населения. «Из Москвы до Самары,
например, перевезти товар стоит втрое дороже, чем из Англии в
Москву…» 16 . Совокупность климатических, географических, демо-

  129
графических и других особенностей России, учтенная в аналитиче-
ской работе Воронцова, приводит к такой дороговизне конечного
товара отечественного производства, что он не может конкуриро-
вать с западными аналогами. «Вот и извольте русскому капитализму
принимать за образец Запад, извольте ему следовать совету разных
благожелателей: завоевывать рынки, изгонять иностранцев и пр. Не
ясно ли, что в России не существует элементарнейших условий для
развития капиталистического производства, которое требует непре-
менно возможности постоянных перемещений огромных масс про-
дуктов и рабочих с одного конца страны в другой, перемещения
скорого и дешевого» 17 .
С одной стороны Россия, равно как и другие страны, стоящие на
начальных стадиях развития крупной промышленности, может вос-
пользоваться «всеми формами, выработанными Западом, не перепол-
зая черепашьим шагом с одной ступени на другую, т.е. имеет воз-
можность развиваться очень быстро…» 18 . С другой стороны России
придется конкурировать с опытными в промышленном отношении
странами. Раскрывая подробно сказанное, Воронцов указывает на та-
кие стороны капитализма, в которых представлен механизм обогаще-
ния стран и одновременно пагубное влияние на жизнь населения.
«Процесс организации труда капиталом основан на извращении
истинного смысла развития общественной формы труда: вместо об-
легчения рабочего, – уменьшения времени работы при лучшем, од-
нако, удовлетворении его разнообразных потребностей – процесс
этот ведет к обременению трудящегося, к удлинению рабочего дня,
возвышению его интенсивности с одновременным понижением рас-
ходов на содержание рабочего» 19 . Технологический прогресс и по-
вышение производительности труда высвобождают дополнительное
время, которое в интересах роста производства используется не для
удовлетворения потребностей и организации досуга рабочего, а для
увеличения продукта производства, что в свою очередь вынуждает к
расширению рынка. «…Вся внешняя политика Англии была не чем
иным, как именно такой жаждой рынка…» 20 . И чем интенсивнее
развивается капиталистическое производство, тем быстрее продукт
напитает внутренний рынок и все больше будет требовать расшире-
ния внешнего рынка. Рост производительности в отсутствии расши-
рения рынка неминуемо приведет к экономическому кризису. В до-
казательство справедливости своих утверждений Воронцов приводит

130 
пример: «В течение 1870–1873 годов общее производство десяти
особенно выдающихся в промышленном отношении стран Европы и
Америки почти удвоилось, между тем, как ни возрастание населе-
ния, ни возрастание его потребностей, а тем более заработной платы
внутри страны, вовсе не оправдывали подобного расширения произ-
водства. Случись такое явление в одной стране, она могла бы спус-
тить избыток продуктов в другие; но так как это произошло одно-
временно в нескольких странах, то каждая из них явилась по пре-
имуществу продавцом, а не покупателем, расширение рынка не
имело места, и дело разразилось кризисом 1873 года…» 21 .
Самой яростной критике антикапиталистическая теория Ворон-
цова подверглась со стороны отечественных приверженцев учения
К. Маркса. Представления народников-реформаторов о возможно-
сти миновать капиталистическую стадию развития Г. В. Плехано-
вым и В. И. Лениным характеризовались как утопические. Степень
научности такой критики с современных позиций удачно оценил
В. В. Зверев: «Критикуя субъективную социологию, экономическую
теорию народничества и практическую программу “малых дел”,
Плеханов не обращал внимания на принципиальные расхождения,
существовавшие в среде народников. Политик брал верх над иссле-
дователем, а эмоциональная публицистика заменяла взвешенный
научный анализ» 22 . Однако на весь советский период народнической
историографии закрепилась традиция оценивать социально-эконо-
мические взгляды Воронцова однозначно критически. Классовый
подход русских марксистов отводил народничеству роль представи-
тельства интересов мелкобуржуазного крестьянства. Вот ряд терми-
нов, применяемый Лениным для обозначения народничества 80–
90-х гг.: «чистейшие идеологи мелкой буржуазии», «крестьянский
социализм», «мещанский социализм», «культурнический оппорту-
низм», «либеральное народничество» «либерально-народническое
направление», «буржуазное реформаторство» 23 .
Интересные сведения о столкновении народнической и маркси-
сткой концепций приводит И. Кравченко в своей вступительной ста-
тье к избранным экономическим трудам Воронцова. Он цитирует из-
дание 1996 г. «Был ли у России выбор? (Н. И. Бухарин и В. М. Чернов
в социально-философских дискуссиях 20-х годов)»: «Народники
первыми, в том числе и перед Марксом, поставили великое множе-
ство новых вопросов, затронувших коренные устои уже сложившейся
  131
в основном марксисткой теории общественного прогресса. Эти про-
блемы для Маркса оказались столь новы и неожиданны, что изуче-
нию социально-экономических проблем России он отдал более де-
сятилетия в конце своей жизни (факт малоизвестный), но так и не
выработал для себя сколько-нибудь ясного ответа на поставленный
народниками перед ним вопрос о том, куда идет Россия» 24 .
Далее следуют выдержки из письма К. Маркса в редакцию «Оте-
чественных записок», написанного в 1877 году в ответ на статью
Н. К. Михайловского «Карл Маркс перед судом г. Ю. Жуковского»,
опубликованную в «Вестнике “Народной воли”» (Женева, 1886 г.,
№ 5). В частности: «Если Россия будет продолжать идти по тому пу-
ти, по которому она следовала с 1861 г., то она упустит наилучший
случай, который история когда-либо предоставляла какому-либо на-
роду, и испытает все роковые злоключения капиталистического
строя». Основным смыслом его ответа было утверждение о том, что
в его знаменитом труде описан частный пример возможного разви-
тия, по которому пошла Западная Европа, а если быть точнее, то ос-
новные его постулаты отражают анализ развития классической
страны капитализма – Англии. И совершенно не оправдано распро-
странять этот опыт на все части света, «…события, поразительно
аналогичные, но происходящие в различной исторической обста-
новке, привели к совершенно разным результатам» 25 .
Больший интерес представляет ответ автора «Капитала» на
просьбу высказаться о перспективах исторического развития Рос-
сии, озвученную в письме В. Засулич от лица своих товарищей в
1881 году. Суть рассуждений К. Маркса сводится к следующему:
«Фундаментальным фактором, определяющим историческое разви-
тие и своеобразие России, является поземельная община, которая
глубоко проникла в экономическую, социальную и политическую
структуру общества». Ключевую роль общины в исторической
судьбе России спустя тридцать лет признает другой немецкий мыс-
литель М. Вебер. Необходимо отметить, что ответ К. Маркса В. За-
сулич был впервые опубликован лишь в 1924 году, после его обна-
ружения в архиве группы «Освобождение труда», и с ним не был
знаком Ленин. Отмечая противоположные выводы о судьбе России,
сделанные Марксом и его идейными последователями в России,
Кравченко одновременно указывает на единство во взглядах того же

132 
Маркса и русских народников (в частности Воронцова, как одного
из идеологов этого социального движения) 26 .
На основании изложенного выше можно заключить, что корни
противостояния приверженцев близких по содержанию учений
(марксизма и народничества) лежат скорее не в научных заблуж-
дениях той или иной стороны, а в их политические претензии.
Неслучайно негативная оценка народнического учения вообще и
социально-экономического учения Воронцова в частности, данная
русскими марксистами, оспаривается многими современными иссле-
дователями. Есть все основания считать, пишет, например, доктор
экономических наук В. Т. Рязанов, что «русские народники одними из
первых в мировой экономической науке подошли к необходимости
выбора отличной от западной модели пути формирования рынка с
опорой на создание многоукладного хозяйства, активной ролью
государства, учетом исторических особенностей общественно-экономи-
ческого развития страны» 27 .
Политические разногласия имели место и в рядах самих народ-
ников. Различные взгляды на способы достижения социальных сво-
бод и демократии разделили лагерь народников на два противоборст-
вующих крыла: левое (радикальное, объединившее сторонников по-
литических завоеваний, революционных методов борьбы и сверже-
ния самодержавия) и правое (умеренное, либеральное или реформа-
торское, представленное сторонниками «малых дел» и культурно-
просветительской деятельности в отношении народа). В отношении
термина «либеральное народничество» (предложенном марксистами
и используемого до настоящего времени) существует мнение о не-
корректном применении к правым народникам. Как справедливо
отмечает В. В. Зверев, либерализм ориентирован на индивидуализм
личности, тогда как народничество на первое место ставит коллек-
тив. «Либерализм в качестве главного условия развития социума
считает конкуренцию и столкновение интересов в различных облас-
тях жизни, народничество – обеспечение достойных условий суще-
ствования всем членам общества» 28 .
Воронцов, характеризуемый как один из пионеров теории «малых
дел» и идеолог реформаторского народничества 1880–1890-х гг. за-
нимал в народническом лагере особую позицию. Критикуя автора
«Основ народничества» И. И. Каблица-Юзова (представителя «уме-
ренного» народничества), он характеризует его как «крайнего пред-
ставителя» народнической мысли, учение которого требует поправок
  133
и дополнений. Конфликт с Н. К. Михайловским – главным идеоло-
гом радикального народничества – стал ярким завершением кризиса
народничества 1890-х. Свою позицию сам Воронцов характеризует
как относящуюся «к среднему течению» народничества 29 . Что же
представляло собой «среднее течение» народничества?
Для получения ответа на этот вопрос исследователи часто об-
ращаются к работе Воронцова «Наши направления». Именно в ней
представлена глубокая, с привлечением сравнительно-историчес-
кого анализа и рассмотрения социально-психологических механиз-
мов, проработка феномена отечественной интеллигенции и ее роли
в общественном движении. Например, Б. П. Балуев, характеризуя
легально-народнические учения, указывает на отсутствие у правых
народников единой концепции о роли интеллигенции в обществен-
ном движении. Но обращает внимание, что «в наиболее полном ви-
де система взглядов по данному вопросу была выражена такими
представителями либерального народничества как В. П. Воронцов
(В. В.) и И. И. Каблиц (Юзов)» 30 . Научность трудов Воронцова и
значимость их в развитии российского общества Балуев выразил
так: «Воронцовскую модель пропагандировали либеральные про-
фессора с университетских кафедр, в заседаниях Вольного эконо-
мического общества. От нелегального журнала своего учителя
П. Л. Лаврова “Вперед!” в период “действенного народничества”
до либеральной профессорской науки в 90-е годы – такова была
эволюция Воронцова» 31 .
Суть народничества, споры относительно которой привели к
кризису этого движения в конце ХIХ века, Воронцов выразил во
вступлении к работе «Наши направления» следующим образом: «Ин-
тересы народа как цель, формы, вырабатываемые его коллективной
мыслью или другие, соответствующие его желаниям, как средство, и
самодеятельность населения как рычаг общественной эволюции –
таковы три положения, характеризующие народничество, каким оно
определилось пореформенную эпоху нашей истории» 32 . Концепция
народничества, представленная Воронцовым, вызвала в обществе
большой резонанс и спровоцировала бурную критику со стороны
радикального крыла народничества. «Преклонение перед коллектив-
ной мыслью», «аполитичность» и «униженная» роль интеллигенции,
определенная служить народу, подтолкнула Михайловского и компа-
нию публично отказаться от чести называться «народником». Непри-
134 
миримая идейная борьба Воронцова с радикалами привела к отказу в
публикациях его работ на страницах «Русского богатства» 33 .
Расцвет реформаторского народничества в 70–80 гг. ХIХ столе-
тия, олицетворением которого была «теория малых дел», в конце ве-
ка сменяется приоритетом радикальных планов политического пере-
ворота. Не случайно редактируемые Воронцовым и Кривенко жур-
нал «Новое слово» и газета «Сын отечества» быстро прекратили су-
ществование, а обновленное «Русское богатство», меняя названия,
пережило все три российские революции, и было закрыто больше-
виками в 1918 г. 34 .
Ряд историков придерживается мнения, что «культурничество»
правого народничества не выдержало конкуренции и проиграло сто-
ронникам более радикальных политических преобразований. Однако
нельзя отрицать, что благодаря тем представителям интеллигенции,
что служили в деревне и полюбили русского мужика, занимались его
просвещением и пробуждали его самостоятельность, народные массы
«выросли», и в начале ХХ в. их революционная активность носила
качественно иной характер, нежели в веке прошедшем.
Воронцов как один из наиболее преданных делу просвещения
народа отстаивал идеи неповторимости и самобытности развития
русского общества. Приводя аргументы и обоснования этих идей, он
исключительным образом увязывал в единую концепцию все аспек-
ты общественной жизни. Так, сравнивая различные формы хозяйст-
вования, он совершает анализ социально-психологических аспектов
этой проблемы: «Распределение производительных сил международ-
ного общества между отдельными промышленными отраслями не
есть процесс, сознательно кем-либо направляемый…, он относится к
области явлений стихийного характера… Отдельные лица устраи-
вают свои промышленные предприятия, сознательно руководствуясь
личной целью получения дохода... Регулирование производства при
господстве натурального хозяйства совершается сознательно при
помощи учета потребностей хозяйственной единицы с одной сторо-
ны, ее производительных сил – с другой… Организация современ-
ных обществ основана на принципе индивидуализма…весь процесс
производства и распределения продукта не подчиняется обществен-
ному регулированию в целях общего блага» 35 . Здесь в пользу тради-
ционных способов хозяйствования решается проблема управления и

  135
сознательного контроля экономической деятельности (исключающе-
го кризисы и проблемы, свойственные капитализму).
Многие положения Воронцова относительно экономических во-
просов жизни общества будут использовать последователи Маркса в
России (планирование экономики, развитие коллективных хозяйств
и др.), не упоминая их автора. В его же адрес в течение всего совет-
ского периода истории будут звучать обвинения подобные этому:
«Дополненный экономическим романтизмом, субъективизм народ-
ников выразился в предлагаемой системе реформ “сверху”, демо-
кратический смысл которых был скрыт в оболочке реакционно-
утопических фантазий» 36 .
Говоря об ошибках Воронцова, оппоненты часто указывали на
его субъективизм и чрезмерную идеалистичность. В подтверждение
этого приведем одно из его высказываний в отношении к «товарищам
по оружию»: «Русская прогрессивная интеллигенция, в отличие от
западноевропейской.., характеризуется особенным демократизмом
воззрений, большим вниманием к нуждам народа и проявляющимся
в ней стремлением отнестись к народной стихии как к основному
началу нашего развития, стремлением искать центр тяжести или
опорную точку развития не в привилегированных классах, а в массе
трудящегося народа» 37 . Конечно, не вся русская интеллигенция со-
ответствовала данной характеристике, а некоторая ее часть притво-
рялась таковой, приобретая политическую выгоду от использования
народа в качестве инструмента завоевания власти.
Изучая социально-политические взгляды Воронцова с позиций
противников его учения (как его современников, так и историков
советской эпохи, обязанных его критиковать в духе учения мар-
ксизма-ленинизма), мы рискуем недооценить его вклад не только в
развитие общества, но и отечественной науки. Но и там мы можем
найти много интересного с точки зрения науки, что-то мы можем
объективно оценить только с современных позиций. В. Ф. Пустар-
наков в 1968 г. характеризовал Воронцова как сторонника развития
крупной промышленности под контролем государства, а мелкой про-
мышленности – в руках артелей. Разве можно сейчас представить бо-
лее эффективный способ хозяйствования? Далее, анализируя внима-
ние Воронцова к чувственной сфере личности и влиянии ее на соци-
ально-экономические процессы в обществе, он причисляет Воронцо-
ва к представителям психологического направления в социологии 38 .

136 
Изучает ли отечественная социология наследие одного из своих
«пионеров»? «Общественные отношения являются производным
чувств человека, служащих выражением его потребностей» 39 . Что
можно добавить к этому емкому определению?
Смена политического режима с развалом СССР ослабила цен-
зурный контроль над исторической наукой. Современные историки,
экономисты и социологи возвращаются к исследованию социально-
политической и научной деятельности Василия Павловича Ворон-
цова и по-новому «рисуют» его исторический портрет. Однако мы
все еще мало знаем «В. В.».
                                                            
1
Подробнее см.: Мокшин Г. Н. Проблема типологии идейно-тактических
направлений в легальном народничестве // Общественная мысль и
общественное движение в России пореформенного времени: Сб. ст. Воронеж,
2005. С. 85–88.
2
Олейников Д. И. История России с 1801 по 1917 год. М., 2005. С. 209.
3
Мокшин Г. Н. В. П. Воронцов в общественном движении 1870-х гг. // Об-
щественная жизнь Центрального Черноземья России в ХVII – начале ХХ века:
Сб. науч. тр. Воронеж, 2002. С. 159–161.
4
Балуев Б. П. Либеральное народничество на рубеже ХIХ–ХХ веков. М.,
1995. С. 55.
5
Чарушин Н. Что было на собрании у профессора Таганцева // Каторга и
ссылка. 1925. Кн. 15. С. 100.
6
Мокшин Г. Н. В. П. Воронцов в общественном движении 1870-х гг. С. 162–
165.
7
[Воронцов В. П.] В. В. От семидесятых годов к девятисотым: Сб. ст. СПб.,
1907. С. 25.
8
См.: Мокшин Г. Н. В.П. Воронцов в общественном движении 1870-х гг.
С. 164.
9
[Воронцов В. П.] В. В. От семидесятых годов к девятисотым. С. 25.
10
Там же.
11
Большая энциклопедия. СПб., 1896. Т. 5. С. 496.
12
Новый энциклопедический словарь. СПб., 1897. Т. 27. С. 940.
13
Wortman R. The Crisis of Russian Populism. Cambridge, 1967. P. 160.
14
См.: Воронцов В. П. Экономика и капитализм: Избр. соч. М., 2008. С. 63.
15
Там же. С. 90.
16
Там же. С. 91.
17
Там же. С. 92.
18
Там же. С. 63.
19
Там же. С. 64.
20
Там же.
21
Там же.

  137
                                                                                                                                                                                          
22
Зверев В. В. Реформаторское народничество и проблема модернизации
России. От сороковых к девяностым годам XIX века. М., 1997. С. 11.
23
Там же. С. 13.
24
Кравченко А. И. Трудный путь русского капитализма // Воронцов В. П.
Экономика и капитализм. С. 25.
25
Там же. С. 26–27.
26
Там же. С. 25–29.
27
Рязанов В. Т. Экономическое развитие России: Реформы и российское
хозяйство в ХIХ–ХХ вв. СПб., 1999. С. 7.
28
См.: Зверев В. В. Н. Ф. Даниельсон, В. П. Воронцов. Два портрета на фоне
русского капитализма. М., 1997. С. 44.
29
Мокшин Г. Н. Идеологи легального народничества о русской интеллиген-
ции. Воронеж, 2007. С. 271.
30
Балуев Б. П. Либеральное народничество и Г. В. Плеханов (проблема
интеллигенции) // Революционеры и либералы России: сб. ст. М., 1990. С. 47.
31
Там же. С. 52.
32
Воронцов В. П. Интеллигенция и культура: Избр. соч. М., 2008. С. 105.
33
Мокшин  Г. Н. Идеологи легального народничества о русской интелли-
генции. С. 273.
34
Там же. С. 278.
35
Воронцов В. П. Интеллигенция и культура. С. 113–116.
36
Хорос В. Г. Народническая идеология и марксизм. М., 1972. С. 168.
37
Воронцов В. П. Интеллигенция и культура. С. 154.
38
Пустарнаков В. Ф. Либеральное народничество // История философии в
СССР. Т. III. М.,1968. С. 290-292.
39
Воронцов В. П. Интеллигенция и культура. С. 119.

138 
 Куцеволов А. А.

Деятельность партии социалистов-революционеров

среди крестьянства Воронежской губернии
(90-е гг. XIX в. – 1917 г.).

