Elena Valieva

У северных нгуни сформировалась уникальная система возрастных классов (СВК) – так называемая полковая модель. Эта СВК возникла вместе с союзом вождеств Зулу под предводительством верховного вождя Чаки (1816–1828 гг.). Ндебеле – этническая общность, возникшая в результате миграций северных нгуни, унаследовала «полковую» модель СВК, когда возрастные группы, формировавшиеся после инициации, превращались в воинские подразделения. С 16–18 лет юноши переходили в третий возрастной класс, формируя «полки» (ибуто). У зулусов переход в возрастной класс мужчин, имеющих право жениться, был осложнён военизированным характером общества и осуществлялся только к 40 годам. Мужчины-ндебеле могли жениться уже к 30 годам. Отличительная особенность СВК у ндебеле также заключалась в том, что воинские подразделения формировали сначала территориальные, а затем – и потестарные объединения. Получив право жениться и возвращаясь для проведения свадебной церемонии домой, воин отправлялся обратно в расположение ибуто, а жена оставалась в домохозяйстве его отца. Когда дети подрастали, они селись в расположении ибуто. Превратившись сначала в поселение и обзаведясь отдельными большими домохозяйствами-спутниками, ибуто в итоге трансформировалось в новое вождество.

Для большинства африканцев в доколониальный период характерно тесное переплетение родовых, потестарных и территориально-общинных структур и зулу здесь не являются исключением. Их вождества определяли себя в генеалогических терминах, как конгломерат родственных групп (чем они и считались в южноафриканской антропологии вплоть до начала 1980-х гг.). Централизация на рубеже XVIII-XIX вв. сопровождалась разделением родства на аристократический и общинный полюсы: правящая элита была из одного рода, дававшего наименование вождеству, вводилось почитание предков этого рода всеми подданными вождества. О том, что эти заимствования не подменяли существовавшие родственные структуры, свидетельствует то, что независимо от территориальных и политических границ люди продолжали воздавать хвалу вождю (инкоси) из своего рода; они могли поставлять ему скот для выкупа жены, даже если жили под властью вождя из другого рода.
При рассмотрении сходства территориально-общинных и потестарных структур, обнаруживается следующая особенность: большесемейная община (умузи) имеет черты «вождества в миниатюре»; но и в вождестве, в свою очередь, любой представитель власти – «отец» для своих подчинённых (также как и глава умузи – умнумзане), а территория верховного или локального вождя могла называться «умузи такого-то».
Распределение обязанностей сопровождала ситуативность: в присутствии верховного вождя или в его резиденции локальный вождь назывался индуна (помощник), в своём вождестве – инкоси; индуна на своей территории именовался умнумзане, в резиденции локального вождя – индуна.