В истории общественного движения начала XX столетия в Воро-

нежском крае значительное место принадлежит деятельности пар-
тии социалистов-революционеров. Ведь именно ей, опираясь на ряд
объективных предпосылок, удалось стать в указанный период наи-
более массовой партией в губерниях Центрального Черноземья. Ис-
следование деятельности ПСР тем более значимо потому, что, при-
менительно к Воронежскому краю, эта деятельность до сих пор ос-
тается недостаточно изученной. Особенно интересными представ-
ляются взаимоотношения партии с самым многочисленным слоем
населения России – крестьянством, провозглашенным эсерами соци-
альной базой партии. Воронежская губерния, будучи типично аг-
рарным регионом, с преобладанием крестьянского населения, а так-
же устойчивыми народническими традициями была идеальным по-
лем для деятельности эсеров в крестьянской среде.
Уже на заре существования эсеровского движения воронежские
неонародники, сыгравшие немаловажную роль в консолидации мно-
гочисленных неонароднических кружков юга России в единую ор-
ганизацию, рассматривали вопрос о работе в крестьянской среде,
как один из первоочередных на повестке дня. В августе 1897 г. на
первом съезде т.н. «Южной партии социалистов-революционеров»,
состоявшемся в Воронеже, этот вопрос наряду с вопросом о терроре
стал одним из вызвавших наиболее острую дискуссию 1 . Суть ее сво-
дилась к следующему: должна ли быть основным направлением дея-
тельности организации работа «массовая», или же необходимо бро-
сить все силы на террористическую деятельность? С другой сторо-
ны, был поднят вопрос о том, какие слои населения должны стать
социальной базой будущей партии. Группы из некоторых городов, в
частности полтавская, предлагали опираться главным образом на
промышленный пролетариат. Воронежской группой был представ-
лен доклад, в котором излагались основные положения программы и
тактики зарождающейся организации. Одним из главных в докладе
прозвучал тезис о возможности, и даже необходимости вести среди
крестьян революционную работу и социалистическую пропаганду 2 .
139
В дальнейшем этот тезис был включен в проект манифеста «южной»
партии социалистов-революционеров, редактировавшийся Воронеж-
ской группой. Однако на следующем съезде, проходившем в Полта-
ве в ноябре того же года, манифест, к удивлению и возмущению во-
ронежских представителей, был принят со значительными поправ-
ками, обозначившими резкий крен в сторону социал-демократии и
передвинувшими вопрос о крестьянской работе на второстепенные
позиции 3 . Несмотря на это, члены Воронежской организации про-
должали придерживаться своего мнения о том, что задача поднять
на революционную борьбу широкие крестьянские массы является
для зарождающейся партийной организации первоочередной.
Эти тезисы воронежских социалистов-революционеров в самом
скором времени стали находить свое применение на практике. В мае
1898 г. в Воронежской губернии имел место ряд проявлений кресть-
янского недовольства, наиболее яркими из которых стали покуше-
ния на жизнь арендаторов и представителей власти 4 . Эти события
подтвердили уверенность воронежских эсеров в революционном по-
тенциале крестьянства и подтолкнули их к активному развитию ра-
боты в деревне. Именно в этой сфере сосредоточивает свои основ-
ные усилия Воронежская группа в 1899–1900 гг. 5 И если до майских
событий воронежские эсеры не имели представителей за пределами
губернского центра, а, следовательно, круг их деятельности ограни-
чивался фабрично-заводскими рабочими, то теперь они начинают
постепенно проникать в уезды. Деятельность организации в сель-
ской местности на данном этапе заключалась в основном в разбра-
сывании, либо адресной рассылке различного рода литературы, и
т.н. «завязывании связей», с помощью которых организация пыта-
лась привлечь в свои ряды наиболее грамотных и наименее лояль-
ных по отношению к правительству крестьян. Следует отметить, что
деятельность Воронежской группы, руководство которой осуществ-
ляли С. А. Виткович, И. А. Прозоровский и А. В. Сазонов, отлича-
лась глубокой конспирацией и крайней осторожностью, что позво-
лило ей просуществовать без значительных потерь вплоть до 1906 г. 6
Материалы Воронежского ГЖУ за 1900–1905 гг. изобилуют со-
общениями о рассылке по различным адресам, в основном в уезд-
ных городах и сельской местности, листовок и брошюр антиправи-
тельственного характера. Особенно значительный наплыв нелегаль-
ной литературы берет свое начало в 1902 г. В сентябре этого года
воззвания от партии социалистов-революционеров приходят на имя
140
самых разных лиц, проживающих в уездах губернии. Так, в Валуй-
ском, Павловском, Нижнедевицком уездах полицией было обнару-
жено значительное число экземпляров эсеровских прокламаций «Ко
всему русскому народу» и «К русскому обществу» 7 . В сентябре
1902 г. на имя учителя Бобровской прогимназии Одинцова было
прислано приглашение принять участие в покушении на Харьков-
ского губернатора кн. Оболенского 8 .
По факту распространения в селах Воронежской губернии анти-
правительственных изданий в апреле 1902 г. губернским жандарм-
ским управлением было возбуждено специальное дело. В нем, в ча-
стности говорилось о том, что в селах и деревнях Бобровского, Ост-
рогожского, Павловского, Нижнедевицкого, Коротоякского и Ново-
хоперского уездов были найдены эсеровские прокламации в количе-
стве нескольких десятков экземпляров. Причем немаловажным яв-
ляется тот факт, что некоторые из этих изданий были отпечатаны в
Воронеже. Таким образом, к апрелю 1902 г. Воронежская организа-
ция ПСР сумела обзавестись собственной весьма успешно работав-
шей типографией 9 .
Наиболее популярными способами распространения нелегальной
литературы в этот период были разбрасывание ее по улицам городов
и сел, вдоль дорог и железнодорожного полотна, а также адресная
рассылка. В последнем случае адреса, по которым рассылались из-
дания, первоначально выбирались произвольно. Нередко это приво-
дило к тому, что получатели, будучи людьми, абсолютно лояльными
по отношению к правительству, ознакомившись лишь с первыми
строками, а иногда и вообще не распечатывая конверта, сдавали по-
лученную литературу представителям власти. То и дело встречают-
ся сообщения о том, что тот или иной крестьянин, получив конверт,
«не читая, отнес его сельскому старосте».
Пунктами отправления эсеровских изданий чаще всего служили
железнодорожные станции. Такое решение кроме достаточной мо-
бильности отправителей имело еще одно преимущество: отправле-
ние почты со станций способствовало надежной конспирации. Так,
за указанный период ни в делах Воронежского ГЖУ, ни в канцеля-
рии губернатора не прослеживается информация об аресте кого-
либо из отправителей подобной корреспонденции.
Как видно из документов, на данном этапе работа Воронежской
группы социалистов-революционеров, оформившейся к 1903 г. в
комитет 10 , ограничивалась по большей части деятельностью, если
141
можно так выразиться, «заочно-пропагандистской». Однако уже в
1903 г. наблюдаются попытки поставить работу в уездах на органи-
зационную основу. Так, в 1904 г. существовали и успешно работали
организации в Валуйском, Бобровском и Острогожском уездах 11 .
Этот процесс способствовал значительно более тесным контактам
партийных деятелей с крестьянским населением, что позволило в
дальнейшем вовлекать в партийные ряды наиболее решительно на-
строенных крестьян.
Эти группы, с одной стороны, пытались развивать деятельность
в своих уездах, с другой же, установить и активно поддерживать
связи с губернским центром. Судя по имеющимся источникам,
трудно говорить о том, создавались ли уездные организации по пря-
мой директиве из губернского центра, или же они возникли под
влиянием отдельных людей, проживающих в данной местности и
проникшихся духом эсеровской пропаганды. Видимо, некоторые из
вышеперечисленных лиц восприняли народнические идеи незави-
симо от Воронежской группы, другие же вошли в ряды партии под
влиянием воронежских организаторов. Но очевидным остается факт,
что неонароднические идеи находили весьма благоприятную почву
в кругах разночинной интеллигенции Воронежской губернии, осо-
бенно проживавшей и работавшей в сельской местности.
Каковы же были результаты подобного внимания воронежских
эсеров к крестьянскому населению? Смело можно сказать, что весь-
ма значительны. Ссылаясь на материалы, содержащиеся в архивах
канцелярии губернатора, можно оценить обстановку среди сельско-
го населения губернии. В период с апреля по сентябрь 1902 г. в Би-
рюченском, Валуйском, Богучарском, Землянском и Павловском
уездах произошел ряд крестьянских беспорядков. Так, в конце мая
1902 г. в слободе Грушевка Валуйского уезда крестьяне, вооружен-
ные дубинами, производили массовые потравы 12 . В июне того же
года среди населения слободы Елизаветовки Павловского уезда
также звучали призывы к совершению потрав в помещичьих владе-
ниях. Причем, характерно то, что при попытке местных властей
прекратить одну из подобных акций, один из крестьян произнес в
адрес представителей администрации следующую фразу: «Царь пи-
шет бить вас» 13 . Это высказывание наглядно свидетельствует о том,
что, с одной стороны, беспорядки произошли не без определенного
влияния революционно настроенной интеллигенции (откуда в про-
тивном случае крестьяне могли узнать, что «пишет царь»), с другой
142
стороны, является показателем того, как пропагандисты вплоть до
1905 г. использовали в своих целях сохранившийся в крестьянском
менталитете наивный монархизм.
Продолжая перечень сведений о крестьянских выступлениях в
губернии, следует сказать о том, что в Землянском уезде в то же
время среди крестьян циркулировали слухи о скорой конфискации
помещичьих земель 14 . В Бирюченском уезде наблюдается беспокой-
ство и возбужденное настроение среди крестьян, причем местный
земский начальник усматривает здесь явное влияние антиправитель-
ственной пропаганды 15 . С одной стороны, эти факты вполне могли
явиться результатом работы эсеров в деревне, хотя прямых указаний
на то, что организация была каким-либо образом причастна к дан-
ным событиям, в источниках нет. С другой стороны, эти события са-
ми послужили доводом в пользу дальнейшего развертывания эсеров-
ской пропаганды в деревне. Логика была проста. Коль скоро крестья-
не не довольны существующим положением дел, следовательно, лю-
бая антиправительственная агитация упадет на благодатную почву.
И хотя во многих случаях подобные беспорядки характеризова-
лись властями как «чисто аграрные», то есть возникшие не на почве
политической пропаганды, можно предположить, что происходили
они не без влияния революционеров из интеллигентской среды. Так,
например, в ряде районов Богучарского уезда взволнованность на-
селения, по свидетельству земского начальника, спровоцирована
влиянием лиц, подвергнутых административной высылке из сто-
лиц 16 . Источники не сообщают, принадлежали ли указанные лица к
партии социалистов-революционеров, но очевидным становится тот
факт, что брожение среди местных крестьян было спровоцировано
революционной пропагандой.
С началом революции 1905–1907 гг. Воронежская губернская
организация эсеров выходит на новый виток своей деятельности.
Губернский комитет, не отвергая в принципе ни одного изложенно-
го в программе партии направления работы, приоритетными для се-
бя выбирает действия по максимально широкому вовлечению в пар-
тийную деятельность крестьянских масс. Для этого необходимо бы-
ло создать на территории губернии целую сеть первичных крестьян-
ских организаций. Создавая подобные ячейки, организация решала
сразу несколько насущных для себя вопросов. Во-первых, предста-
вители местного населения были в состоянии не только гораздо
лучше оценить имеющуюся обстановку, но и в значительной степени
143
контролировать ее. Во-вторых, партийные крестьяне вызывали у од-
носельчан значительно большее доверие, нежели заезжие агитаторы
из среды разночинной интеллигенции. В-третьих, постоянное при-
сутствие в конкретном сельском поселении представителей партий-
ной организации позволяло гораздо более оперативно реагировать
на неизбежные в ходе развития революции изменения в настроениях
масс. И именно революционные события 1905–1907 гг. создали все
необходимые предпосылки для превращения эсеров в массовую
партию, как в масштабах всей страны, так и непосредственно в Во-
ронежской губернии.
До 1905 г. работа эсеров в деревне была, за редким исключением
чисто пропагандистской и носила спорадический характер. М. И. Ле-
онов, в частности, считает, что, в целом по России, на стадии обра-
зования партии, да и спустя несколько лет после того, «эсеры были,
по существу, оторваны от своей социальной базы» 17 . В годы же ре-
волюции, эта работа становится все более масштабной и организо-
ванной. Причин тому было насколько.
Во-первых, общая политическая обстановка в стране способст-
вовала развертыванию деятельности партии в массах. Во-вторых,
именно на рубеже 1904–1905 гг. в партийной верхушке начинает
преобладать установка на более активную работу среди крестьянст-
ва и наблюдается некоторый спад террористических настроений 18 .
«Массовики» (сторонники массовой работы, особенно в крестьянской
среде. – А. К.) (Е. К. Брешко-Брешковская, С. Н. Слетов, Д. А. Хил-
ков, М. Ф. Селюк), – пишет Леонов, – обеспокоенные «страшно уси-
лившимся влиянием сторонников исключительного значения поли-
тического террора… и преобладающего значения БО с ее специфи-
ческими чертами заговорщичества», начали кампанию за макси-
мально широкое развертывание организаторской и агитационной
деятельности в массах» 19 . Кроме того, в ряде номеров «Революци-
онной России», начиная с марта 1905 г., четко прослеживается уста-
новка на «объединение крестьянства вокруг партии, повсеместное
образование братств и крестьянских союзов, комитетов, консолида-
цию действий деревенских агитаторов» 20 .
Говоря о причинах, предопределивших подобный поворот по-
литики социалистов-революционеров, необходимо учитывать и ме-
стные условия. Так, количество выступлений крестьян в Воронеж-
ской губернии с января по июнь 1905 г. выросло с одного до сем-
надцати 21 . Несмотря на то, что эти цифры были несколько меньше
144
соответствующих данных по Курской и Тамбовской губерниям, сле-
дует отметить, что они, в отличие от последних, имели четкую тен-
денцию к росту.
На протяжении всего 1905 г. не ослабевали беспорядки в различ-
ных уездах губернии. В декабре 1905 г. произошел ряд погромов в
имениях, находящихся в Богучарском уезде 22 . Так, например в с. Вы-
соковское Березовской волости Богучарского уезда крестьяне со-
вершили налет на усадьбу землевладельца В. В. Степанова 23 . 16 марта
1905 г. крестьяне сл. Веселой Бирюченского уезда сожгли контору в
имении кн. Юсуповой, кроме того, разгромили дом управляющего. В
августе 1905 г. произошли крестьянские беспорядки в селах Хмеле-
вец, Шумилино и Дроново, направленные против землевладельца
С. И. Шидловского 24 . Вскоре к ним присоединились крестьяне со-
седних хуторов. И хотя в документах Воронежского ГЖУ говорится
о том, что влияния со стороны революционных партий в указанных
случаях не обнаружено, тем не менее, они точно фиксируют рост
стихийного крестьянского протеста, который охватил Воронежскую
губернию в годы революции и которым не замедлили воспользо-
ваться эсеры 25 .
Причин подобным беспорядкам было весьма много, но главной
из них было аграрное перенаселение в Воронежской губернии и во
всем Черноземном центре. Подобная ситуация, естественно, влекла
за собой активное недовольство крестьян, связывавших решение
всех своих проблем с наделением их бóльшим количеством пахот-
ных земель. Именно на этом и сыграли представители ПСР, призы-
вая к конфискации помещичьего земельного фонда.
C самого начала революционных событий и на протяжении все-
го 1905 г. эсеры, в том числе и представители Воронежского ко-
митета, пытались взаимодействовать с крестьянскими массами по-
средством Всероссийского крестьянского союза. В августе 1905 г. в
Воронеже прошло нелегальное собрание, на котором было учреж-
дено воронежское отделение ВКС, а в декабре того же года был
проведен съезд Крестьянского союза, на котором присутствовали
представители фактически всех уездов Воронежской губернии 26 .
Однако уже к концу 1905 г. намечается ряд разногласий эсеров с
ВКС. Результатом этого стал прозвучавший в марте 1906 года при-
зыв заняться «деятельной организацией в недрах Союза наиболее
сознательных крестьян в партийные братства» 27 . И уже спустя че-
тыре месяца Воронежский губернский комитет ПСР выступил с
145
воззванием, в котором недвусмысленно указывалось на то, что в
связи с «неизбежностью в недалеком будущем всеобщего восста-
ния... необходимо, с одной стороны, учесть свои силы, с другой же
более сорганизовать крестьянские массы» 28 . Для этой цели всем ра-
ботникам как ВКС, так и ПСР, проживающим в уездах, предлага-
лось в максимально короткие сроки провести уездные съезды для
выяснения ряда насущных вопросов, среди которых, в частности,
были вопросы об отношении крестьянства губернии к всеобщему
вооруженному восстанию, а также об организации в селах крестьян-
ских боевых дружин 29 .
Таким образом, вполне очевидно, что на уровне губернского ко-
митета присутствовала определенная уверенность в том, что кресть-
яне примут участие в вооруженных выступлениях против помещи-
ков и администрации. Подобная уверенность просуществовала сре-
ди воронежских эсеров вплоть до окончания революционных собы-
тий 1905–1907 гг., а надежда на более или менее масштабные кре-
стьянские выступления в губернии и даже на всеобщее вооруженное
восстание не покидала их вплоть до февраля 1917 г.
Степень воплощения озвученных задач на практике отчетливо
выявилась в ходе губернского съезда крестьянских работников ПСР,
состоявшегося в Воронеже 29 августа 1906 г. На съезде присутство-
вали представители лишь пяти уездов (Воронежского, Нижнедевиц-
кого, Острогожского, Бобровского и Землянского). Остальные, по
различным причинам, явиться на съезд не смогли 30 . Из их докладов
явствовало, что подавляющее большинство крестьян в указанных
уездах не питает абсолютно никаких надежд на легальную парла-
ментскую борьбу и единственно эффективной формой протеста счи-
тает вооруженное восстание. Однако на деле крестьяне продолжали
оставаться весьма пассивными. Так, представитель Землянского уез-
да констатирует, что ни в одном из охваченных работой населенном
пункте крестьяне не пошли на открытое столкновение с властями.
Более того, попытка созвать уездный съезд также провалилась по
причине боязни репрессий со стороны местной администрации. Ту
же «общую запуганность крестьянского населения губернии» отме-
тил в своем докладе и представитель Воронежского уезда 31 . Прозву-
чавшие на съезде выступления продемонстрировали, что ожидания
губкома, связанные с активной вооруженной борьбой крестьянства,
были на указанный момент явно завышенными. В то же время оп-
ределенная организационная работа в сельской местности велась и
146
давала положительные для партии результаты. Так, к августу 1906 г. в
Бобровском уезде имелось, по словам делегата, 11 кружков, в кото-
рые входили преимущественно крестьяне. Представитель Воронеж-
ского уезда называет цифру в 12 первичных крестьянских организа-
ций общей численностью около двухсот человек, оговариваясь при
этом, что «некоторые из них еще не оформились» 32 . Несколько
меньшими оказались успехи в Нижнедевицком уезде. По словам де-
легата, в уезде имелись «прочные связи» в девяти волостях из пят-
надцати, в то время как сформировавшихся кружков насчитывалось
всего лишь два. В целом же, представителям ПСР, проводившим ра-
боту среди крестьянства, пришлось столкнуться с рядом проблем,
типичных для всех уездов Воронежской губернии. Главной пробле-
мой стало определенное недоверие к ним со стороны крестьян и, как
следствие, нежелание последних предпринимать какие-либо актив-
ные действия. Ситуация осложнялась еще и тем, что в первичные
партийные организации, особенно на первых порах, вступали в ос-
новном молодые крестьяне, не имевшие должного авторитета среди
односельчан и тем более какого-либо влияния на сельский сход 33 .
В январе 1907 г. при Воронежском губернском комитете ПСР
формируется специальная крестьянская комиссия. Первоначально в
нее вошли шесть человек, среди которых были сестры П. Я. и Е. Я.
Шабашевы, М. Д. Первеева и И. Д. Смирнов (как представитель губ-
кома). В скором времени в состав комиссии вошли еще несколько
работников, в том числе представители крестьян, в частности, выхо-
дец из с. Кочетовка Нижнедевицкого уезда Я. А. Мещеряков. В пе-
риод наиболее активной деятельности число членов комиссии дохо-
дило до пятнадцати человек 34 . В общих чертах комиссия с большей
эффективностью должна была решать поставленные задолго до ее
создания задачи, а именно: пропаганда социалистических идей сре-
ди крестьянского населения, подготовка к вооруженному восста-
нию, необходимым условием чего являлось формирование целой се-
ти первичных сельских организаций, т.н. «крестьянских братств».
В №№ 4–5 газеты «Борьба и жизнь» за 1908 г., издававшейся Во-
ронежским губернским комитетом ПСР, была опубликована статья
под названием «История одного братства». Она представляла собой
своеобразный отчет об образовании, структуре и деятельности орга-
низации в сл. Троицкой Новохоперского уезда, составленный сами-
ми ее членами 35 . Из этого отчета следует, что Троицкое братство
возникло в октябре 1905 г., как одно из местных отделений Кресть-
147
янского союза. Первоначально в братство вошло, по словам автора
статьи, «очень много членов». Но впоследствии ряды организации
стали значительно меньше. И лишь спустя примерно полтора года
после возникновения, а именно 20 февраля 1907 г., братство приня-
ло программу ПСР и уже через год в феврале 1908 г. оно насчитыва-
ло в своем составе до 500 человек 36 .
Сходной является история образования братства в сл. Саловке
Валуйского уезда. 17 октября 1905 г. местный учитель П. В. Гуков,
собрав саловских крестьян в помещении школы, произнес перед ни-
ми речь, под влиянием которой более тридцати человек вписались в
Крестьянский союз 37 . И лишь спустя некоторое время, они также,
как и троицкие крестьяне, приняли программу ПСР.
Следует отметить, что и до 1905 г. в Воронежской губернии воз-
никали отдельные крестьянские организации. Так, например, в сл.
Красной Новохоперского уезда, по инициативе местной интелли-
генции кружок возникает еще в 1904 г. На первых порах в него вхо-
дили лишь представители интеллигенции. Позже к ним присоедини-
лись крестьяне 38 . Вполне возможно, что о некоторых организациях
до 1906 г. в губернском центре просто не было известно. Однако
массовым данное явление становится лишь спустя год после начала
революции.
Так, большинство братств Острогожского уезда основаны в
1906 г. Среди них организации в сл. Россоши, сл. Поповка, с. Под-
горном, а группа в с. Григорьевка начала свою деятельность только
в 1908 г. Даты основания братств в Новохоперском уезде также при-
ходятся на 1906–1907 гг.: с. Пыховка – октябрь 1906 г., сл. Троицкая
– май того же года, сл. Новогальская – май 1907 г., с. Верхний Кара-
чан – апрель того же года, с. Средний Карачан – первоначально в
1905 г., но в декабре организация распалась и вновь начала свое су-
ществование лишь в январе 1907 г.; с. Кирсановка – май 1907 г.,
с. Петровское – июнь 1906 г., в том же году образовано братство в
Алферовке. То же самое можно сказать в отношении Нижнедевиц-
кого и Павловского уездов 39 . Как представляется, одной из причин
спровоцировавших столь активное распространение крестьянских
братств, является попытка правительства провести в ноябре 1906 г.
аграрную реформу, направленную на разрушение крестьянской об-
щины и создание в деревне индивидуального крестьянского хозяй-
ства. Подобная попытка вызвала резкий протест значительной части
сельского населения, вылившийся в столь своеобразную форму.
148
Недаром в программу действий почти каждого из братств входил
пункт об активном противодействии столыпинскому землеустройст-
ву и выделению крестьян из общины.
Организационные принципы, на основе которых строилось
большинство крестьянских братств, фактически не отличались друг
от друга. Все они основывались, с теми или иными дополнениями,
на уставе первой известной организации подобного рода, возникшей
еще в 1897 г. в с. Павлодар Борисоглебского уезда Тамбовской гу-
бернии. Этот устав был вывезен за рубеж В. М. Черновым (приняв-
шим активное участие в его разработке), где и был опубликован в
1899 г. Заграничным союзом социалистов-революционеров как «Ус-
тав братства для защиты народных прав» 40 . Основной задачей брат-
ства, провозглашенной в уставе, была подготовка вооруженного
восстания, все же остальные носили в той или иной степени подчи-
ненный характер. Это и пропаганда среди не входивших в организа-
цию крестьян, и вовлечение в нее новых членов, и создание матери-
альной базы, как-то: сбор членских взносов и добровольных по-
жертвований, а также, по возможности закупка оружия и обучение
членов организации элементарным навыкам боя. Несколько особня-
ком стояли такие задачи, как занятие сельских административных
постов членами братства или же, по крайней мере, сочувствующими
крестьянами и проведение в выборщики или депутаты по крестьян-
ской курии членов партии социалистов-революционеров.
Что касается последней из описанных задач, то в ее выполнении
воронежские социалисты-революционеры, в том числе и члены кре-
стьянских братств, в определенной степени преуспели. В большин-
стве уездов Воронежской губернии кандидаты в выборщики по кре-
стьянской курии были представлены членами ПСР либо Крестьян-
ского союза 41 . Исключение составили Задонский, Коротоякский,
Нижнедевицкий и Павловский уезды (4 из 12). Депутатом от Остро-
гожского уезда Воронежской губернии во II Государственную думу
прошел сочувствующий неонародникам Н. С. Долгополов 42 .
В свете приведенных данных становится очевидным тот факт,
что влияние социалистов-революционеров среди различных слоев
населения губернии, в особенности среди сельского населения, в те-
чение 1906–1907 гг. серьезно возросло. Выразилось это и в стреми-
тельном росте в 1907 г. количества крестьянских братств, а также
численности их членов. Но прежде чем приводить соответствующие
количественные данные необходимо сделать следующую оговорку.
149
Естественно, ни о какой официальной статистике по данному вопро-
су не могло быть и речи. Местная администрация могла отчитаться
лишь по количеству раскрытых и ликвидированных, либо бывших
на подозрении организаций, а факт существования некоторых
братств еще в 1910–1912 гг. говорит о том, что в большинстве слу-
чаев состоявшие в них крестьяне соблюдали необходимую конспи-
рацию. Проблема заключается в том, что даже губернский комитет
не всегда и не вполне адекватно представлял себе ситуацию в де-
ревне. Причин тому было несколько. Это и отсутствие прочных свя-
зей между губернским центром и уездами, а иногда и между уезд-
ными центрами и первичными сельскими организациями, и посто-
янная ротация кадров, нередко вынужденная, ибо преследования
властей имели устойчивую тенденцию к усилению. Это и не совсем
добросовестное информирование уездными организациями губерн-
ских представителей, иногда по собственному неведению, а иногда,
возможно и сознательное, направленное на раздувание собственной
значимости, а также своих заслуг в деле партийного строительства.
Показателен пример слободы Калач. По данным, имевшимся в губ-
коме, там было в наличии два больших братства. При проверке же
на месте оказалось, что существует лишь небольшой кружок чис-
ленностью в 10 человек 43 . Все эти причины, естественно, затрудня-
ют составление абсолютно адекватной картины происходившего.
Однако мы все же считаем возможным относительно точно описать
степень проникновения ПСР в воронежскую деревню.
С момента возникновения Крестьянской комиссии при губкоме
ПСР при ней был учрежден институт т.н. «разъездных». В их задачи
входили поездки по уездам с целью выяснения местной обстановки,
степени влияния партии на местное, в особенности крестьянское на-
селение, а также создание там, где это представлялось возможным,
новых первичных организаций.
К лету 1907 г. благодаря деятельности «разъездных» губернский
комитет сумел составить более или менее точную картину положе-
ния дел. Из двенадцати уездов Воронежской губернии та или иная
информация имелась по десяти: Валуйскому, Острогожскому, Боб-
ровскому, Новохоперскому, Нижнедевицкому, Коротоякскому, За-
донскому, Воронежскому, Павловскому и Землянскому. Как самые
организованные, с наибольшим количеством братств, фигурируют
Валуйский, Острогожский, Новохоперский, Павловский и Нижнеде-
вицкий уезды.
150
 В Валуйском уезде еще в начале 1907 г. насчитывалось 10 братств.
За год это число выросло до 21. Их численность в конце 1907 г. со-
ставляла приблизительно 1500 человек 44 . Причем каждая из первич-
ных организаций регулярно отчисляла взносы в кассу уездной орга-
низации.
На Острогожском уездном съезде, состоявшемся 26 апреля 1907 г.
руководители уездной организации констатировали наличие в уезде
шести крупных братств, а также нескольких мелких крестьянских
групп. Наиболее крупные из них, такие как братства сел Всесвят-
ское и Евстратовка, насчитывали в своем составе до 40 человек, а
организация сл. Россошь даже подразделялась на четыре района,
каждый из которых включал по 40–50 членов, что в совокупности
составляло 150–200 человек 45 .
Наряду с Валуйским впечатляющие результаты были достигнуты
представителями ПСР в Новохоперском уезде. Последний обладал
рядом особенностей по сравнению с прочими уездами губернии. Во-
первых, вся организационная и прочая партийная работа в нем ле-
жала фактически на плечах самих крестьян, в то время как в боль-
шинстве уездов организаторами и лидерами братств выступали
представители сельской интеллигенции. Надо отметить, что функ-
ционирование некоторых из крестьянских организаций фактически
прекращалось с отъездом из села последних. Во-вторых, в уезде
проживало значительное количество сектантов различного толка,
всегда весьма охотно примыкавших к антиправительственным дви-
жениям. По словам побывавших в уезде представителей ПСР, на-
строение крестьян в уезде «крайне взбудораженное» и они готовы в
любой момент перейти к открытым антиправительственным дейст-
виям. В Новохоперском уезде к середине 1907 года насчитывалось
19 организаций общей численностью порядка 400 человек 46 .
В Павловском уезде уже к началу 1907 года насчитывалось
14 братств общей численностью около 950 человек, охватывавших
своим влиянием 37 населенных пунктов. Численность самых круп-
ных организаций доходила до 120 человек 47 .
Несколько скромнее были успехи партии в других регионах гу-
бернии. Так, например, в Воронежском уезде к середине 1907 г. на-
считывалось всего лишь пять крестьянских организаций, самыми
крупными из которых были братства сел Хреновое и Рогачевка (оба
– численностью около 30 человек), а в Задонском уезде имелась
лишь одна небольшая организация в с. Конь-Колодезь 48 .
151
 В целом же по губернии в период наивысшего подъема револю-
ционных настроений среди воронежского крестьянства, который
пришелся на 1906 – начало 1908 гг., существовало чуть более 80
крестьянских братств общей численностью около 3700 человек.
Кроме них существовал целый ряд более мелких и менее влиятель-
ных сельских первичных организаций, именовавшихся «кружками»
или «группами», а также весьма значительное число т.н. «сочувст-
вующих», не причислявших себя к ПСР однако вполне лояльных к
деятельности братств и принимавших отдельные пункты эсеровской
программы. К этой категории причислялось иногда все жители на-
селенного пункта, как, например, в случае со сл. Алферовка Ново-
хоперского уезда 49 .
Хотя, как уже было сказано, главной своей задачей в деревне
партийные деятели считали подготовку к массовому участию кре-
стьян в вооруженном восстании (с каковой целью, собственно гово-
ря, и организовывались крестьянские братства), добиться сколько-
нибудь масштабных организованных антиправительственных акций
воронежским эсерам так и не удалось. Деятельность подавляющего
большинства братств Воронежской губернии сводилась к вполне
мирным занятиям, как-то: совместное чтение и обсуждение неле-
гальной литературы, попытки привлечения в братство новых людей,
продвижение членов братств на выборные сельские должности.
Часть братств практиковала пассивное сопротивление властям,
главным образом в виде саботажа выплаты податей. Еще меньшая
часть действительно занималась подготовкой к вооруженному вы-
ступлению, закупая оружие и отрабатывая элементарные навыки ве-
дения боя.
Исключением из этого правила стали два достаточно крупных
братства, находившихся на территории Нижнедевицкого уезда в се-
лах Кочетовка и Турово, которые решились на проведение открытых
акций. В октябре 1907 г. члены Туровского братства взорвали бомбу
в здании волостного правления, а в декабре того же года совершили
нападение на усадьбу местного землевладельца А. А. Русанова 50 .
Естественно, эти события повлекли за собой фактически полный
разгром Туровской организации. В феврале 1908 года представи-
тели Кочетовского крестьянского братства вступили в вооружен-
ное столкновение с местными властями. Однако на сей раз столк-
новение отчасти было спровоцировано последними. В ходе столк-
новения стражники открыли огонь по толпе сбежавшихся на набат
152
крестьян, в результате чего было убито шесть человек, в том числе
одна женщина 51 .
Анализируя описанные события, приходится констатировать,
что, с одной стороны, они никоим образом не были санкционирова-
ны ни губернским комитетом, ни уездной партийной организацией,
с другой стороны, они не повлекли за собой активного протеста со
стороны крестьян даже соседних сел, не говоря уже о массовом воо-
руженном выступлении. Охарактеризовать эти акции можно скорее
как стихийные проявления недовольства или (в случае Туровского
братства) как практику пресловутого «аграрного террора», которая в
описываемый период не только не приветствовалась, но даже актив-
но осуждалась губернским комитетом партии.
Тем не менее, столь активное вступление воронежских крестьян
в партийную организацию недвусмысленно говорит о том, что со-
циалисты-революционеры Воронежской губернии в период револю-
ции 1905–1907 гг. сделали весьма серьезный шаг на пути привлече-
ния в партию широких масс и превращения относительно замкну-
той, преимущественно интеллигентской организации в массовую
партию. Более того, в годы Первой русской революции некоторым
выходцам из крестьянской среды удалось блестяще проявить себя на
ниве партийной работы. В частности, уже упоминавшийся крестья-
нин с. Кочетовка Нижнедевицкого уезда Я. А. Мещеряков и кресть-
янин с. Евстратовка Острогожского уезда К. С. Сопляков (Буревой)
были членами губкома партии. Последнему удалось сыграть одну из
ведущих ролей на политической арене края в период между февра-
лем и октябрем 1917 г.
В 1908 г. Воронежская организация пережила серьезный удар.
Волна арестов затронула все уровни, начиная с губернского комите-
та и заканчивая крестьянскими братствами даже в небольших насе-
ленных пунктах.
Но, несмотря на это, она продолжала свое существование. Неко-
торые крестьянские братства, возникшие в губернии в период Пер-
вой русской революции, сохранились и после 1908 г. Так, например,
в Землянском уезде продолжало существовать Больше-Верейское
крестьянское братство, которое не только не было затронуто аре-
стами, но и пыталось возобновить свою агитационно-пропагандист-
скую деятельность среди крестьян близлежащих сел и деревень. В
июне 1909 г. функционировало крестьянское братство в сл. Россошь,
насчитывавшее в своем составе 52 человека. Также сохранилось
153
братство в с. Кондобаровы Липяги (правда, объединявшее всего 19
человек) 52 . В некоторых уездах крестьяне не только сохраняли уже
имеющиеся организации, но и пытались основывать новые.
Настроение воронежского крестьянства в целом продолжало ос-
таваться весьма возбужденным. По сведениям, поступавшим из гу-
бернии в Департамент полиции, многие крестьяне сочувствовали
как арестованным, так и оставшимся на свободе эсерам. При этом
Воронежская губерния оставалась к концу 1911 г. фактически един-
ственной губернией, где в период между революциями сохранялись
действующие первичные сельские организации. В Нижнедевицком
уезде даже в 1912 г. всерьез полагали, что вооруженное восстание
отнюдь не за горами, а должно случиться в феврале. Кочетовские
крестьяне активно готовились к этому событию, и даже запасались
доступным оружием 53 .
Таким образом, даже в период общего затухания революционной
деятельности, как в целом по стране, так и в Воронежской губернии,
в различных ее уголках продолжали теплиться революционные на-
строения, в основе которых лежали определенные пункты эсеров-
ской программы. В свете этого неудивителен тот факт, что в февра-
ле 1917 г. политическая жизнь всколыхнула воронежскую деревню с
новой силой и главный вектор этой жизни определила именно ПСР.
Характерно, что уже в марте состоялся съезд представителей воло-
стных и уездных исполнительных комитетов, на котором делегаты
фактически единогласно приняли все пункты программы ПСР, а на
I Губернском крестьянском съезде, состоявшемся в Воронеже 21–
23 апреля, были избраны делегаты на Всероссийский крестьянский
съезд, в задачи которых входило, в первую очередь, вхождение во
фракцию социалистов-революционеров.
К лету 1917 г. начинается активнейший процесс вступления во-
ронежских крестьян в партию эсеров. Вплоть до осени влияние ПСР
в сельской местности продолжало стремительно возрастать. За один
только август в различных уездах было образовано 25 новых сель-
ских партийных организаций общей численностью более двух тысяч
человек 54 . Показателен следующий пример: 25 июля 1917 г. сразу
двести(!) крестьян с. Чертовицкое Воронежского уезда приняли эсе-
ровскую программу и записались в состав Крестьянского союза
ПСР 55 . Основным полем деятельности данных организаций была
агитация за своих кандидатов в различные волостные, уездные и гу-
бернские органы, сбор денег в пользу уездных и губернского Советов
154
Крестьянских депутатов, а также ознакомление сельских жителей с
решениями административных органов различного уровня.
Особо показательным примером, характеризующим настроения
воронежского крестьянства летом 1917 г., явился II Губернский кре-
стьянский съезд, который состоялся в Воронеже 20 июля 1917 г. На
съезде присутствовало свыше 500 делегатов от всех уездов Воро-
нежской губернии. В президиум съезда вошли исключительно пред-
ставители ПСР (председатель – М. Л. Коган-Бернштейн, товарищи
председателя – В. П. Кобытченко, К. С. Буревой, секретарь –
Д. П.Пьяных) 56 . Более того, в составе делегации, избранной от кре-
стьян губернии в Воронежский Совет, подавляющее большинство
было представлено также социалистами-революционерами 57 .
Наряду с созывами Губернских крестьянских съездов, весьма
серьезную роль в политической жизни губернии играла крестьян-
ская секция Воронежского совета. За все время ее существования
эсеры преобладали в ней абсолютно. Так, уже в августе, когда эсе-
ровское влияние в Советах пошатнулось, при очередном переизбра-
нии крестьянской секции ее вновь избранный президиум был пред-
ставлен пятью членами ПСР 58 .
Все эти события происходили на фоне постоянного недовольства
крестьян сложившейся политической ситуацией. Крестьянские вол-
нения, выражавшиеся в основном в самовольных захватах поме-
щичьих земель, или же самовольной, никем не санкционированной
порубке леса, либо потраве лугов продолжали в течение всего 1917 г.
нарастать, несмотря на то, что представители ПСР на всех уровнях
вплоть до сельских сходов резко осуждали подобные действия.
К октябрю 1917 г. эти акции приобрели угрожающие масштабы,
о чем свидетельствует обращение комиссара Валуйского уезда
(кстати, члена ПСР) к губернским властям с просьбой о введении в
уезде военного положения, а также о присылке воинской команды
для прекращения крестьянских беспорядков 59 . Казалось бы, склады-
валась парадоксальная ситуация: с одной стороны крестьяне под-
держивали эсеров в выборных органах, с другой же игнорировали
их директивы. Однако противоречие здесь представляется только
внешним. Во многом подобные действия крестьян были спровоци-
рованы самой же партией, категорично заявившей о невозможности
немедленного раздела помещичьих земель и подорвавшей таким об-
разом веру крестьян в наиболее близкий для многих из них (и,
пожалуй, единственно близкий для некоторых) пункт партийной
155
программы. Впоследствии это расхождение сыграло для партии ро-
ковую роль, подтолкнув многих крестьян к поддержке большевиков.
Однако воронежские крестьяне в основной своей массе продолжали
оставаться лояльными в отношении ПСР.
Так, 26 октября, уже после знаменательных событий в столице,
Крестьянская секция Воронежского совета приняла резолюцию, в
которой осудила захват большевиками власти и обещала «бороться с
ними нашими мужицкими средствами» 60 .
Спустя три дня после описанных событий, Крестьянская секция
Совета, несомненно, под влиянием «правых» эсеров приняла резо-
люцию об отделении от Совета и создании Совета Крестьянских де-
путатов, безраздельное влияние и все ключевые посты в котором
принадлежали представителям ПСР 61 .
21–23 ноября в Воронеже проходил III Губернский крестьянский
съезд, вновь продемонстрировавший сколь сильно влияние эсеров
на воронежское крестьянство. Из 552 присутствовавших делегатов к
ПСР принадлежали 487 человек, в то время как большевиков на
съезде присутствовало 35 человек, количество же представителей
иных партий было крайне незначительно. Места в президиуме съез-
да были безраздельно заняты представителями ПСР 62 . На съезде
развернулась острейшая дискуссия между эсерами и большевиками
по целому ряду политических вопросов. В конечном счете, 450 го-
лосами против 27 была принята эсеровская резолюция, осудившая
«октябрьский переворот» и призвавшая к отказу от поддержки
большевистского правительства и всемерной поддержке Учреди-
тельного собрания 63 .
Однако с декабря 1917 г. влияние ПСР среди крестьян Воронеж-
ской губернии начинает постепенно падать. Причинами этого по-
служил с одной стороны раскол в самой партии, с другой же нереши-
тельность «правых» эсеров в земельном вопросе. Показателем этого
могут служить проведенные в декабре 1917 г. два параллельных кре-
стьянских съезда, один из которых был созван большевиками и ле-
выми эсерами, другой же «правыми» эсерами. Оба съезда избрали де-
путатов на Всероссийский крестьянский съезд, причем полномочия
делегатов обоих съездов были признаны 64 . И хотя на «правоэсеров-
ском» съезде делегатов с правом решающего голоса было в два раза
больше, нежели на «большевистском», эти два события наглядно де-
монстрируют наметившуюся тенденцию к потере «правыми» эсера-
ми своего влияния в крестьянской среде, поскольку на предыдущих
156
крестьянских съездах эсеры господствовали практически безраз-
дельно. Одновременно с этим к апрелю 1918 г. «правые» эсеры фак-
тически теряют свое влияние на политической арене края, все боль-
ше и больше проигрывая большевикам в Советах, и, теряя, таким об-
разом, возможность легально влиять на настроения крестьянства.
Таким образом, подводя итоги, можно констатировать, что пар-
тия социалистов-революционеров в своих взаимоотношениях с кре-
стьянством Воронежской губернии прошла несколько этапов. На
первом из них, оставаясь по существу относительно замкнутой ор-
ганизацией революционно настроенной интеллигенции, губернская
партийная организация стремилась распространить свое влияние на
широкие крестьянские массы путем рассылки пропагандистской ли-
тературы, при этом вступая в эпизодические контакты с представи-
телями крестьянства.
С началом Первой русской революции воронежские эсеры фор-
сируют свою деятельность по проникновению в деревню, делая ос-
новной упор уже на организационную сторону вопроса и создавая
многочисленные первичные крестьянские организации. В силу уже
названных причин в губерниях Центрального Черноземья эта дея-
тельность имела особый успех. На этом этапе можно вполне обос-
нованно говорить, по крайней мере, применительно к Воронежской
губернии, о превращении ПСР в полноценную массовую политиче-
скую партию. Благодаря тому, что пункт эсеровской программы о
социализации земли нашел самый горячий отклик среди представи-
телей воронежского крестьянства, ПСР сохраняла свое влияние в
этой среде вплоть до конца 1917 г. Однако определенная нереши-
тельность социалистов-революционеров в претворении этого пункта
в жизнь в ходе революционных событий 1917 г. постепенно под-
толкнула крестьянство в сторону большевиков, предложивших бо-
лее радикальное решение проблемы.
При этом некоторые губернские партийные деятели, на взгляд
автора, несколько переоценивали приверженность крестьян про-
граммным установкам партии, в то время как многие крестьяне ви-
дели в эсеровской программе лишь путь к скорейшему переделу по-
мещичьих земель в свою пользу. Тем не менее, партии социалистов-
революционеров удалось сыграть, пожалуй, наиболее значительную,
по сравнению с другими политическими силами, роль в деле рас-
пространения социалистических и революционных идей среди во-
ронежского крестьянства и вовлечении его в политическую жизнь в
157
переломные для жизни общества моменты. Некоторые же пункты
аграрной программы партии были претворены в жизнь в первые го-
ды советской власти, правда, уже их главными политическими про-
тивниками.
1
ГАОПИ ВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 301. Л. 2.
2
Там же.
3
Слетов С. Н. К истории образования партии социалистов-революционеров.
Пг., 1917. – С. 81–82.
4
Там же. С. 55.
5
ГАОПИ ВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 301. Л. 5.
6
Там же.
7
ГАВО. Ф. И–1. Оп. 1. Д. 195. Л. 2–3.
8
Там же.
9
Там же. Д. 196. Л. 114–118 об.
10
См.: Спиридович А. И. Партия социалистов-революционеров и ее предше-
ственники. Пг., 1918. С. 75.
11
ГАОПИ ВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 301. Л. 26.
12
ГАВО. Ф. И–6. Оп. 1. Д. 485. Л. 57 об.–58.
13
Там же. Л. 88.
14
Там же. Л. 90.
15
Там же. Л. 37.
16
Там же. Л. 45.
17
Леонов М. И. Деятельность эсеров в деревне на рубеже XIX–XX вв. //
Крестьянское движение в трех русских революциях. Куйбышев, 1982. С. 38–
39.
18
См.: Леонов М. И. Партия социалистов-революционеров в 1905–1907 гг.
М., 1997. С. 34–35.
19
Там же. С. 35.
20
Там же. С. 159.
21
Степынин В. А. Крестьянство Черноземного Центра в революции 1905–
1907 гг. Воронеж, 1991. С. 34.
22
ГАВО. Ф. И–1. Оп. 1. Д. 544. Л. 17.
23
Там же. Л. 23.
24
Там же. Л. 53.
25
Там же. Д. 543. Л. 12 об.
26
ГАВО. Ф. И–1. Оп. 2. Д. 181. Л. 116, 130–201; Д. 217. Л. 9–14, 26, 127, 137.
27
Леонов М. И. Партия социалистов-революционеров... С. 255.
28
ГАОПИ ВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 301. Л. 53.
29
Там же. Л. 54.
30
Там же. Л. 55.
31
Там же. Л. 59, 61.
32
Там же.
33
Там же. Л. 59–60.
34
Там же. Л. 65.
158
 35
Там же. Л. 120–124 об.
36
ГАОПИ ВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 298. Л. 33.
37
Там же. Д. 301. Л. 95.
38
Там же. Л. 40.
39
Там же. Л. 103, 104, 106, 116–118, 141, 145.
40
Леонов М. И. Деятельность эсеров в деревне… С. 31.
41
ГАОПИ ВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 301. Л. 71–72.
42
Коноваленко М. П. Государственная дума и деятельность в ней депутатов
от губерний Центрального Черноземья: дис. … канд. ист. наук. Курск, 1999.
С. 93.
43
ГАОПИ ВО. Ф. 5. Оп.1. Д. 301. Л. 112.
44
Там же. Л. 94–95.
45
Там же. Л. 102–106.
46
Там же. Л. 113–117 об.
47
Там же. Л. 140–141.
48
ГАВО. Ф. И–6. Оп. 2. Д. 188. Л. 5.
49
ГАОПИ ВО. Ф. 5. Оп.1. Д. 301. Л. 117 об.
50
ГАВО. Ф. И–6. Оп. 2. Д. 158. Л. 5.
51
Там же. Д. 143. Л. 33.
52
ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. Оп. 239. 1909. Д. 9. Ч. 11. Л. 33, 64 об., 86 об.
53
Там же. Л. 77 об.
54
ГАОПИ ВО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 299. Л. 1–2.
55
Социалист-революционер. 1917. 26 июля.
56
Социалист-революционер. 1917. 22, 26, 28 июля.
57
Там же.
58
Социалист-революционер. 1917. 22 авг.
59
Лавыгин Б. М. 1917 год в Воронежской губернии. [Хроника]. Воронеж,
1928. С. 120.
60
Голос труда. 1917. 2 ноября.
61
Там же.
62
Воронежский телеграф. 1917. 22, 23, 25 ноября.
63
Там же.
64
См.: Переверзев А. Я. Социалистическая революция в деревне Чернозем-
ного центра России (Октябрь 1917–1918 гг.). Воронеж, 1976. С. 83.