Этническая общность нгони, возникшая в результате миграции из Южной Африки небольшой группы людей в период Мфекане (1810-1830-е гг.) представляет значительный интерес для исследования феномена этнической самоидентификации. Таких классических маркёров идентичности как общий язык (лингвисты относят его к мёртвым языкам) и территория нгони лишены. В данный момент нгони рассредоточены в Малави, Танзании и Замбии. В отсутствии вышеназванных консолидирующих факторов, на первый план выступает представление об общем историческом прошлом, а институт вождества и образ вождя – ярчайшее олицетворение военизированного прошлого нгони; на основании этого и слов авторов-нгони можно ожидать более высокий уровень доверия и поддержки традиционных лидеров, того, что самоидентификация зиждется на приверженности наследникам социальных институтов прошлого. Для проверки данной гипотезы были привлечены данные социологических опросов, проведённых проектом Афробарометр в 2008 году. Кроме респондентов-нгони (223 человека), в качестве контрольных категорий были вовлечены в анализ респонденты-чева (496), яо (161), ньянджа (49) и тумбука (196), на языках которых сейчас говорит большинство нгони. Все респонденты проживали в упомянутых трёх странах расселения нгони, за исключением части ньянджа и яо, которые проживают в Мозамбике, и небольших частей ньянджа, чева и яо в Зимбабве.
Итак, рассмотрим наличие либо отсутствие особого отношения к традиционным лидерам у нгони. Все категории респондентов ответили, что граждане должны активнее подвергать сомнению действия лидеров (любых), а лидеры не должны отдавать предпочтения своей общине. В опросах 2005 и 2008 годов для всех категорий: ни одного личного обращения к традиционному лидеру за предшествующий год.
Здесь мы не обнаруживаем чёткой связи с приверженностью традиционной власти, поищем предпочтения в политических партиях у нгони. Если у контрольных сообществ можно проследить партийные предпочтения, то у нгони – нет, кроме популярной у всех сообществ правящей партии Малави.
Для нгони и контрольных сообществ характерен высокий уровень доверия к главе государства, совету местного самоуправления (за исключением тумбука – низкий уровень доверия) и традиционным лидерам; у всех названных представителей власти отмечается вовлечённость некоторых в коррупцию (уровень равный). В то же время, нгони отмечают, что традиционные лидеры всегда прислушиваются к мнению рядовых граждан (такая же высокая оценка только у яо). Респонденты-нгони особо выделили две задачи, ответственность за решение которых лежит, по их мнению, на традиционных: решение местных споров (41 % опрошенных) и распределение земель (42 %). Это подтверждает, что традиционные лидеры обладают достаточно большой властью и компетенцией в распределении земель. Действительно, имеются данные, что в сельских районах Малави контроль правительства за земельными операциями фактически отсутствует.
Все респонденты (за исключением ньянджа) отметили высокий уровень влияния традиционных властей на жизнь их местной общины и все пожелали, чтобы он значительно возрос в будущем. Все категории респондентов считают, что: традиционные лидеры должны заседать в советах местного самоуправления, участвуя для этого в выборах; в то же время, они должны оставаться беспартийными; все полностью согласились, что традиционные лидеры «должны получать зарплату от правительства за свою работу».
То есть, хоть традиционные лидеры и пользуются высоким уровнем доверия и влияния, которое (основываясь на пожеланиях респондентов) в будущем будет расти, личные обращения рядовых граждан к ним редки, а направление деятельности достаточно узкое. Избирательная система доказала свою эффективность повсеместно. Из пожеланий, которые высказали респонденты, мы можем сделать вывод о стирании границ между выборными политическими и традиционными лидерами.
Также из анализа становится очевидным, что институционального (конкретно – политического) подкрепления этническим маркёрам и самоидентификации в целом мы для нгони не находим: специфика в отношении к выборным политикам или традиционным лидерам, партийные предпочтения не обнаружены. Следует говорить не об этнической, а о региональной специфике традиционных властей. Для более полного понимания влияния памяти об общем историческом прошлом необходим будет анализ общественного мнения с иных позиций.

У зулусов, свази, коса, матабеле и других народов группы нгуни в доколониальный период практиковался обычай избегания хлонипа (hlonipha – букв. «уважение»), который способствовал появлению в их языках самого большого среди юго-восточных банту количества щёлкающих звуков, заимствованных у койсанских народов, причем их количество прямо пропорционально распространённости хлонипа в прошлом.
Общие маркёры идентичности нгуни – культы предков и скота; военизированность; патрилинейность и патрилокальность – всё это зиждется на главенствующей роли мужчины. В рамках патрилокальности низкий статус, ритуальная нечистота женщины и положение жены как чужой в доме мужа подкреплялись существованием хлонипа и его составляющей исихлонипо сабафази (isihlonipho sabafazi  – букв. «женский язык уважения»), заключающейся в запрещении жене произносить имена старших родственников-мужчин супруга, что побуждало к заимствованиям новых звуков, поскольку у коса и зулусов нельзя было употреблять в речи не только само имя, но и составляющие его слоги. Для соблюдения запрета использовались различные способы: деформация (замещение) слогов, синонимия, неологизмы, архаизмы и заимствованные слова. Также имело место физическое избегание свёкра, а младшая жена должна была избегать всех старших родственников мужа.
Схожая с нгуни социальная организация, культы скота и предков имелись у койсанских народов. У нгуни же данный обычай заимствовали только южные сото, также занимавшиеся скотоводством. Таким образом, обычай избегания хлонипа сыграл уникальную роль в трансформации языков нгуни и упрочении позиций вышеозначенных маркёров, в том числе и благодаря возникавшим культурным контактам.