159
 Карпачев М. Д. a

Воронежские неонародники о крестьянской политике

в 1920-е гг.

Народничество, как система взглядов о возможности перехода

России на некапиталистический путь развития, долгое время доми-
нировало в общественно-политическом сознании русской интелли-
генции. На это были свои причины. Торжество принципов буржуаз-
ного либерализма на Западе обернулось резким социальным рас-
слоением и, как представлялось многим гуманистам, отчетливо вы-
раженной несправедливостью в распределении материальных благ.
Зародившееся в европейском обществе представление о социализме
как естественном ответе на пороки буржуазного господства уже в
середине XIX в. стало достоянием быстро формировавшейся в Рос-
сии демократической интеллигенции. Однако русский социализм,
родоначальниками которого по праву считались А. И. Герцен и
Н. Г. Чернышевский, не мог копировать социализм европейский.
Полное доминирование крестьянства в структуре отечественного
общества предопределило поиск особого, непролетарского пути к
социализму в России. Таким поиском и была отмечена идейная
жизнь русской демократической интеллигенции, выступавшей под
флагом народничества. Начиная с эпохи отмены крепостного права
и вплоть до революционных потрясений начала ХХ в. русские на-
родники связывали социалистические надежды с традиционными
формами крестьянской жизни, прежде всего с сельской общиной.
Социально-экономическое освобождение и окультуривание общины
народники неизменно рассматривали как залог успешного перехода
России к социализму 1 .
Между тем, судьба русской общины в начале ХХ в. оказалась
под большим вопросом. Октябрьская революция 1917 г. застала де-
ревню в фазе глубокого реформирования. Взятый указом 9 ноября
1906 г. курс на приватизацию надельной земли был направлен на
решительное изменение традиционных устоев народной жизни.
Правительство П. А. Столыпина рассчитывало такой политикой дос-
тичь многих целей. Прежде всего, оно стремилось создать условия
для развития гражданственности в крестьянской среде и избавить
a
Статья написана при поддержке РГНФ, проект № 03-01-008-10-а/ц.
160
Россию от хронической угрозы тяжелой социальной смуты. Кроме
того, реформаторы полагали, что ликвидация архаичного общинно-
го землевладения позволит перевести сельское хозяйство России с
преимущественно экстенсивных путей развития на интенсивные.
Столыпинский аграрный курс был, следовательно, диаметрально
противоположен социальным надеждам народников. Впрочем, в од-
ном аспекте столь разные варианты аграрного развития все же пере-
секались. Как и народники, творцы новой аграрной политики стре-
мились к ликвидации господства кулаков в общине. П. А. Столыпин
и его сторонники считали, что выделение из общины крепких и
трезвых хозяев даст возможность вести эффективное товарное про-
изводство. А это, в свою очередь, должно положить предел распро-
странению в деревне ростовщичества (или кулачества), когда дея-
тельный крестьянин богател не за счет развития производства, а за
счет спекулятивных операций внутри общины.
Важной особенностью нового аграрного курса можно считать
целенаправленные усилия администрации и общества по подъему
культуры русского крестьянства, по распространению в деревне об-
щих и специальных знаний. В этом отношении столыпинская аграр-
ная политика также имела определенный момент совпадения с пред-
ставлениями народников, но только тех из них, которые представля-
ли умеренно-реформаторское течение в рамках своего движения.
Организаторы реформы были убеждены, что само по себе выделе-
ние крестьян из общины недостаточно. Перешедшие к индивиду-
альному хозяйствованию крестьяне должны своим примером дока-
зать экономические и социальные преимущества нового образа жиз-
ни. Сделать это они смогут только в том случае, если почувствуют
реальную поддержку, если выход из общины будет обеспечен фи-
нансовой, организационно-технической, в том числе кооперативной
и агрономической помощью.
Несомненным достоинством столыпинских преобразований был
их конструктивный характер. Позитивные перемены невозможно
было отрицать. Даже открытые противники самодержавия отмечали
явные признаки прогресса в русской деревне. Известный исследова-
тель аграрного строя России Б. Д. Бруцкус, при всей нелюбви к мо-
нархии, признавал: «Можно прямо утверждать, что именно в эпоху
контрреволюции (т.е. в годы столыпинского премьерства. – М. К.)
русское крестьянское хозяйство сдвинулось с той мертвой точки, на
которой оно стояло в течение десятилетий. И как бы отрицательно
161
не относились к старому режиму, несомненно, что он, поскольку это
было совместимо с его природой, стремился прогресс крестьянского
хозяйства поддержать» 2 .
В Воронежской губернии столыпинская аграрная политика поль-
зовалась значительной общественной поддержкой. Многие предста-
вители администрации, деятели земских и научных учреждений ак-
тивно включились в процессы реорганизации сельского хозяйства.
Уже в 1910–1911 гг. в губернии появилась участковая агрономиче-
ская служба. Во всех уездах создавались опытные поля и участки,
открывались сезонные и постоянные сельскохозяйственные курсы.
В 1912 г. было принято решение о создании в Воронеже сельскохо-
зяйственного института, развернувшего подготовку агрономов для
Центрального Черноземья 3 . Быстрые темпы набирало кооператив-
ное движение. С неподдельным энтузиазмом работали как прави-
тельственные, так и земские агрономы 4 .
Особенно плодотворно на ниве крестьянского просвещения тру-
дились специалисты, приглашенные земством агрономы С. К. Чая-
нов (двоюродный брат известного экономиста А. В. Чаянова),
Н. Н. Марфин, Б. Л. Брук, Ю. Е. Макаренко и др. Работам по подъему
крестьянской культуры активно содействовали профессора Воронеж-
ского СХИ А. Н. Минин, И. Л. Ямзин, В. А. Шадрин, И. В. Якушкин.
На глазах этих интеллигентов-практиков происходили позитивные
сдвиги в жизни воронежской деревни, и они всячески способствова-
ли преодолению культурной отсталости крестьянства. При этом
большинство из этих специалистов стояло на так называемых нео-
народнических позициях. Они полагали, что общий подъем культу-
ры в аграрном секторе экономики должен и будет сопровождаться
укреплением хозяйственной устойчивости крестьянского двора. Так
называемая моральная экономика кооперированного крестьянства
рассматривалась как лучшая альтернатива социальным контрастам
рыночного производства. Арестованный органами ОГПУ проф. Ми-
нин в 1931 г. откровенно говорил следователям, что является «сто-
ронником демократического республиканского образа правления»,
что в 1917 г. «был членом народно-социалистической партии и при-
нимал участие в выборах в Учредительное собрание» 5 . Практически
все воронежские специалисты-аграрии в то время солидаризирова-
лись с взглядами Минина.
Вихри социальных потрясений 1917–1918 гг. круто изменили
ход событий и нанесли тяжелый удар по надеждам неонароднической
162
интеллигенции. Одним из ближайших последствий Октябрьской ре-
волюции стала, как известно, национализация всей земли. Ликвида-
ция права на частные земельные владения разрушила практически
все плоды столыпинского землеустройства. Правда, появилась почва
для возрождения старых народнических общинных иллюзий. Боль-
шинство общинников и до революции с чувством враждебности от-
носились к вышедшим на отруба или хутора односельчанам. Вполне
естественно, поэтому, что крушение старого режима привело к
своеобразному реваншу общинной деревни: процесс приватизации
был остановлен, и община вернула себе былое полновластие в во-
просах распоряжения земельными угодьями 6 .
Однако жизнь русских крестьян после революции лучше не ста-
ла. Скорее, наоборот. Годы гражданской войны и военного комму-
низма нанесли колоссальный ущерб крестьянской экономике. На-
сильственная продразверстка фактически лишила крестьян возмож-
ности вести успешное хозяйство, что, разумеется, вело к быстрому
росту их недовольства новыми властями. Антоновское восстание на
Тамбовщине, захватившее и некоторые уезды Воронежской губер-
нии, мятеж 1921 г. в Кронштадте вынудили большевиков перейти к
новой экономической политике. Отмена продразверстки и введение
прогрессивного продналога сопровождались развитием элементов
рыночной экономики; в деревне допускалась и даже поощрялась
инициатива индивидуальных крестьянских хозяйств.
Воронежские специалисты-неонародники в большинстве своем
отрицательно отнеслись к захвату большевиками власти и к их пер-
вым социальным мероприятиям. Во время гражданской войны мно-
гие из них симпатизировали белым. В октябре 1919 года большая
группа профессоров и бывших земских интеллигентов даже ушла из
города вместе с отступившими войсками генерала Мамонтова. Од-
нако переход к НЭПу породил в их среде надежды на восстановле-
ние нормальной экономики и на вероятное изменение характера са-
мой власти. Стоит заметить, что такие ожидания были свойственны
многим; даже убежденные большевики нередко воспринимали НЭП
как признак банкротства идей мировой революции.
Советская власть, в свою очередь, при переходе к хозяйственно-
му строительству остро нуждалась в знаниях и опыте старых спе-
циалистов. Одной преданности коммунистическим идеалам оказа-
лось мало для восстановления экономического потенциала страны.
Поэтому бывшие земские и правительственные агрономы в 1920-е гг.
163
были довольно широко представлены в местных учреждениях нар-
комата земледелия, в плановых и финансовых органах управления и
в сфере сельскохозяйственного образования. В Воронежском СХИ
продолжали работать А. Н. Минин, Н. П. Макаров, И. В. Якушкин,
И. Л. Ямзин и другие профессора дореволюционной формации.
Пока в экономике господствовали принципы НЭПа, старые спе-
циалисты пользовались несомненным авторитетом. Опыт, получен-
ный ими в годы столыпинского землеустройства, пригодился для
возрождения крепких крестьянских хозяйств. При их прямом содей-
ствии, а нередко и под их руководством в губернии велась успешная
работа по преодолению чересполосицы и дальноземелья, по рацио-
нальному размещению крестьянских селений, по кооперированию
мелких сельских товаропроизводителей. Делали это воронежские
специалисты с очевидным успехом, опираясь на прямую поддержку
руководства Наркомзема, где в годы НЭПа большим влиянием поль-
зовались сторонники аграрных теорий А. В. Чаянова, А. Н. Челин-
цева и Н. Д. Кондратьева. Будущее России эти специалисты связы-
вали с устойчивым развитием индивидуальных крестьянских хо-
зяйств. При этом огромное значение придавалось развитию общих и
специальных знаний, кооперации, сбалансированной экономической
политике государства. Лучшие перспективы социально-экономи-
ческого и политического развития страны эти теоретики связывали
не с индустриализацией, а с хозяйственным и культурным развити-
ем русского общинного крестьянства.
Ученые-аграрии хорошо понимали, что начать восстановление
разрушенного политикой военного коммунизма хозяйства могли,
прежде всего, инициативные крестьяне, умевшие и желавшие хоро-
шо работать. При этом они не скрывали, что предприимчивое мень-
шинство крестьянства очень скоро может прибрести признаки мел-
кой буржуазии. Бояться этого, полагали специалисты, не следует.
Выступая в августе 1922 г. на губернской бюджетно-плановой кон-
ференции, проф. А. Н. Минин с надеждой указал на то, что деревня
возрождается и при этом неизбежно расслаивается. «Появилась, –
говорил он, – и будет расти деревенская буржуазия, имеющая рабо-
чий скот. Этот новый слой, эти верхушки нужно щадить, давая им
возможность крепнуть». Только крепкий и трезвый труженик, счи-
тал профессор, мог отвести от страны костлявую руку голода, а по-
том обеспечить рост накоплений для грядущего экономического
роста. Между тем, вокруг хороших хозяев уже немало крутиться
164
тех, кто желал бы по революционной привычке воспользоваться
правом бесконтрольного дележа чужих доходов. Докладчик опасал-
ся, что «низшие агенты власти» в своем налоговом усердии, в своем
стремлении «подстричь» плательщика, «даже и при самых лучших
намерениях, подорвут хозяйство новых пионеров возрождающейся
деревни».
Надо заметить, что газета местных коммунистов весьма осто-
рожно сочла «спорным» утверждение Минина, что хозяйственную
дифференциацию воронежской деревни надо принять «как неизбеж-
ное явление современности и поэтому приветствовать» 7 . Разумеется,
«спорными» утверждения Минина могли казаться только в начале
НЭПа; через несколько лет они станут представляться властям от-
кровенно вражескими.
Опытные агрономы хорошо понимали особенности мировоззре-
ния крестьянства, присущую ему крайнюю осторожность при выбо-
ре новых форм хозяйствования. Выступая в апреле 1922 г. на прохо-
дившем в Воронеже съезде землеустроителей, тот же проф.
А. Н. Минин, высказался, между прочим, по вопросу о перспективах
сельской общины. Революция, как известно, привела к ликвидации
подворного землеустройства, что отрицательно оценивалось многи-
ми специалистами-аграриями. Как юридический институт, говорил,
в частности, Минин, общинная форма землепользования «без со-
мнения является совершенно отжившей». Но быстро избавиться от
нее едва ли удастся, «общинное землепользование, несомненно,
просуществует еще 1–2 поколения, так как оно слишком крепко въе-
лось в представление крестьянства о земле и формах владения ею» 8 .
С точки зрения Минина архаичные порядки в деревне, да и во
всей стране можно преодолеть только путем подъема крестьянской
культуры. Пройдет совсем немного времени и профессор убедится,
что с общинным строем деревни советская власть суме покончить
быстро, нанеся удар по нему с совершенно неожиданной для учено-
го стороны. Если Минин и его единомышленники рассчитывали на
постепенный прогресс рационально устроенных крестьянских хо-
зяйств, то руководители страны рассчитывали победить общину ее
же оружием – форсированной коллективизацией, но уже не только
земли, а и средств производства, включая труд самих крестьян. К
началу первой пятилетки высшие руководители партии и Советско-
го государства пришли к твердому убеждению, что ближайшая пер-
спектива развития СССР должна состоять в форсированной индуст-
165
риализации экономики. Ставка на подъем промышленности неиз-
бежно сопровождалась ускоренным раскрестьяниванием русской
деревни. Пути партийно-политического руководства и неонародни-
ков окончательно разошлись. Можно вспомнить, что в 1920-е гг.
А. В. Чаянов создавал весьма популярную в неонароднических кругах
версию о будущем развитии России. Его «путешествие брата Алек-
сея» рисовало социалистическую страну без больших городов и при
полном преобладании гораздо более нравственной, по мнению на-
родника, экономики крепких и культурных крестьянских дворов.
В годы НЭПа, в условиях очевидного оживления хозяйственной
жизни всей страны, а деревни особенно, агрономы делали свое дело.
С трудом, но неуклонно крестьянское хозяйство Воронежской гу-
бернии восстанавливало подорванный в годы гражданской войны
потенциал. К 1926 г. сельская экономика губернии вышла по основ-
ным показателям продуктивности на средний уровень довоенного
пятилетия. Была в этих успехах и очевидная заслуга агрономов сто-
лыпинского времени. Но на подозрении «буржуазные» специалисты
оставались и в годы хозяйственного подъема. С ними мирились по-
неволе, но слежку все-таки начали. Подготовленный в 1931 г. чеки-
стами особый «Меморандум» сообщал, что в Воронежский губотдел
ОГПУ уже с 1923 г. «стали поступать агентурные материалы о
контрреволюционной деятельности группы агрономов, выразившей-
ся в пропаганде неонароднических идей среди агроперсонала и ис-
пользования советского аппарата с целью усиления экономического
положения кулацких и зажиточных слоев крестьянства» 9 .
Примечательно, что заботы о деревенской зажиточности квали-
фицировались как неонародничество и контрреволюция. По такой
логике культивирование крестьянской бедности следовало расцени-
вать как дело, совпадающее с интересами советской власти. Впро-
чем, об опоре на бедноту руководители ВКП (б) говорили неизмен-
но; получалось, что сокращение крестьянской бедности подрывало
устойчивость пролетарского государства.
«Меморандум» далее сообщал, что по сведениям политического
сыска уже к 1924 г. группа агрономов-неонародников «охватила
своим влиянием Средне-Черноземное общество сельскохозяйствен-
ного кредита и промысловой кооперации». В этом обществе оппо-
зиционных советской власти кооператоров возглавлял проф. СХИ
Н. И. Щукин, «который считал, что настоящая кооперация была в до-
революционный период, а сейчас ее нет». К числу таких оппонентов
166
следствие отнесло Д. Г. Лихоносова, Н. И. Попова, П. П. Пономаре-
ва, И. М. Нигрова, А. И. Дикова, Н. В. Цимбалиста и других специа-
листов в области кредита и кооперации 10 . Секретный осведомитель
ОГПУ доносил, что на сходках кооператоров-оппозиционеров фигу-
рировали А. Н. Минин, С. К. Чаянов, а также видный экономист
профессор Воронежского СХИ П. Н. Першин. Разговоры специали-
сты вели самые крамольные. Минин, например, демонстрировал яв-
ное несогласие с марксистским классовым подходом. Нам, профес-
сорам, заявлял он, «нужно, чтобы студенты имели желание полу-
чить знание для передачи их в дальнейшем крестьянам, какого от-
тенка будет студент – белого, красного, зеленого и т.д. – для про-
фессора не важно» 11 . Сильное влияние на позиции этой группы ока-
зывал проф. Н. П. Макаров, который считал, что крестьянское хо-
зяйство развивается по особым законам и в него нельзя врываться с
марксистскими принципами классовой борьбы 12 .
Переход к политике сплошной и, зачастую, принудительной
коллективизации прервал недолгое сотрудничество «буржуазных»
специалистов с советской властью. Сталинское руководство, в отли-
чие от неонародников, стало рассматривать зажиточных крестьян не
как носителей культурного прогресса русской деревни, а как оче-
видных и чрезвычайно опасных противников социалистической пе-
рестройки сельского хозяйства. Роль классовой опоры при проведе-
нии такой политики должна была выполнить сельская беднота, ко-
торую власть легко могла вдохновить на «раскулачивание», а фак-
тически на беспрецедентное в истории массовое ограбление наибо-
лее состоятельных и предприимчивых слоев деревни. Термин «ку-
лак», являвшийся синонимом ростовщика, мироеда и спекулянта,
был распространен на всех крепких крестьян, независимо от источ-
ников их благосостояния. Вполне понятно, что в такой ситуации
конфликт старых специалистов с советской властью стал неизбежен.
На рубеже 1920–1930-х гг. органы ОГПУ провели целую серию
арестов. Вскоре было объявлено, что чекистами раскрыта и ликви-
дирована нелегальная организация, носившая название «Трудовой
крестьянской партии», члены которой намеревались изменить госу-
дарственный и социально-экономический строй советской страны.
Отделение этой партии было «обнаружено» и в Воронеже 13 . Актив
воронежского отделения составили те самые специалисты, которые
энергично поддерживали до революции курс столыпинской аграр-
ной модернизации, а в годы НЭПа усердно трудились над восста-
167
новлением крестьянских хозяйств. Историю фабрикации этого дела
обстоятельно осветили воронежские исследователи. Наиболее под-
робное описание репрессий в отношении специалистов-аграриев
предпринял В. Н. Плаксин 14 . Наличие труда этого автора делает из-
лишним описание конкретных обстоятельств печальной истории
расправы с агрономами и профессорами. Здесь же следует обратить
внимание на некоторые очень симптоматичные детали обвинений,
выдвинутых против специалистов, считавшихся до ареста вполне
лояльными работниками советских учреждений. Именно эти детали
иллюстрируют глубочайшее различие в понимании перспектив раз-
вития русской деревни, абсолютную несовместимость устремлений
реформаторов дореволюционной поры с планами преобразователей
эпохи сталинских пятилеток.
Объективно говоря, конфликт с властью был неизбежен. Поли-
тика сплошной и фактически принудительной коллективизации ре-
шительно расходилась с представлениями агрономов о путях разви-
тия крестьянской экономики. Организаторы «великого перелома»
это хорошо понимали. Своеобразная социальная «зачистка» прово-
дилась ради пресечения любых возможных проявлений недовольст-
ва мероприятиями высшего руководства страны.
Что же, в конце концов, доказывало следствие? Из материалов
дела следовало, что в Воронеже еще в первые годы советской власти
сгруппировались контрреволюционно настроенные специалисты,
объединившиеся в 1922 г. в «общество агрономов». В его состав
вошли С. К. Чаянов, Н. Н. Марфин, Ю. Е. Макаренко, А. Н. Минин,
Н. П. Макаров, бывший губернский агроном М. П. Иванов, бывшие
уездные агрономы Б. Л. Брук. и Н. М. Чеболак, бывший ректор СХИ
проф. К. Д. Глинка, проф. П. Н. Першин и ряд других специалистов.
Все эти люди сошлись на почве поддержки мероприятий по ликви-
дации частной (прежде всего помещичьей) земельной собственно-
сти, но при этом считали, что свободное крестьянское хозяйство не
может развиваться по марксистским принципам. Арестованный по
делу «ТКП» Б. Л. Брук говорил на следствии, что воронежские аг-
рономы находились под влиянием неонароднических идей. Основу
же этих идей составляло убеждение, что крестьянскую экономику
России нельзя ломать в угоду любой идеологической схемы, в том
числе марксистской. Душой воронежского общества агрономов, по-
казывал Брук, был С. К. Чаянов, призывавший вести практически
полезную для крестьян работу и при большевистском руководстве 15 .
168
 Следователям важно было установить контрреволюционный ха-
рактер общества агрономов. Поэтому они особенно подчеркнули тот
факт, что многие из специалистов уходили из Воронежа вместе с от-
ступавшими белыми войсками осенью 1919 г. Как выяснилось, на-
всегда покинуть советскую России довелось далеко не всем. Воз-
вращение многих беглецов в Воронеж расценивалось следствием
как стремление замаскировавшихся контрреволюционеров внедрить-
ся в структуры советского и хозяйственного аппарата для его рас-
шатывания изнутри. Тем более, что вскоре после их возвращения в
стране начался НЭП. Как известно, ленинское руководство встало
тогда на единственно возможный спасительный для страны (и для
себя) путь: крестьянство получило возможность делать накопления
и заниматься предпринимательской деятельностью. К деревне был
обращен лозунг «Обогащайтесь!», позволивший в относительно ко-
роткие сроки оживить хозяйственные отношения и поднять произ-
водство столь нужного стране продовольствия.
Следствие обратило внимание на то, что новый экономический
курс агрономы встретили с энтузиазмом. Сильное подозрение те-
перь вызывало то, что старые специалисты с большим успехом по-
вели деятельность, направленную на последовательную защиту и
поддержку интересов индивидуальных крестьянских хозяйств 16 . Из
материалов дела видно, что агрономы-рационализаторы переоцени-
ли политические возможности новой экономической политики.
Большинство из них надеялось, что возрождение (пусть и очень ог-
раниченное) рыночных отношений в экономической жизни рано или
поздно приведет к перерождению советского строя в демократиче-
ском направлении. Поэтому практическая работа специалистов рас-
сматривалась как одно из косвенных условий ожидаемого политиче-
ского успеха.
Ничего похожего, однако, не произошло. Пережив разруху и
трудные (в политическом отношении) годы хозяйственного возрож-
дения сталинское руководство взяло курс на свертывание НЭПа.
Форсированное и зачастую насильственное проведение сплошной
коллективизации крестьянства положило конец иллюзиям интелли-
гентов-агрономов. Советской власти стали не нужны специалисты,
делавшие ставку на развитие крепких крестьянских хозяйств. Более
того, они теперь рассматривались – и не без оснований – как идей-
ные противники социалистических преобразований по планам боль-
шевистского руководства. Репрессии против старых специалистов
169
стали необходимым условием победы социализма сталинского типа.
Еще совсем недавно, когда требовалось решить жгучую проблему
недостатка продуктов, власти поощряли работы по развитию куль-
турного землеустройства, теперь эти же работы стали расцениваться
как проявление классово враждебной политики. Следователи ОГПУ
чутко прислушивались к руководящим указаниям вождя. И. В. Ста-
лин, между тем, прекрасно понимал, что идеология сплошной коллек-
тивизации сельского хозяйства несовместима с мировоззрением уче-
ных-аграриев, отстаивавших теорию устойчивости мелкого кресть-
янского хозяйства. «Непонятно только, – писал он в декабре 1929 г.,
– почему антинаучные теории “советских” экономистов типа Чаяно-
вых должны иметь свободное хождение в нашей печати, а гениаль-
ные труды Маркса – Энгельса – Ленина о теории земельной ренты и
абсолютной земельной ренты не должны популяризироваться и вы-
двигаться на первый план, должны лежать под спудом?» 17 . После
таких сентенций не только прекращалось свободное хождение чуж-
дых теорий в печати; исчезали и их носители.
Арестованным специалистам приходилось каяться в том, что еще
совсем недавно считалось не преступлением, а заслугой перед со-
ветским государством. Тамбовский агроном В. С. Сабо, явно под
диктовку следователей, показывал, что заботы специалистов об ук-
реплении хороших хозяйств проводились с вражеским умыслом.
Землеустроители, например, очень старались рационально располо-
жить участки крепких крестьян. Поскольку такая помощь предос-
тавлялась не всем подряд, а заинтересованным в ней крестьянам
(т.е. точно также как в годы столыпинских преобразований!), по-
стольку в глазах следствие это выглядело, как злонамеренное
стремление сорвать коллективизацию. «Таким образом, – говорил
агроном, – все землеустройство проводилось в интересах главным
образом зажиточных и крепких хозяев и шло по пути развития соб-
ственнических тенденций и укрепления капиталистических элемен-
тов в деревне» 18 .
Показательна в этом отношении судьба Ю. Е. Макаренко одного
из наиболее деятельных тружеников на ниве культурного развития
воронежской деревни. Родился Юрий Емельянович в 1881 г. в Ро-
менском уезде Полтавской губернии в семье украинца-казака. В
1902 г. он окончил в г. Лубны сельскохозяйственную школу, а затем
на многие годы связал свою судьбу с Воронежским краем. Вскоре
после начала столыпинской земельной реформы он занял должность
170
помощника губернского агронома и с большим усердием принялся
проводить курс на рационализацию сельского хозяйства и на про-
свещение крестьянства. Ежегодно, начиная с 1909 г., Макаренко ру-
ководил поездками воронежских крестьян в те районы России, где
успешно велось не общинное, а индивидуальное хозяйство. С осо-
бым вниманием группы воронежских крестьян изучали опыт веде-
ния сельского хозяйства расселившимися в России немцами и чеха-
ми 19 . В 1917–1919 гг. Макаренко занимал должность председателя
губернского общества кооператоров, а накануне коллективизации
был одним из руководителей Облсельбанка.
Естественно, что и Макаренко попал в заключение за классово
враждебную советской власти финансовую политику, направленную
якобы на насаждение кулачества. Как это с точки зрения следствия
происходило? Очень просто. Макаренко, как выяснилось, предпочи-
тал давать банковские кредиты состоятельным и кредитоспособным,
а не бедным крестьянам. В данном случае, замечал следователь, «мы
имеем ту же идеологию по отношению к кредитованию бедноты,
которую часто выражал Минин, что беднота кредиты прогуляет, и
что вложенный государством рубль должен дать стране два, т.е. что
государственные деньги должны пойти тому, кто их может возвра-
тить» 20 . По этой абсурдной логике, экономическая выгода противо-
речила политическому расчету: если даже бедняк прогуляет кредит,
он останется классово своим, а приносившее прибыль хозяйство за-
житочного крестьянина только укрепляло «кулацкий», а, значит,
враждебный советской власти слой деревенского населения.
На следствии некоторые неонародники не скрывали своей анти-
патии к большевистским экспериментам. Проф. Минин, в частности,
мужественно и честно заявил о своем несогласии с политикой
ВКП (б). Октябрьский переворот он воспринял как «олигархический
захват власти». В силу этого, пояснял Минин, «я не могу сочувст-
венно относится к советской власти, система которой покоится на
диктатуре класса, который в настоящее время составляет меньшин-
ство населения страны». Я надеялся, говорил профессор, что «на-
ступит время, когда у власти будут стоять представители страны,
выбранные на началах всеобщего голосования. А так как большин-
ство нашей страны составляют крестьяне, то я надеялся, что насту-
пит время, когда страной будет править власть, опирающаяся на
крестьянство и защищающая его интересы, подобно тому, как в на-
стоящее время в ряде стран, почти не имеющих помещиков, у власти
171
стоят аграрные партии, отражающие и защищающие интересы кре-
стьянства» 21 .
Судьба агрономов-рационализаторов была предрешена. Распра-
ва была суровой: репрессиям подверглись самые деятельные участ-
ники агрономической и просветительской деятельности в воронеж-
ской деревне 1920-х гг. Профессор А. Н. Минин погиб в лагере, в
Восточно-казахстанской ссылке умер Ю. Е. Макаренко, к заключе-
нию в концлагерь и к ссылке были приговорены Б. Л. Брук, профес-
сор И. В. Якушкин, профессор В. А. Шадрин, профессор Н. П. Ма-
каров, агроном В. С. Сабо и многие другие квалифицированные
специалисты. Все они были реабилитированы много лет спустя, по-
сле ХХ съезда КПСС 22 .
Подытоживая можно сказать следующее. В начале ХХ столетия
Россия вообще, а Воронежская губерния в частности, стояли перед
необходимостью решения неимоверно трудной проблемы избыточ-
ности аграрного населения. Потребности модернизации, а точнее,
ускоренного промышленного и культурного развития неотвратимо
требовали резкого сокращения доли сельского населения. Каким пу-
тем можно было решить эту колоссальную по сложности и по по-
следствиям задачу? Столыпинский курс, деятельно поддержанный
многими воронежскими специалистами, исходил из задачи сохране-
ния и укрепления наиболее предприимчивых слоев крестьянства,
«крепких хозяев». На переквалификацию в города и на транспорт
должны были уйти те, кто не справлялся рыночными условиями хо-
зяйствования. Сталинский аграрный курс имел прямо противопо-
ложную социальную направленность. В коллективизированной де-
ревне политическое лидерство сохраняла беднота. Миллионы же
крепких хозяев, произвольно причисленные к кулакам или подку-
лачникам, подверглись массовой экспроприации. Выбор был сделан,
а альтернатива, на которую надеялись воронежские специалисты, не
состоялась.
1
Очерки русской культуры XIX века. Т. 4. М., 2003. С. 199–225.
2
Бруцкус Б. Д. Аграрный вопрос и аграрная политика. Пг., 1922. С. 6.
3
Шевченко В. Е, Филоненко С. И., Плаксин В. Н., Логунов В. И. Первый вуз
Центрального Черноземья России. Воронеж, 2002.
4
Карпачев М. Д. Воронежское земство и аграрные реформы начала ХХ века
// Общественная жизнь Центрального Черноземья России в XVII – начале ХХ
века. Воронеж, 2002. С. 78–100.
5
ГАОПИ ВО. Ф. 9353. Оп. 1. Д. п-10083. Т. 7. Л. 28.

172
 6
Булдаков В. П. Красная смута: Природа и последствия революционного на-
силия. М., 1997. С. 104–105.
7
Воронежская коммуна. 1922. 3. авг.
8
Воронежская коммуна. 1922. 28 апр.
9
ГАОПИ ВО. Ф. 9353. Оп. 1. Д. п-10083. Т. 17. Л. 1.
10
Там же. Л. 3.
11
Там же. Л. 5.
12
Там же. Л. 154.
13
Болхоева А. Б., Николаев К. Б. Воронежское дело «Трудовой крестьянской
партии» и его место в политических репрессиях 1930-х гг. // Из истории Воро-
нежского края. Воронеж, 2000. Вып. 8. С. 160.
14
Плаксин В. Н. Сталинизм и агрономическая интеллигенция: как делались
«дела»… Воронеж, 2003. Ч. 1–2.
15
ГАОПИ ВО. Ф. 9353. Оп. 1. Д. п-10083. Т. 11. Л. 157.
16
Там же. Л. 158.
17
Сталин И. В. Сочинения. М., 1949. Т. 12. С. 152.
18
ГАОПИ ВО. Ф. 9353. Оп. 1. Д. 10083. Л. 11.
19
Отклики воронежских крестьян об экскурсиях на хутора и отруба (1909–
1914 годы) // Источниковедение: поиски и находки. Воронеж, 2000. Вып. 1.
С. 214.
20
ГАОПИ ВО. Ф. 9353. Оп. 1. Д. п-10083. Т. 11. Л. 128.
21
Там же. Т. 7. Л. 36.
22
Плаксин В. Н. Указ. соч. Ч. 1. С. 117–133. См. также: Базилевская В.
Вспомним их… // Из небытия. Воронежцы в тисках сталинщины. Воронеж,
1992. С. 20–39.

173
 СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
АН СССР – Академия наук Союза Советских
Социалистических Республик
БО – Боевая организация
ВГУ – Воронежский государственный университет
ВКП (б) – Всесоюзная коммунистическая партия
(большевиков)
ВСК – Всероссийский крестьянский союз
ГАВО – Государственный архив Воронежской области
ГАОПИ ВО – Государственный архив общественно-
политической истории Воронежской области
ГЖУ – Губернское жандармское управление
С. Е. И. В. К. – Собственная Его Императорского Величия
Канцелярия
ИК – Исполнительный комитет
МГУ – Московский государственный университет
МХА – Медико-хирургическая академия
НЭП – Новая экономическая политика
ОГПУ – Объединенное государственное политическое
управление
ПСР – Партия социалистов-революционеров
РГАЛИ – Российский государственный архив литературы и
искусства
РГИА (СПб) – Российский государственный исторический архив
Санкт-Петербурга
РГНФ – Российский гуманитарный научный фонд
РО ИРЛИ – Рукописный отдел Института русской литературы
СХИ – Сельскохозяйственный институт

174
 СВЕДЕНИЯ ОБ АВТОРАХ
Карпачев Михаил Дмитриевич – д-р ист. наук, проф., заведующий ка-
федрой истории России Воронежского государственного университета.
Квасов Олег Николаевич – канд. ист. наук, доцент кафедры философии
и социально-гуманитарных наук Воронежской государственной лесотех-
нической академии.
Кирчанов Максим Валерьевич – канд. ист. наук, доцент кафедры меж-
дународных отношений и регионоведения Воронежского государствен-
ного университета.
Ключникова Наталья Леонидовна – соискательница кафедры истории
России Воронежского государственного университета.
Куцеволов Андрей Анатольевич – канд. ист. наук, старший преподава-
тель кафедры теологии, историко-правовых и общегуманитарных дисци-
плин филиала Российского государственного социального университета
в г. Воронеже.
Мокшин Геннадий Николаевич – д-р ист. наук, доцент кафедры истории
России Воронежского государственного университета.
Пеньков Алексей Иванович – преподаватель кафедры гуманитарных и
социально-экономических дисциплин Воронежского института Государ-
ственной противопожарной службы МЧС России.
Перегудов Александр Викторович – канд. ист. наук, преподаватель ка-
федры политической истории Воронежского государственного универси-
тета.
Савицкая Елизавета Александровна – аспирантка кафедры истории
России Воронежского государственного университета.
Сафронов Олег Семенович – канд. ист. наук, доцент кафедры гумани-
тарных и социально-экономических дисциплин Военного авиационного
инженерного университета.