For citations: Валиева Е. Г. Современное положение традиционных лидеров нгони: опыт кросс-культурного исследования // Вестник Санкт-Петербургского университета. Востоковедение и африканистика. 2019. Т. 11. Вып. 4. С. 542-565. https://doi.org/10.21638/spbu13.2019.409

This article is devoted to analysis of public opinion regarding the activity and position of traditional leaders of the Ngoni ethnic community using data from sociological surveys of the Afrobarometer 2005–2015. Apart from the Ngoni respondents as monitoring category, Chewa, Yao, Nyanja, and Tumbuka people, whose languages are currently spoken by the majority of the Ngoni, were also integrated into the survey. First and foremost, in all the ethnic communities under consideration, democratic attitudes of the respondent’s majority are being revealed, since nepotism and autocracy were condemned. It is necessary to highlight the care towards the traditional leader’s political neutrality (they have to remain non-party, to receive salaries from the government and to serve on the local government council, participating in the elections for this). According to the fact, there is no ethnical specificity in the evaluation of the activities done by the traditional leaders as well as the elected politicians. The direction of the leader’s authority is rather limited: resolving local disputes and land distribution only. The Ngoni traditional leaders have credibility of high level, approval of their authority and influence that according to respondent’s expectations will increase in future. It is possible to predict that the borders between elected politicians and the Ngoni traditional leaders will gradually vanish. Maintaining self-identification of those who identify themselves as Ngoni to a greater extent than the performance of basic administrative functions by traditional leaders is facilitated by their activities in organizing cultural festivals and reviving Chingoni language.

Статья посвящена анализу общественного мнения о деятельности и положении традиционных лидеров этнической общности нгони с использованием данных социологических опросов «Афробарометра» 2005-2015 гг. Кроме респондентов-нгони, в качестве контрольных категорий в анализ были вовлечены чева, яо, ньянджа и тумбука, на языках которых сейчас говорит большинство нгони. В результате анализа выявляются демократические позиции большинства респондентов во всех рассматриваемых этнических общностях, поскольку непотизм и автократия получили осуждение. Особенно стоит выделить заботу о нейтральности традиционных лидеров (они должны оставаться беспартийными, получать зарплату от правительства, заседать в советах местного самоуправления, участвуя для этого в выборах). С этим согласовывается и то, что в оценке деятельности традиционных лидеров, аналогично выборным политикам, отсутствует этническая специфика. Названные респондентами предпочтительные на-правления деятельности лидеров весьма ограниченны: только решение местных споров и распределение земель. Традиционные лидеры нгони пользуются высоким уровнем доверия, одобрения своих действий и влияния, которое (основываясь на пожеланиях респондентов) в будущем будет расти. Полученные результаты позволяют прогнозировать постепенное стирание границ между выборными политическими и традиционными лидерами нгони. Поддержанию же самоидентификации причисляющих себя к нгони в большей мере, нежели выполнение традиционными лидерами основных административных функций, способствуют их деятельность по возрождению языка.