175
 БИБЛИОГРАФИЯ ВОРОНЕЖСКОГО
НАРОДНИКОВЕДЕНИЯ
1921
Шестаков А. В. Предтечи революции / А. В. Шестаков // Воронежская
Коммуна. – 1921. – № 76, 80, 82.
1922
Татарчуков А. Н. Материалы по истории революционно-социалистичес-
кого движения в Воронежской губернии. 70–90-е годы. Вып. 1. / А. Н. Та-
тарчуков. – Воронеж, 1922. – 74 с.
1926
Тарадин И. П. Отголоски 1 марта 1881 г. в Воронежской губернии (К 45-
летней годовщине) / И. П. Тарадин // Известия Воронеж. краеведческого
общества. – 1926. – № 7–9. – С. 5–10; № 10–12. – С. 1–6.
1928
[Алексеев В. Н.] В. А. Великий русский ученый и критик (К столетнему
юбилею со дня рождения Н. Г. Чернышевского) / В. А. // Ленинский путь. –
1928. – № 9. – С. 57–60.
1929
[Алексеев В. Н.] В. А. Из материалов о революционном движении до 1905 г.
/ В. А. // Ленинский путь. – 1929. – № 2. – С. 44–60.
[Алексеев В. Н.] В. А. К пятидесятилетию первого революционного съезда
(Липецк-Воронеж) / В. А. // Ленинский путь. – 1929. – № 10. – С. 45–52;
№ 11–12. – С. 108–115.
Алексеев В. Н. В эпоху семидесятых годов. К пятидесятилетию съездов
землевольцев / В. Н. Алексеев. – Липецк-Воронеж : Коммуна, 1929. – 32 с.
Алексеев В. Н. Революционное прошлое ЦЧО. (Краткий очерк). – Воро-
неж : Коммуна, 1929. – 56 с.
1930
Алексеев В. Исторические корни народовольческого социализма (По по-
воду юбилея «Народной воли») / В. Алексеев // Ленинский путь. – 1930. –
№ 5–6. – С. 90–94.
Алексеев В. Н. Революционное движение в Центрально-Черноземной об-
ласти. Ч. 1. / В. Н. Алексеев. – М.; Воронеж : Работник просвещения, 1930.
– 139 с.
1934
Фомичев С. К. 40-летию работы В. И. Ленина «Что такое “друзья народа”
и как они воюют против социал-демократов?» / С. Фомичев, В. Тюнин //
Ленинский путь. – 1934. – № 7. – С. 45–54.
1935
Алексеев В. Н. Очерки истории революционного движения в Воронеж-
ской и Курской областях. Ч. 1 / В. Н. Алексеев. – Воронеж : Коммуна, 1935.
– 222 с.

176
 1940
Воронков И. Разгром мятежа «левых» эсеров в 1918 г. / И. Воронков //
Ленинский путь. – 1940. – № 7–8. – С. 52–60.
1945
Замятнин В. Н. Н. Г. Чернышевский как экономист / В. Н. Замятнин //
Тр. ВГУ. – Воронеж, 1945. – Т. 13. – Вып. 1. – С. 60–61.
1947
Замятнин В. Н. Н. Г. Чернышевский как критик буржуазной политиче-
ской экономии / В. Н. Замятнин // Тр. ВГУ. – Воронеж, 1947. – Т. 14. –
Вып. 2. – С. 102–140.
1948
Замятнин В. Н. Экономическое учение Н. Г. Чернышевского / В. Н. Замят-
нин. – Воронеж : Вперед, 1948. – 47 с.
Костин Г. А. Раннее творчество А. И. Эртеля – «Записки степняка» /
Г. А. Костин // Известия Воронеж. гос. пед. ин-та. – Воронеж, 1948. – Т. 10.
– Вып. 3. – С. 49–71.
1949
Замятнин В. Н. Н. Г. Чернышевский о стоимости и деньгах / В. Н. За-
мятнин // Тр. ВГУ. – Воронеж, 1947. – Т. 15. – С. 207–222.
Замятнин В. Н. Н. Г. Чернышевский о предмете и методе политической
экономии / В. Н. Замятнин // Известия Акад. наук СССР. Отд. экономики и
права. – М., 1949. – Т. 4. – С. 255–272.
1950
Замятнин В. Н. Н. Г. Чернышевский об общественных классах и распре-
делении общественного продукта / В. Н. Замятнин // Тр. ВГУ. Сб. работ по
истории. – Воронеж, 1950. – Т. 20. – С. 59–92.
1951
Замятнин В. Н. Экономические взгляды Чернышевского / В. Н. Замят-
нин. – М. : Госполитиздат, 1951. – 448 с.
1952
Замятнин В. Н. Академическое либерал-народническое направление в
русской экономической науке (1870–1900 гг.) : автореф. дис. … д-ра экон.
наук / В. Н. Замятнин. – Воронеж, 1952. – 28 с.
1953
[Замятнин В. Н.] Исаев Андрей Алексеевич // Большая советская энцик-
лопедия. – М., 1953. – Т. 18. – С. 472.
1954
Разумникова И. Я. Н. Г. Чернышевский о буржуазной демократии в США /
И. Я. Разумникова // Тр. ВГУ. – Харьков, 1954. – Т. 29. – С. 79–94.
Шуляковский Е. Г. Борьба Н. В. Шелгунова против дворянско-буржуаз-
ной историографии в 60-х годах ХIХ в. / Е. Г. Шуляковский // Тр. ВГУ. – Л.,
1954. – Т. 25. – С. 15–30.

177
 Тупикин В. М. Проблемы истории средних веков в освещении Н. Г. Черны-
шевского и Н. А. Добролюбова : автореф. дис. ... канд. ист. наук / В. М. Ту-
пикин. – Воронеж : ВГУ, 1954. – 20 с.
1955
Бороздин И. Н. Н. Г. Чернышевский о славянстве / И. Н. Бороздин // Тр.
ВГУ. – Воронеж, 1955. – Т. 42. – Вып. 3. – С. 35–38.
Костин Г. А. А. И. Эртель : Жизнь и творчество / Г. А. Костин. – Воро-
неж, 1955. – 122 с.
Костин Г. А. Писатель-демократ : (К 100-летию со дня рождения
А. И. Эртеля) / Г. А. Костин. // Лит. Воронеж. – 1955. – № 36. – С. 224–243.
Шуляковский Е. Г. К вопросу о распространении «Колокола» Герцена в
Воронеже / Е. Г. Шуляковский // Тр. ВГУ. – 1955. – Т. 42. – Вып. 3. – С. 23–
25.
1957
Гусев В. В. А. И. Герцен и некоторые вопросы исторической науки 30–40-х
годов ХIХ века / В. В. Гусев // Тр. ВГУ. – Воронеж, 1957. – Т. 60. – Вып. 2.
– С. 31–38.
Замятнин В. Н. Экономические воззрения Н. Г. Чернышевского и их ме-
сто в истории экономической мысли : автореф. дис. … д-ра экон. наук /
В. Н. Замятнин. – М., 1957. – 39 с.
Размустов Б. А. Проблема долга в этике Н. Г. Чернышевского и
Н. А. Добролюбова / Б. А. Размустов // Тр. ВГУ. – Воронеж, 1957. – Вып. 1.
– С. 27–33.
Разумникова И. Я. Н. Г. Чернышевский о гражданской войне в Соеди-
ненных Штатах Америки 1861–1865 гг. / И. Я. Разумникова // Тр. ВГУ. –
Воронеж, 1957. – Т. 47. – С. 34–55.
Степанова З. Н. Русские революционные демократы о Востоке / З. Н. Сте-
панова // Тр. ВГУ. – Воронеж, 1957. – Т. 59. – С. 39–52.
1958
Замятнин В. Н. Экономические воззрения Н. Г. Чернышевского и Н. А. До-
бролюбова / В. Н. Замятнин. – М., 1958. – 54 с.
Костин Г. А. Александр Иванович Эртель : (К 50-летию со дня смерти
писателя) / Г. А. Костин // Подъем. – 1958. – № 1. – С. 146–152.
1959
Гусев В. В. А. И. Герцен и вопросы историографии новой истории : авто-
реф. дис. … канд. ист. наук / В. В. Гусев. – Воронеж : ВГУ, 1959. – 14 с.
1960
Бердников Г. В. Н. Г. Чернышевский о франко-итальянской войне 1859 г. /
Г. В. Бердников // Историографический сб. – Воронеж : ВГУ, 1960. – С. 45–
58.
Дунаевский В. А. Н. А. Добролюбов о национально-освободительном дви-
жении в Италии нач. 60-х годов ХХ в. (к столетию события) / В. А. Дунаев-
ский // Там же. – С. 27–44.
178
 1961
Демидов Р. Г. Начало большого пути. Воронежская молодежь в револю-
ционном движении (1872–1919 гг.) / Р. Г. Демидов. – Воронеж : ВГУ, 1961.
– 45 с.
Тяжелов П. П. Революционное народничество и крестьянство // Очерки
ист. Воронежского края / П. П. Тяжелов. – Воронеж : ВГУ, 1961. – Т. 1. –
С. 274–284.
1962
Пастревич Л. П. Экономические взгляды П. Н. Ткачева / Л. П. Пастревич
// Науч. докл. высш. шк. Экономические науки. – 1962. – № 5. – С. 123–124.
Шуляковский Е. Г. «Колокол» в Воронеже / Е. Г. Шуляковский, М. М. Шев-
ченко // Подъем. – 1962. – № 4. – С. 129–132.
1965
Бережанский А. Детские и юношеские годы Г. В. Плеханова / А. Бере-
жанский // Подъем. – 1965. – № 6. – С. 117–124.
Ласунский О. Г. В. И. Дмитриева и В. Г. Короленко / О. Г. Ласунский //
Сб. работ аспирантов ВГУ. – Воронеж, 1965. – Вып. 1. – С. 265–269.
Ласунский О. Г. В. И. Дмитриева – писательница из народа / О. Г. Ласун-
ский // Подъем. – 1965. – № 4. – С. 107–114.
Чесноков В. И. В. И. Невский как историк русского революционного
движения / В. И. Чесноков // История и историки : Историография ист.
СССР. – М. : Наука, 1965. – С. 371–196.
1966
Чесноков В. И. В. И. Невский как историк революционного движения в
России : автореф. дис. … канд. ист. наук / В. И. Чесноков. – Воронеж : ВГУ,
1966. – 22 с.
1967
Бахмут В. Ф. Критика взглядов либеральных народников на земледель-
ческую артель в работах В. И.Ленина / В. Ф. Бахмут // Сб. работ аспирантов
ВГУ. – 1967. – Вып. 3. – Ч. 1. – С. 3–7.
Ласунский О. Г. Творчество писательницы В. И. Дмитриевой и литера-
турное движение конца ХIХ – нач. ХХ вв. : автореф. дис. … канд. филол.
наук. – Воронеж : ВГУ, 1967. – 19 с.
1968
Дмитриев Г. М. Организация «Наши» и ее деятельность / Г. М. Дмитриев
// Ист. СССР. – 1968. – № 3. – С. 188–192.
Загоровский В. П. История нашего края. – 2-е изд., испр. и доп. /
В. П. Загоровский, Ф. С. Олейник, Е. Г. Шуляковский. – Воронеж : ЦЧКИ,
1968. – 176 с.
1969
Дмитриев Г. М. П. Г. Зайчневский и его последователи в революционном
движении 70-х годов ХIХ века / Г. М. Дмитриев // Революционное и обще-
ственное движение в России ХIХ века. Тез. докл. и сообщ. на науч. конф. –
Воронеж : ВГУ, 1969. – С. 74–77.
179
 Дмитриев Г. М. «Хождение в народ» (1874–1875 гг.) на территории Цен-
трально-черноземных губерний России / Г. М. Дмитриев // Из ист. Воро-
нежского края. [Вып. 3]. – Воронеж : ВГУ, 1969. – С. 128–146.
Иванов Ю. Н. Жизнь – подвиг [О С. М. Кравчинском] / Ю. Н. Иванов //
Подъем. – 1969. – № 2. – С. 167–169.
Иванов Ю. Н. Кризис «Земли и воли» в освещении С. М. Кравчинского /
Ю. Н. Иванов // Революционное и общественное движение в России ХIХ в. :
Тез. докл. и сообщ. на науч. конф. – Воронеж : ВГУ, 1969. – С. 49–52.
Иванов Ю. Н. Отражение революционно-народнического движения в ли-
тературном наследии С. М. Степняка-Кравчинского : автореф. дис. … канд.
ист. наук / Ю. Н. Иванов. – Воронеж : ВГУ, 1969. – 18 с.
Иванов Ю. Н. Публикации С. М. Степняка-Кравчинского в оценке анг-
лийской прессы 80-х годов ХIХ в. / Ю. Н. Иванов // Из ист. нового и новей-
шего времени. Вып. 2. – Воронеж : ВГУ, 1969. – С. 169–182.
Иванов Ю. Н. У истоков революционной журналистики (Ранняя публи-
цистика С. М. Степняка-Кравчинского) / Ю. Н. Иванов // Вопросы журна-
листики. – Вып. 1. – Воронеж : ВГУ, 1969. – С. 94–110.
Карпачев М. Д. Основные этапы истории военной организации «Народ-
ной воли» / М. Д. Карпачев // Революционное и общественное движение в
России XIX века. Тез. докл. и сообщ. на науч. конф. – Воронеж : ВГУ, 1969.
– С. 59–63.
Проторчина В. М. Отражение борьбы революционного народничества в
творчестве русских художников второй половины XIX века / В. М. Про-
торчина // Там же. – С. 77–81.
Чесноков В. И. В. И. Невский солдат революции и исторического фронта /
В. И. Чесноков // Вопросы истории и историографии СССР. – Воронеж :
ВГУ, 1965. – С. 60–75.
Чесноков В. И. Революционные народники и рабочие : Некоторые аспек-
ты постановки проблемы в советской историографии / В. И. Чесноков // Ре-
волюционное и общественное движение в России XIX века. Тез. докл. и со-
общ. на науч. конф. – Воронеж : ВГУ, 1969. – С. 100–103.
1970
Игнатов И. И. А.И. Эртель / И. И. Игнатов // Очерки литературной жизни
Воронежского края. ХIХ – начало ХХ в. – Воронеж : ЦЧКИ, 1970. – С. 247–
269.
Кузнецов В. И. Г. И. Недетовский (О. Забытый) / В. И. Кузнецов // Очерки
литературной жизни Воронежского края. ХIХ – начало ХХ в. – Воронеж :
ЦЧКИ, 1970. – С. 270–293.
Ласунский О. Г. В. И. Дмитриева / О. Г. Ласунский // Там же. – С. 337–356.
Ласунский О. Г. Н. М. Астырев / О. Г. Ласунский // Там же. – С. 324–336.
Переверзев А. Я. Из истории борьбы РКП(б) с левыми эсерами в 1918 г. /
А. Я. Переверзев // Сб. работ аспирантов ВГУ. – Воронеж, 1970. – Вып. 5. –
С. 86–88.
180
 1971
Бережанский А. Годы на родине [из жизни Г. В. Плеханова] / А. Бере-
жанский // Собеседник : Портреты. Этюды. Ист. повествования. Очерки. –
Воронеж : ЦЧКИ, 1971. – С. 78–91.
Дмитриев Г. М. Движение революционного народничества в Центрально-
черноземных губерниях России в первой пол. 70-х годов ХIХ века : авто-
реф. дис. … канд. ист. наук / Г. М. Дмитриев. – Воронеж : ВГУ, 1971. – 24 с.
1972
Корнилов Е. Г. Земская демократическая интеллигенция и ее участие в
революционном движении 70-х годов XIX века / Е. Г. Корнилов // Сб. науч.
работ аспирантов ВГУ. – Воронеж, 1972. – Вып. 6. С. 220–225.
Чесноков В. И. Поиски материалов о Г. В. Плеханове в воронежских ар-
хивах в 1920 г. / В. И. Чесноков // Из ист. Воронежского края. Вып. 4. – Во-
ронеж : ВГУ, 1972. – С. 33–46.
1973
Карпачев М. Д. [Рецензия] / М. Д. Карпачев // Вопросы ист. – 1973. – № 9.
– С. 156–157. – Рец. на кн. : Сводный каталог нелегальной и запрещенной
печати XIX века : (Книги и периодические издания) : в 9 ч. – М. : Издание
библиотеки им. Ленина, 1971.
Карпачев М. Д. Англо-американская буржуазная историография об от-
ношении К. Маркса и Ф. Энгельса к революционному народничеству /
М. Д. Карпачев // Вестник МГУ. Сер. Ист. – 1973. – № 5. – С. 29–39.
Карпачев М. Д. Русское революционное народничество в освещении анг-
лийской и американской буржуазной историографии : автореф. дис. …
канд. ист. наук / М. Д. Карпачев. – Воронеж : ВГУ, 1973. – 23 с.
1974
Карпачев М. Д. Англо-американская историография о роли теоретиков в
формировании идеологии революционного народничества / М. Д. Карпачев,
В. Г. Джангирян // Тр. РУДН. – М., 1974. – Т. 72. – Вып. 5. – С. 33–57.
1975
Карпачев М. Д. К оценке Липецкого и Воронежского съездов «Земли и Во-
ли» в современной буржуазной исторической литературе / М. Д. Карпачев // Из
ист. Воронежского края. Вып. 5. – Воронеж : ВГУ, 1975. – С. 91–99.
1977
Слинько А. А. Из истории русской демократической критики : литератур-
но-критическое наследие Н. К. Михайловского / А. А. Слинько. – Воронеж :
ВГУ, 1977. – 173 с.
1978
Карпачев М. Д. Англо-американская буржуазная историография об исто-
ках движения революционного народничества в России / М. Д. Карпачев //
Ист. СССР. – 1978. – № 6. – С. 206–216.
Слинько А. А. К изучению литературно-критического наследия Н. К. Ми-
хайловского в дореволюционном литературоведении / А. А. Слинько // Инди-
видуальность и литературно-общественный процесс. – Воронеж : ВГУ, 1978.
– С. 97–105.
181
 1979
Карпачев М. Д. Русские революционеры-разночинцы и буржуазные фаль-
сификаторы / М. Д. Карпачев. – М. : Мысль, 1979. – 212 с.
Малкин В. А. Н. Г. Чернышевский об А. Ф. Писемском / В. А. Малкин //
Индивидуальность и литературно-общественный процесс. – Воронеж : ВГУ,
1979. – С. 110–118.
1980
Слинько А. А. Н. К. Михайловский и русское общественно-литературное
движение второй половины XIX – начала XX веков : автореф. дис. … д-ра
филол. наук / А. А. Слинько. – Л., 1980. – 46 с.
Слинько А. А. Н. К. Михайловский и демократическая критика его време-
ни / А. А. Слинько // Рус. литература. – 1980. – № 2. – С. 59–72.
Смагин Ю. Н. Значение использования ленинских работ при изучении
академического либерально-народнического направления в русской эконо-
мической науки / Ю. Н. Смагин // Ленинское экономическое учение и со-
временность. – Воронеж, 1980. – С. 145–148.
1982
Слинько А. А. Н. К. Михайловский и русское общественно-литературное
движение второй половины ХIХ – начала ХХ века. – 2-е изд. / А. А. Слинь-
ко. – Воронеж : ВГУ, 1982. – 272 с.
Шевченко М. М. «Колокол» А. И. Герцена в Воронеже : Новые докумен-
ты / М. М. Шевченко // Подъем. – 1982. – № 8. – С. 109–118.
1983
Карпачев М. Д. Революционное движение в Воронежском крае в земле-
вольческий период (вторая пол. 1870-х гг.) / М. Д. Карпачев, Г. М. Дмитриев
// Классовая борьба и революционное движение в Воронежском крае. – Во-
ронеж : ВГУ, 1983. – С. 40–51.
Карпачев М. Д. В. Я. Яковлев-Богучарский : (К истории жизни и деятель-
ности) / М. Д. Карпачев, Л. М. Искра // Вопросы отечественной и всеобщей
ист. в трудах рус. историков XIX – нач. ХХ века. – Воронеж : ВГУ, 1983. –
С. 44–54.
Карпачев М. Д. Писатель-демократ Н. М. Астырев в Воронежском крае. (Из
истории позднего народничества) / М. Д. Карпачев // Классовая борьба и ре-
волюционное движение в Воронежском крае. – Воронеж, 1983. – С. 52–63.
1985
Карпачев М. Д. Очерки истории революционно-демократического движе-
ния в России (60-е – нач. 80-х гг. XIX в.) / М. Д. Карпачев. – Воронеж :
ВГУ, 1985. – 248 с.
Ласунский О. Г. Литературно-общественное движение в русской провин-
ции : (Воронежский край в «эпоху Чернышевского) / О. Г. Ласунский. – Во-
ронеж : ВГУ, 1985. – 211 с.
1986
Дмитриев Г. М. Влияние произведений К. Маркса на развитие социали-
стической мысли в народнических кружках Воронежского края (70-е годы
182
ХIХ века) / Г. М. Дмитриев // Общественное движение в Воронежском крае
в ХVII – начале ХХ века : Сб. науч. тр. – Воронеж : ВГУ, 1986. – С. 71–93.
Карпачев М. Д. Общественно-политические взгляды А. И. Герцена и
Н. Г. Чернышевского в современной английской и американской буржуазной
историографии / М. Д. Карпачев // Ист. СССР. – 1986. – № 6. – С. 185–199.
1987
Карпачев М. Д. Общественное движение в России 1860–1880 годов в ос-
вещении английской и американской буржуазной исторической литературы :
автореф. дис. … д-ра ист. наук / М. Д. Карпачев. – Воронеж : ВГУ, 1987. –
40 с.
Карпачев М. Д. Проблема государства в идеологии русского революци-
онного народничества // Государственный строй и политико-правовые идеи
России второй пол. XIX столетия / М. Д. Карпачев. – Воронеж : ВГУ, 1987.
– С. 68–84.
1988
Карпачев М. Д. Американский публицист Джордж Кеннан о революци-
онном движении в России / М. Д. Карпачев, Т. В. Логунова // Ист. СССР. –
1988. – № 5. – С. 189–199.
1989
Загоровский В. П. Воронеж : историческая хроника / В. П. Загоровский. –
Воронеж : ЦЧКИ, 1989. – 255 с.
1990
Бережанский А. С. Г. В. Плеханов : от народничества к марксизму /
А. С. Бережанский. – Воронеж : ВГУ, 1990. – 208 с.
Карпачев М. Д. Либерал А. И. Шингарев и его «Вымирающая деревня» /
М. Д. Карпачев, Л. М. Искра // Общественное движение в Черноземном
центре России в XVII – нач. ХХ века. – Воронеж : ВГУ, 1990. – С. 63–73.
Карпачев М. Д. Общественно-политическая деятельность Ф. А. Щербины
в Воронежском крае / М. Д. Карпачев // Там же. – С. 52–63.
Минаков А. Ю. Феномен нечаевщины должен быть переосмыслен /
А. Ю. Минаков // Вопросы ист. – 1990. – № 11. – С. 186–187.
1991
Карпачев М. Д. [Рецензия] / М. Д. Карпачев // Вопросы ист. – 1991. – № 1.
– С. 250–251. – Рец. на кн. : Пирумова Н. М. Александр Герцен – револю-
ционер, мыслитель, человек. – М. : Мысль, 1989. – 254 с.
Карпачев М. Д. Истоки российской революции : Легенды и реальность /
М. Д. Карпачев. – М. : Мысль, 1991. – 269 с.
Мамонтов В. И. Общественно-политическое движение в русской армии и
на флоте в 60-е – нач. 80-х годов ХIХ века : автореф. дис. … канд. ист. наук /
В. И. Мамонтов. – Воронеж : ВГУ, 1991. – 23 с.
Минаков А. Ю. Нечаев и … Ленин / А. Ю. Минаков // Радуга. – Таллинн.
– 1991. – № 9. – С. 57–67.
Панова В. И. История Воронежского края в курсе истории СССР / В. И.
Панова. – Воронеж : ЦЧКИ, 1991. – 239 с.
183
 Степынин В. А. Крестьянство Черноземного центра в революции 1905–
1907 годов / В. А. Степынин. – Воронеж : ВГУ, 1991. – 166 с.
1992
Загоровский В. П. Алексеев Владимир Николаевич / В. П. Загоровский //
Воронежская ист. энциклопедия / В. П. Загоровский. – Воронеж : Истоки,
1992.– С. 8.
Загоровский В. П. «Наши» / В. П. Загоровский // Там же. – С. 151–152.
Загоровский В. П. «Хождение в народ» / В. П. Загоровский // Там же. –
С. 230–231.
Слинько А. А. Герцен А. И. К старому товарищу / А. А. Слинько // Проро-
ческие слова о русской революции. – Воронеж : ВГУ, 1992. – С. 30–45.
1993
Карпачев М. Д. [Рецензия] / М. Д. Карпачев // Вопросы ист. – 1993. – № 2.
– С. 181–182. – Рец. на кн. : Алексеева Г. Д. Народничество в России в
ХХ в. – М. : Наука, 1990. – 246 с.
Карпачев М. Д. О религиозных корнях русского народничества // Церковь
и ее деятели в ист. России : Межвуз. сб. науч. тр. Вып. 1 / М. Д. Карпачев. –
Воронеж, 1993. – С. 111–120.
Минаков А. Ю. История общества «Народная расправа» : автореф. дис. …
канд. ист. наук / А. Ю. Минаков. – Воронеж : ВГУ, 1993. – 21 с.
Минаков А. Ю. Феномен «нечаевщины» и его роль в истории российской
тоталитарной традиции / А. Ю. Минаков // Нестор. ист.-культурные иссле-
дования. Альманах. Вып. 2. – Воронеж : ЦЧКИ, 1993. – С. 89–108.
Мокшин Г. Н. Проблема общественного прогресса в публицистике
С. Н. Кривенко / Г. Н. Мокшин // Там же. – С. 69–80.
Тупикин В. М. Н. Г. Чернышевский об университетском преподавании ис-
тории / В. М. Тупикин // Российские университеты в XIX – нач. XX века. –
Воронеж : ВГУ, 1993. – Вып. 1. – С. 38–57.
Шпилевая Г. А. Жанровая эволюция циклов очерков Г. И. Успенского
(«Нравы растеряевой улицы», «Разоренье», «Власть земли») : дис. ... канд.
филол. наук / Г. А. Шпилевая. – Воронеж, 1993. – 186 с.
1994
Минаков А. Ю. К вопросу о формировании идеологии тоталитарного об-
щественного устройства : бланкизм и большевизм (Нечаев, Ткачев, Ленин) /
А. Ю. Минаков // Тоталитаризм и антитоталитарные движения : Междунар.
науч. конф. – Харьков, 1994. – С. 145–154.
Мокшин Г. Н. С. Н. Кривенко об особенностях исторического развития
России и путях ее преобразования / Г. Н. Мокшин // Нестор. Историко-
культурные исследования. Альманах. Вып. 3. – Воронеж : ЦЧКИ, 1994. –
С. 119–132.
1995
Мокшин Г. Н. С. Н. Кривенко и Борисоглебский кружок народников
(1869–1871 гг.) / Г. Н. Мокшин // Общественная жизнь в Центр. России в
ХVI – нач. ХХ вв. : Сб. науч. тр. – Воронеж : ВГУ, 1995. – С. 104–118.

184
 Мокшин Г. Н. Общественно-политические взгляды и деятельность
С. Н. Кривенко (1847–1906) : автореф. дис. … канд. ист. наук / Г. Н. Мокшин.
– Воронеж : ВГУ, 1995. – 21 с.
1996
Карпачев М. Д. Писатель-демократ Н. М. Астырев о духовном состоянии
воронежского крестьянства / М. Д. Карпачев // Филол. записки. Вып. 7. –
Воронеж, 1996. – С. 178–186.
Минаков А. Ю. Ленинизм и нечаевщина : опыт сравнительного анализа /
А. Ю. Минаков // Вестник ВГУ. Сер. Гуманитар. науки. – 1996. – № 2. –
С. 124–144.
Минаков А. Ю. Нечаевщина и сербские революционеры. К истории рас-
пространения идей «Катехизиса революционера» С. Нечаева / А. Ю. Минаков
// Вопросы ист. славян. – Воронеж : ВГУ, 1996. – Вып. 11. – С. 122–127.
Сафронов О. С. Агитационная деятельность П. А. Кропоткина в обществе
«чайковцев» / О. С. Сафронов // Актуальные проблемы социально-
гуманитарных наук : Межвуз. сб. науч. тр. – Воронеж : ВГЛТА, 1996. –
Вып. ХI. – С. 14–17.
Слинько А. А. Апостол истины и справедливости. Н. К. Михайловский :
личность, публицистика, литературная критика / А. А. Слинько // Вестник
ВГУ. Сер. Гуманитар. науки. – 1996. – № 2. – С. 145–160.
1997
Жеребятьев М. А. Народничество / М. А. Жеребятьев // Энциклопедиче-
ский словарь по культурологии. – М. : Центр, 1997. – С. 276.
Карпачев М. Д. [Рецензия] / М. Д. Карпачев // Вопросы ист. – 1997. – № 7.
– С. 141–143. – Рец. на кн. : Балуев Б. П. Либеральное народничество в Рос-
сии на рубеже XIX–ХХ веков. – М. : Наука, 1995. – 267 с.
Минаков А. Ю. Нечаевско-бакунинская агитационная кампания 1869–
1870 гг. // Революционный радикализм в России : век девятнадцатый /
А. Ю. Минаков. – М. : «Археографический центр». РАН. Ин-т рос. ист.,
1997. – С. 173–201.
Минаков А. Ю. С. Г. Нечаев и П. Н. Ткачев : к вопросу об идейной иден-
тификации «нечаевщины» / А. Ю. Минаков // Россия и реформы. Вып. 4. –
М. , 1997. – С. 74–108.
Слинько А. А. Антропологический принцип в народнической публици-
стике : Н. К. Михайловский и Н. Г. Чернышевский / А. А. Слинько // Пер-
вый Рос. философский конгресс. – СПб., 1997. – Т. 2. – С. 205–209.
1998
Искра Л. М. [Рецензия] / Л. М. Искра // Ист. записки : Науч. тр. ист.
ф-та ВГУ. Вып. 6. – Воронеж : ВГУ, 2000. – С. 8–25. – Рец. на кн. : Револю-
ционный радикализм в России : век девятнадцатый. Документальная публи-
кация / Под. Ред. Е. Л. Рудницкой. – М. : «Археографический центр». РАН.
Ин-т рос. ист., 1997. – 576 с.
Карпачев М. Д. Н. М. Астырев об общинных порядках Воронежской де-
ревни в конце XIX в. / М. Д. Карпачев // Россия в новое время : образ России
185
в духовной жизни и интеллектуальных исканиях конца XIX – нач. ХХ вв. :
Материалы межвуз. науч. конф. – М., 1998. – С. 11–20.
Квасов О. Н. Обоснование террористической борьбы из анализа россий-
ской истории / О. Н. Квасов // Российская цивилизация : ист. и современ-
ность : Межвуз. сб. науч. тр. – Воронеж : Истоки, 1998. – Вып. 1. – С. 143–
154.
Мокшин Г. Н. Крестьянский монархизм в интерпретации М. А. Бакунина
/ Г. Н. Мокшин // Вестник ВГУ. Сер. Гуманитар. науки. – 1998. – № 1. –
С. 162–167.
Мокшин Г. Н. С. Н. Кривенко. Очерк жизни и деятельности (1847–1906) /
Г. Н. Мокшин. – Воронеж : ВГУ, 1998. – 145 с.
1999
Бережанский А. Г. В. Плеханов и царская охранка / А. Бережанский //
Подъем. – 1999. – № 5. – С. 217–233.
Мокшин Г. Н. Н. А. Бердяев о народопоклонстве русской интеллигенции /
Г. Н. Мокшин // Страницы ист. и историографии отечества : Сб. науч. тр.
Вып. 2. – Воронеж : ВГУ, 1999. – С. 50–63.
Мокшин Г. Н. В. П. Воронцов о развитии политического сознания кресть-
янства в период первой русской революции / Г. Н. Мокшин // Тр. молодых
ученых ВГУ. Вып. 1. – Воронеж : ВГУ, 1999. – С. 327–330.
Савченко В. Л. Возникновение Воронежской эсеровской организации, ее
структура и деятельность на начальном этапе : вторая половина 1890-х го-
дов – 1904 год / В. Л. Савченко // Страницы ист. и историографии отечества
: Сб. науч. тр. – Воронеж : ВГУ, 1999. – Вып. 2. – С. 131–150.
Степынин В. А. Крестьянские братства Воронежской губернии в период
1905–1907 гг. / В. А. Степынин // Российская цивилизация : История и со-
временность. – Воронеж, 1999. – Вып. 5. – С. 3–15.
2000
Болхоева А. Б. Воронежское дело «Трудовой крестьянской партии» и его
место в политических репрессиях 1930-х гг. / А. Б. Болхоева, К. Б. Николаев
// Из ист. Воронежского края. Вып. 8. – Воронеж, 2000. – С. 160–171.
Квасов О. Н. Террористическая деятельность революционеров Централь-
ного Черноземья в начале XX века : автореф. дис. … канд. ист. наук /
О. Н. Квасов. – Воронеж, 2000. – 24 с.
Карпачев М. Д. Изучение истории общественного движения на кафедре
истории России / М. Д. Карпачев // Ист. записки : Науч. тр. ист. ф-та ВГУ.
Вып. 6. – Воронеж : ВГУ, 2000. – С. 8–25.
Сафронов О. С. Петр Алексеевич Кропоткин как теоретик и пропаган-
дист анархизма, как историк : автореф. дис. ... канд. ист. наук / О. С. Саф-
ронов. – Воронеж : ИПЦ ВГПУ, 2000. – 24 с.
Слинько А. А. Диалог Н. К. Михайловского и Ф. М. Достоевского о судь-
бах России / А. А. Слинько // Филологические записки. – 2000. – Вып. 14. –
С. 210–213.
186
 2001
Болотина А. В. В. Я. Богучарский по архивным материалам и в воспоми-
наниях современников / А. В. Болотина // Страницы ист. и историографии
отечества : Сб. науч. тр. Вып. 3. – Воронеж : ВГУ, 2001. – С. 49–84.
Карпачев М. Д. [Рецензия] / М. Д. Карпачев // Отечественная ист. – 2001.
– № 4. – С. 185–188. – Рец. на кн. : Итенберг Б. С. Российская интеллиген-
ция и запад. Век XIX. Очерки. – М. : Наука. – 232 с.
Мокшин Г. Н. В. П. Воронцов и Н. К. Михайловский (К истории раскола в
народническом журнале «Русское богатство» в середине 1890-х гг.) /
Г. Н. Мокшин // Акценты. Новое в массовой коммуникации. Альманах.
Вып. 3–4. – Воронеж : ВГУ, 2001. – С. 63–67.
Мокшин Г. Н. «Интеллигенция и народ» в идеологии русского легального
народничества (Общая постановка проблемы) / Г. Н. Мокшин // Страницы
ист. и историографии отечества : Сб. науч. тр. Вып. 3. – Воронеж : ВГУ,
2001. – С. 114–128.
Разиньков М. Е. Воронежская группа Трудовой народно-социалис-
тической партии в годы первой российской революции / М. Е. Разиньков //
Актуальные проблемы социально-гуманитарных наук : Межвуз. сб. науч.
тр. – Воронеж : ВГЛТА, 2001. – Вып. ХХVI. – С. 44–46.
2002
Мокшин Г. Н. В. П. Воронцов в общественном движении 1870-х гг. /
Г. Н. Мокшин // Общественная жизнь Центрального Черноземья России в
ХVII – нач. ХХ века : Науч. тр. ист. ф-та. – Воронеж, 2002. – С. 158–169.
Мокшин Г. Н. Идеологи легального народничества об исторической мис-
сии русской интеллигенции / Г. Н. Мокшин // Вестник ВГУ. Сер. Гуманит.
науки. – 2002. – № 2. – С. 231–240.
Мокшин Г. Н. Радикальная интеллигенция и народ в идеологии партии
«Народная воля» / Г. Н. Мокшин // Ист. записки : Науч. тр. ист. ф-та ВГУ.
Вып. 8. – Воронеж : ВГУ, 2002. – С. 94–107.
Сафронов О. С. Духовность как основа процесса межличностного взаи-
модействия (на примере категории «взаимопомощь» П. А. Кропоткина) /
О. С. Сафронов // Вестник ВГТУ. Сер. Гуманитар. науки. Вып. 9.1. – Воро-
неж, 2002. – С. 47–51.
2003
Денисова М. А. Творчество А. П. Чехова в восприятии либерально-на-
роднической критики конца XIX – начала XX вв. : Н. К. Михайловский,
А. М. Скабичевский, М. А. Протопопов : автореф. дис. … канд. филол. наук
/ М. А. Денисова. – Воронеж, 2003. – 22 c.
Карпачев М. Д. Разночинная интеллигенция как феномен политической
культуры пореформенного времени / М. Д. Карпачев // Освободительное
движение в России. Вып. 20. – Саратов : СГУ, 2003. – С. 78–89.
Литвинов Н. Антигосударственный террор в Российской империи. Исто-
рический очерк / Н. Литвинов, А. Литвинова // Новый мир. – 2003. – № 11. –
С. 124–151.
187
 Макаров В. В. Общественно-политическая деятельность А. И. Шингарева :
автореф. дис. … канд. ист. наук / В. В. Макаров. – Воронеж : ВГУ, 2003. –
24 с.
Минаков А. Ю. К портрету Сергея Нечаева / А. Ю. Минаков // Духов-
ность : журнал гуманитар. исследований. – Сергиев Пасад, 2003. – Кн. 3. –
С. 8–13.
Мокшин Г. Н. В. П. Воронцов. Исторический портрет / Г. Н. Мокшин //
Вопросы ист. – 2003. – № 9. – С. 57–73.
Мокшин Г. Н. Идеологи легального народничества 70–90-х гг. ХIХ в. о
долге интеллигенции перед Родиной / Г. Н. Мокшин // Интеллигенция и
мир. – 2003. – № 1–2. – С. 62–66.
Мокшин Г. Н. К вопросу о «культе» Н. К. Михайловского в новейшей ис-
ториографии русского легального народничества / Г. Н. Мокшин // Россия :
история, наука, культура. Материалы VI Всерос. науч.-теоретич. конф. –
М. : РУДН, 2003. – С. 36–41.
Мокшин Г. Н. Л. Е. Оболенский как идеолог легального народничества
1880-х гг. / Г. Н. Мокшин // Вестник ВГУ. Сер. Гуманитар. науки. – 2003. –
№ 2. – С. 246–256.
Мокшин Г. Н. «Простите за правду». Письмо редактора журнала «Русское
богатство» Л. Е. Оболенского Н. К. Михайловскому. 1885 г. / Г. Н. Мокшин //
Ист. архив. – 2003. – № 4. – С. 184–201.
Мокшин Г. Н. Реформаторское народничество и проблемы самоиденти-
фикации русской интеллигенции / Г. Н. Мокшин // Ист. исследования в
России-II. Семь лет спустя. – М. : АИРО-ХХ, 2003. – С. 363–388.
Сафронов О. С. Справедливость как выражение равенства в оценке
П. А. Кропоткина / О. С. Сафронов // Вестник ВГТУ. Сер. Гуманитар. нау-
ки. Вып. 9.2. – Воронеж, 2003. – С. 14–17.
2004
Карпачев М. Д. Общественно-политическая мысль пореформенной эпохи
/ М. Д. Карпачев // Очерки рус. культуры ХIХ в. Т. 4. – М. : МГУ, 2004. –
С. 197–398.
Квасов О. Н. Анархисты в Воронежской губернии в начале ХХ века :
К постановке проблемы / О. Н. Квасов, М. Е. Разиньков // Воронежский
вестник архивиста : Науч.-информационный бюллетень. Вып. 2. – Воронеж :
Истоки, 2004. – С. 77–86.
Макаров В. В. Трудный путь к «политической благонадежности»
(А. И. Шингарев и Воронежское губернское жандармское управление в
1892–1907 годах) / В. В. Макаров // Ист. записки : Науч. тр. ист. ф-та ВГУ. –
Воронеж : ВГУ, 2002. – Вып. 8. – С. 107–125.
Мокшин Г. Н. Народники-реформисты о социально-исторических усло-
виях образования и функционирования интеллигентского слоя в России /
Г. Н. Мокшин // Ист. записки : Науч. тр. ист. ф-та ВГУ. Вып. 10. – Воронеж :
ВГУ, 2004. – С. 24–34.

188
 Мокшин Г. Н. «Малые» или «большие» дела : легальные народники в по-
исках механизма общественных преобразований страны / Г. Н. Мокшин //
Российская империя : стратегии стабилизации и опыты обновления. – Во-
ронеж : ВГУ, 2004. – С. 230–242.
Мокшин Г. Н. Развитие идеи «народной интеллигенции» в легально-
народнической публицистике 80–90-х гг. ХIХ в. / Г. Н. Мокшин // Интелли-
генция и общество : Сб. ст. – Воронеж : ВГУ, 2004. – С. 58–62.
Мокшин Г. Н. [Рецензия] / Г. Н. Мокшин // Вестник РУДН. Сер. Ист. Рос-
сии. – 2004. – № 3. – С. 190–193. – Рец. на кн. : В. В. Зверев. Народники в
ист. России. – М. : Просвещение, 2003. – 144 с.
Сафронов О. С. Дискуссионные вопросы Российской истории в интер-
претации П. А. Кропоткина / О. С. Сафронов // Вестник ВГТУ. Сер. Гума-
нит. науки. Вып. 9.3. – Воронеж, 2004. – С. 33–36.
Шипилова Н. А. Поэтика очеркистки Г. И. Успенского (цикл «Письма с
дороги») : автореф. дис. ... канд. филол. наук / Н. А. Шипилова. – Воронеж,
2004. – 22 с.
2005
Баранова Н. О. Д. А. Перелешин и его общественно-политическая дея-
тельность в Воронежском крае / Н. О. Баранова // Новик. Вып. 10. – Воро-
неж, 2005. – С. 71–83.
Дорошенко Н. Е. «Нечаевщина» и ее отражение в русской литературе
ХIХ в. / Н. Е. Дорошенко, Е. А. Жуков // Интеллигенция и экстремизм : Сб.
ст. – Воронеж : ВГУ, 2005. – С. 40–47.
Зайцев А. Б. Л. А. Тихомиров – как критик легального народничества /
А. Б. Зайцев // Там же. – С. 53–58.
Искра Л. М. Н. К. Михайловский и русская интеллигенция / Л. М. Искра
// Там же. – С. 5–16.
Карпачев М. Д. О научном и педагогическом наследии профессора
М. Г. Седова / М. Д. Карпачев // «Будущего нет и не может быть без на-
ук…» (Памяти профессора Московского университета Михаила Герасимо-
вича Седова). – М. : МГУ, 2005. – С. 11–51.
Квасов О. Н. Революционный терроризм в Центральном Черноземье в
начале XX века (1901–1911 гг.) / О. Н. Квасов. – Воронеж : ВГУ, 2005. –
223 с.
Квасов О. Н. Террористическая деятельность революционеров Централь-
ного Черноземья, 1901–1911 годы / О. Н. Квасов // Вопросы ист. – 2005. –
№ 8. – С. 93–103.
Куцеволов А. А. Партия социалистов-революционеров в Воронежской гу-
бернии. От истоков до 1908 года / А. А. Куцеволов. – Воронеж : Истоки,
2005. – 138 с.
Минаков А. Ю. У истоков левого терроризма : С. Г. Нечаев и нечаевское
дело / А. Ю. Минаков // Власть и общественное движение в России импер-
ского периода. – Воронеж : ВГУ, 2005. – С. 174–352.

189
 Мокшин Г. Н. Вопрос об интеллигенции в легальной печати начала
1880-х гг. / Г. Н. Мокшин // Ист. записки : Науч. тр. ист. ф-та ВГУ. Вып. 11.
– Воронеж : ВГУ, 2005. – С. 17–30.
Мокшин Г. Н. Концепция «народа» в социально-революционной доктри-
не русского народничества / Г. Н. Мокшин // Вестник ВГУ. Сер. Гуманитар.
науки. – 2005. – № 1. – С. 358–367.
Мокшин Г. Н. Культурничество / Г. Н. Мокшин // Общественная мысль
России ХVIII – начала ХХ века : Энциклопедия. – М. : РОССПЭН, 2005. –
С. 241–242.
Мокшин Г. Н. Народники-реформисты о событиях 1 марта 1881 года /
Г. Н. Мокшин // Интеллигенция и экстремизм : Сб. ст. – Воронеж : ВГУ,
2005. – С. 22–26.
Мокшин Г. Н. Проблема типологии идейно-тактических направлений в
легальном народничестве / Г. Н. Мокшин // Общественная мысль и общест-
венное движение в России пореформенного времени : Сб. ст. – Воронеж :
Истоки, 2005. – С. 80–93.
Мокшин Г. Н. [Рецензия] / Г. Н. Мокшин // Отечественная ист. – 2005. –
№ 3. – С. 196–197. – Рец. на кн. : В. В. Блохин. Историческая концепция
Николая Михайловского. – М. : Пробел, 2001. – 267 с.
Мокшин Г. Н. Русское легальное народничество 60–90-х ХIХ века. Очер-
ки ист. и историографии / Г. Н. Мокшин. – Воронеж : Истоки, 2005. – 179 с.
Слинько А. А. Анархистские тенденции в русском революционизме : ис-
тория и современность / А. А. Слинько // Интеллигенция и экстремизм : Сб.
ст. – Воронеж : ВГУ, 2005. – С. 35–40.
2006
Дорофеева О. П. Бюджетные исследования Ф. А. Щербины в Воронеж-
ском крае / О. П. Дорофеева // Общественное движение и культурная жизнь
Центр. России XIV–XX веков : Сб. науч. тр. – Воронеж : ВГУ, 2006. –
С. 135–149.
Дорофеева О. П. Деятельность Ф. А. Щербины в Воронежском крае в
конце XIX – нач. XX веков / О. П. Дорофеева // Памяти Федора Андреевича
Щербины. Слово Щербины и – о нем... – Краснодар : ИМСИТ, 2006. –
С. 112–121.
Дорофеева О. П. Жизнь и научная деятельность Ф. А. Щербины в трудах
воронежских ученых. Историографический обзор / О. П. Дорофеева // Там
же. – С. 129–141.
Дорофеева О. П. Ф. А. Щербина о новых явлениях в хозяйственной жиз-
ни воронежской деревни / О. П. Дорофеева // Вестник ВГУ. Сер. Ист. Поли-
тология. Социология. – 2006. – № 2. – С. 144–153.
Карпачев М. Д. Общественно-политическая деятельность Ф. А. Щербины
в Воронежском крае / М. Д. Карпачев // Федор Андреевич Щербина и наро-
ды юга России : ист. и современность. – Краснодар, 2006. – С. 53–66.
Квасов О. Н. Вырождение революционного террора отступающей рево-
люции : (1905–1907 годы) / О. Н. Квасов // Общественное движение и
190
культурная жизнь Центральной России XIV–XX вв. : Сб. науч. тр. – Воро-
неж : ВГУ, 2006. – С. 218–227.
Куцеволов А. А. Крестьянские братства социалистов-революционеров в
Воронежской губернии / А. А. Куцеволов // Вестник ВГУ. Сер. Гуманитар.
науки. – 2006. – Вып. 2. – Ч. 2. – С. 260–273.
Куцеволов А. А. Эсеры Воронежской губернии. От зарождения партии до
1905 года / А. А. Куцеволов // Общественное движение и культурная жизнь
Центр. России XIV–XX веков : Сб. науч. тр. – Воронеж : ВГУ, 2006. –
С. 228–248.
Литвинов Н. Д. Объект покушения – царь всея Руси, 1879–1881 /
Н. Д. Литвинов, И. С. Суровцев. – Воронеж : ВГАСУ, 2006. – 334 с.
Литвинова А. Н. Первая кровь России : зарождение революционно-
террористического движения в Российской империи 1861–1879 гг. /
А. Н. Литвинова, Н. Д. Литвинов. – Воронеж : Общенац. центр «Антитер-
рор», 2006. – 288с.
Мокшин Г. Н. Взгляды на проблему интеллигенции неонародников и
идейное наследие легального народничества / Г. Н. Мокшин // Вестник
ВГУ. Сер. Ист. Политология. Социология. – 2006. – № 2. – С. 57–64.
Мокшин Г. Н. «Народ учить или у народа учиться?» : семидесятники-
легалисты о задачах русской интеллигенции / Г. Н. Мокшин // Ист. записки :
Науч. тр. ист. ф-та ВГУ. – Воронеж : ВГУ, 2006. – Вып. 12. – С. 50–66.
Мокшин Г. Н. Народники-реформисты о причинах демократизма русской
интеллигенции / Г. Н. Мокшин // Общественное движение и культурная
жизнь Центральной России ХIV–ХХ веков : Сб. науч. тр. – Воронеж : ВГУ,
2006. – С. 150–172.
Мокшин Г. Н. С. Н. Кривенко о русской кооперации и благосостоянии
народа / Г. Н. Мокшин // Кооперация. Страницы ист. : в 3 т. – М. : Наука,
2006. – Т. 1. – Кн. 3. – Ч. 1. – С. 45–74.
Сафронов О. С. Спорные проблемы средневековой истории России в по-
нимании М. А. Бакунина / О. С. Сафронов // Вестник ВГТУ. Сер. Гумани-
тар. науки. Том 2. № 2. – Воронеж, 2006. – С. 27–30.
2007
Дорофеева О. П. Общественно-политическая деятельность Ф. А. Щерби-
ны в конце ХIХ – нач. ХХ веков в Воронежском крае : автореф. дис. …
канд. ист. наук / О. П. Дорофеева. – Воронеж : ВГУ, 2007. – 23 с.
Искра Л. М. Революционный народник В. Я. Яковлев-Богучарский /
Л. М. Искра // Страницы ист. и историографии отечества. – Воронеж : ВГУ,
2007. – Вып. 4. – С. 3–23.
Карпачев М. Д. Идейные истоки «русского социализма» демократической
интеллигенции / М. Д. Карпачев // Актуальные вопросы истории, филосо-
фии и культуры : Сб. ст. – Воронеж, 2007. – С. 112–131.
Куцеволов А. А. Деятельность партии социалистов-революционеров в Во-
ронежской губернии (конец ХIХ в. – 1918 г.) : автореф. дис. … канд. ист.
наук / А. А. Куцеволов. – Воронеж : ВГУ, 2007. – 23 с.
191
 Литвинов Н. Д. Террор и агентура в Российской империи : 1861–1917 /
Н. Д. Литвинов. – Воронеж : Альбом, 2007. – 482 с.
Мокшин Г. Н. Идеологи легального народничества о русской интеллиген-
ции / Г. Н. Мокшин. – Воронеж : Научная книга, 2007. – 357 с.
Мокшин Г. Н. Типология русской интеллигенции в публицистике легаль-
ных народников / Г. Н. Мокшин // Вестник ВГУ. Сер. Ист. Политология.
Социология. – 2007. – № 1. – С. 52–62.
2008
Акиньшин А. Н. Карпачев Михаил Дмитриевич / А. Н. Акиньшин // Воро-
нежская энциклопедия : в 2 т. – Воронеж : Центр духовного возрождения
Черноземного края, 2008. – Т. 1. – С. 356.
Акиньшин А. Н. Леважа Андрей Михайлович / А. Н. Акиньшин // Там же.
– Т. 1. – С. 439.
Баранова Н. О. Перелешин Дмитрий Александрович / Н. О. Баранова //
Там же. – Т. 2. – С. 85–86.
Инютин В. В. Н. М. Астырев и его книга «В волостных писарях» /
В. В. Инютин // Известия науч.-координационного центра по профилю «Фи-
лология» (ВГПУ–ВОИПК и ПРО). – Воронеж, 2008. – Вып. VI. – С. 130–
132.
Карпачев М. Д. Богучарский Василий Яковлевич / М. Д. Карпачев // Во-
ронежская энциклопедия : в 2 т. – Воронеж : Центр духовного возрождения
Черноземного края, 2008. – Т. 1. – С. 89.
Карпачев М. Д. Воронежский съезд «Земли и воли» / М. Д. Карпачев //
Там же. – С. 168.
Карпачев М. Д. Заславский Евгений Осипович / М. Д. Карпачев // Там же.
– С. 301.
Карпачев М. Д. Лодыгин Александр Николаевич / М. Д. Карпачев // Там же.
– С. 456.
Карпачев М. Д. Плеханов Георгий Валентинович / М. Д. Карпачев // Там же.
– Т. 2. – С. 100–101.
Карпачев М. Д. Чубаров Сергей Федорович / М. Д. Карпачев // Там же. –
С. 374.
Карпачев М. Д. Щербина Федоров Андреевич / М. Д. Карпачев // Там же.
– С. 405.
Куцеволов А. А. Крестьянские братства / А. А. Куцеволов // Там же. – Т. 1.
– С. 413.
Куцеволов А. А. Социалисты-революционеры (эсеры) / А. А. Куцеволов //
Там же. – Т. 2. – С. 225.
Ласунский О. Г. Астырев Николай Михайлович / О. Г. Ласунский // Там же.
– Т. 1. – С. 407.
Ласунский О. Г. Дмитриева Валентина Иововна / О. Г. Ласунский // Там же.
– С. 255.
Ласунский О. Г. Кранихфельд Владимир Павлович / О. Г. Ласунский //
Там же. – С. 56.
192
 Ласунский О. Г. Кривенко Сергей Николаевич / О. Г. Ласунский // Там же.
– С. 415.
Ласунский О. Г. Пругавин Александр Степанович / О. Г. Ласунский // Там же.
– Т. 2. – С. 132.
Ласунский О. Г. Слинько Анатолий Александрович / О. Г. Ласунский //
Там же. – С. 212.
Ласунский О. Г. Эртель Александр Иванович / О. Г. Ласунский // Там же.
– С. 414.
Мокшин Г. Н. Проблемы периодизации истории легального народничест-
ва / Г. Н. Мокшин // Вестник ВГУ. Сер. Лингвистика и межкультурная ком-
муникация. – 2008. – № 3. – С. 292–296.
Сафронов О. С. Политические и исторические взгляды П. А. Кропоткина
/ О. С. Сафронов. – Воронеж : ВАИУ, 2008. – 436 с.
2009
Квасов О. Н. «Истинный сын революции Иван Голощапов» или судьба
«анархиста-мстителя» / О. Н. Квасов // Воронежский вестник архивиста :
Науч.-информационный ежегодник. Вып. 7. – Воронеж, 2009. – С. 223–232.
Квасов О. Н. Структурные субъекты российского революционного терро-
ризма начала ХХ века / О. Н. Квасов // Вестник ВГУ. Сер. Лингвистика и
межкультурная коммуникация. – 2009. – № 2. – С. 214–218.
Квасов О. Н. Террористический дискурс в начале ХХ и XXI веков /
О. Н. Квасов // Вестник ВГУ. Сер. Лингвистика и межкультурная коммуни-
кация. – 2009. – № 1. – С. 206–209.
Минаков А. Ю. Нечаев Сергей Геннадиевич / А. Ю. Минаков // Общест-
венная мысль Русского зарубежья : Энциклопедия. – М., 2009. – С. 450–452.
Мокшин Г. Н. Легальные народники и проблема государства как субъекта
общественных преобразований / Г. Н. Мокшин // Вестник ВГУ. Сер. Ист.
Политология. Социология. – 2009. – № 2. – С. 104–109.
Мокшин Г. Н. Проблема возникновения легального народничества /
Г. Н. Мокшин // Вестник ВГУ. Сер. Ист. Политология. Социология. – Воро-
неж, 2009. – № 1. – С. 59–64.
Мокшин Г. Н. Социокультурная концепция идейной эволюции легального
народничества / Г. Н. Мокшин // Вестник ВГУ. Сер. Лингвистика и меж-
культурная коммуникация. – 2009. – № 2. – С. 210–213.
Мокшин Г. Н. Этимология и содержание понятия «легальное народниче-
ство» / Г. Н. Мокшин // Вестник ВГУ. Сер. Лингвистика и межкультурная
коммуникация. – 2009. – № 1. – С. 195–199.
Савицкая Е. А. Общие тенденции в развитии революционного народниче-
ства первой половины 90-х годов XIX века : (на примере партии «Народно-
го права») / Е. А. Савицкая // Вестник ВГУ. Сер. Лингвистика и межкуль-
турная коммуникация. – Воронеж, 2009. – № 2. – С. 206–209.
Савицкая Е. А. Эволюция идей революционного народничества в 80-е –
90-е годы XIX века / Е. А. Савицкая // Образ прошлого. Ист. сознание и его

193
эволюция : Материалы науч. конф. – Воронеж : Научная книга, 2009. –
С. 59–165.
Сафронов О. С. Исторические взгляды идеологов русского анархизма
(вторая половина ХIХ века) / О. С. Сафронов. – Воронеж : ВАИУ, 2009. –
244 с.
Сафронов О. С. Проблема генезиса государства в интерпретации идеоло-
га анархизма П. А. Кропоткина / О. С. Сафронов // Федерализм. 2009. № 4
(56). – С. 171–181.
Чеботарева Е. М. «Народная воля» перед судом европейской обществен-
ности / Е. М. Чеботарева // Новик. Вып. 14. – Воронеж, 2009. – С. 93–105.
Ячевский В. В. Человек, общество, государство в концепции Н.К. Михай-
ловского / В. В. Ячевский // Социально-политические противоречия совре-
менного мира и русская литература. – Воронеж, 2009. – С. 71–77.
2010
Карпачев М. Д. Интеллигенция в пореформенной России / М. Д. Карпачев
// Вопросы ист. славян. Вып. 20. – Воронеж, 2010. – С. 60–77.
Квасов О. Н. Количественные параметры жертв революционного терро-
ризма начала XX века / О. Н. Квасов // Вестник ВГУ. Сер. Ист. Политоло-
гия. Социология. – 2010. – № 2. – С. 24–32.
Квасов О. Н. Развитие террористических тенденций в российском рево-
люционном движении начала XX века / О. Н. Квасов // Известия высших
учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки : На-
учно-образовательный и прикладной журнал. – 2010. – № 5. – С. 98–101.
Мокшин Г. Н. Идейная эволюция легального народничества во второй
половине ХIХ – начале ХХ вв. : автореф. дис. … д-ра ист. наук /
Г. Н. Мокшин. – Саратов : СГУ, 2010. – 42 с.
Мокшин Г. Н. Изучение идейной эволюции легального народничества :
основные подходы и концепции / Г. Н. Мокшин // Ист. записки : науч. тр.
ист. ф-та ВГУ. – Воронеж, 2010. – Вып. 14. – С. 144–161.
Мокшин Г. Н. Эволюция идеологии легального народничества в послед-
ней трети ХIХ – начале ХХ вв. / Г. Н. Мокшин. – Воронеж : Научная книга,
2010. – 298 с.
Савицкая Е. А. От «Народной воли» к социал-демократии / Е. А. Савиц-
кая // Новик. Вып. 15. – Воронеж : Истоки, 2010. – С. 36–43.
Сафронов О. С. История России XVII–XIX веков в трактовке П. А. Кро-
поткина / О. С. Сафронов // Вестник ВГУ. Сер. Ист. Политология. Социоло-
гия. – Воронеж, 2010. № 2. – С. 41–49.
Сафронов О. С. Теория революции в понимании П. А. Кропоткина /
О. С. Сафронов // Научные ведомости БГУ. Сер. Ист. Политология. Эконо-
мика. Информатика. – Белгород, 2010. № 7 (78). – С. 145–150.
2011
Квасов О. Н. Источники изучения проблемы терроризма в начале ХХ в. /
О. Н. Квасов // Вестник архивиста. – 2011. – № 3. – С. 47–54.

194
 Квасов О. Н. Комплекс информационного сопровождения актов револю-
ционного терроризма в годы первой российской революции / О. Н. Квасов //
Общественные науки. Всероссийский научный журнал. – М. : Изд-во МИИ
Наука, 2011. – № 3. – С. 368–374.
Квасов О. Н. Мария Федорова – террористка и жертва террора /
О. Н. Квасов // Новый ист. вестник. – 2011. – № 1. – С. 89–104.
Квасов О. Н. «Организация боевых сил вполне самостоятельна…» /
О. Н. Квасов // Ист. архив. – 2011. – № 5. – С. 190–191.
Квасов О. Н. Террористическая экспроприация как форма революцион-
ной борьбы в Российской империи начала ХХ века / О. Н. Квасов // Истори-
ческие, философские, политические и юридические науки, культурология и
искусствоведение. Вопросы теории и практики. – Тамбов : Грамота, 2011. –
№ 3. – Ч. 1. – С. 61–65.
Мокшин Г. Н. Основные факторы идейной эволюции легального народ-
ничества / Г. Н. Мокшин // Вестник ВГУ. Сер. Ист. Политология. Социоло-
гия. – 2011. – № 1. – С. 131–134.
Мокшин Г. Н. Что такое «легальное народничество»? / Г. Н. Мокшин //
Известия Саратовского университета. Сер. Ист. Международные отноше-
ния. – 2011. – № 2. – С. 21–29.
Савицкая Е. А. К вопросу о происхождении «Молодой партии “Народной
воли”» / Е. А. Савицкая // Вестник ВГУ. Ист. Политология. Социология. –
2011. – № 2. – С. 162–165.
Чеботарева Е. М. Концепция террора в российском революционном
движении / Е. М. Чеботарева // Новик. Вып. 16. – Воронеж, 2011. – С. 29–
40.
2012
Мокшин Г. Н. Идеи и жизнь «артельного человека» С. Н. Кривенко
(1847–1906) / Г. Н. Мокшин. – 2-е изд., испр. и доп. – Воронеж : ВГУ, 2012.
– 195 с.

195
 Научное издание

ВОРОНЕЖ
НАРОДНИКОВЕДЧЕСКИЙ

На обложке
репродукция с картины Леонида Золотарева
«Март. Каменный мост, Воронеж».

Художественный редактор Е. Ю. Бочарникова

Компьютерная верстка Г. Н. Мокшин