Зулу принадлежат к группе бантуязычных народов нгуни (язык исизулу), численность зулу сейчас превышает 10 млн. чел., проживают они в основном в ЮАР. К этой же группе нгуни относятся нгони и матабеле, которые в период Мфекане (1810-1830-е гг.) мигрировали из Южной Африки. В данный момент первые проживают в Зимбабве, вторые – рассредоточены в Малави, Танзании, Замбии, Зимбабве и Мозамбике. Первоначально в европейских источниках они воспринимались происходящими из зулу (возможно, для упрощения, за недостаточностью информации и по причине изначальной принадлежности к государственному образованию зулу), что из соображений престижа было подхвачено также и самими «классифицируемыми». На деле, происхождение данных народов смешанное, что исправно памятуется, однако корни не-нгуни не афишируются .
Исходный язык нгони (чингони) в начале ХХ в., благодаря многочисленным изменениям, перестал принадлежать к группе языков нгуни, зарубежные лингвисты относят его к мертвым языкам . Употребление его  можно встретить лишь в обрядах . На рубеже XIX и ХХ вв. вышли описание грамматики и словарь чингони, в качестве эталона был взят исизулу , а евангелисты из Южной Африки приглашались в качестве переводчиков для нгони на исизулу . Сейчас различные группы нгони говорят на языках соседей.
Аналогичной была практика использования исизулу в Матабелеленде. Язык матабеле лингвисты продолжают относить к группе языков нгуни, но и он подвергся значительным изменениям.
Престиж знания своего родного языка и обладания культурными маркерами идентичности нгуни достаточно высок, что порождает различные «организации возрождения нгуни». И ориентация в неотрадиционалистских тенденциях идет на культуру и язык зулу, рассматриваемые как «первоосновные». Причины этого автор видит в следующем: престиж государственного образования зулу, проживание зулу на «исконных» территориях, зулу – наиболее многочисленный народ группы нгуни и сейчас активно литература, музыка и т.д. на исизулу распространяются среди нгуни. Также не следует забывать о последствиях ориентации миссионеров и колониальных чиновников на исизулу в прошлом.

На территории будущего Зулуленда в начале XIX в. Дингисвайо, вождь из рода Мтетва, начал формирование союза вождеств; после его смерти власть перешла к вождю из рода Зулу  – Чаке. В период их правления была создана новая «полковая» система возрастных классов, где на основе возрастных групп формировались воинские подразделения, а также боеспособная армия, применявшая неизвестные соседям тактики боя и новое оружие – ассегай . Власть Зулу распространялась почти на весь Зулуленд, а в вассальной зависимости оказались многие вожди Натала к югу.
Эти и иные масштабные социальные изменения, включая полито- и этногенетические, первой половины XIX в. в Южной Африке хронологически входят в период Мфекане, один из важнейших для этнической истории Южной Африки периодов. Начало формирования таких нгуниязычных этносов как зулу, свази, матабеле (зимбабвийские ндебеле), а также нгони было положено именно в этот период.
Экспансия Зулу не являлась пусковым механизмом Мфекане, однако была важнейшей его частью. Таким образом, причины возникновения первого явления во многом были причинами начала всего периода.
Среди предполагаемых предпосылок называют:
- демографический взрыв, связанный с распространением кукурузы после ввоза её португальцами, а затем голландскими торговцами в бухту Делагоа . Однако археологические данные показывают, что в регионе в начале XIX в. происходила консолидация населения, а не его естественный прирост .
- экологический фактор: недостаток пастбищ, спровоцированный чрезмерным их стравливанием и снижением продуктивности земли из-за эрозии почвы и засух, привёл к территориальной экспансии . Но и здесь нет никаких доказательств, что обеднение почв имело место. Наиболее сильные засухи юго-восточная Африка, действительно, испытала между 1800 и 1803 гг., в 1812 г. и в 1816-18 гг. Они происходили в регионе согласно определённому циклу и не были чем-то необычным, но к тому моменту уже возникли новые формы потестарности и социального неравенства, подорвавшие традиционные стратегии избегания голода среди населения .
- работорговля. Безусловно, иных регионов Африки работорговля коснулась сильнее и раньше, но её уровень в бухте Делагоа был минимальным вплоть до 1820-х гг. (а первые крупные конфликты в регионе возникли в 1817 г.), до момента появления большого количества пленников и беженцев в регионе. Сами нгуни, по словам очевидца – капитана Оуэна, имели «стойкое отвращение к [рабо]торговле ». К югу от будущих зулу находилась Капская колония, по северной границе которой совершали набеги спонсируемые европейцами гриква и корана. Но ни первое, ни второе не могло стать причиной формирования потестарных образований и миграций, что убедительно показала американская исследовательница Э.А. Элдридж . Уже с 1820-х гг. работорговцы наращивали продолжавшееся насилие для получения «товара» .
- торговля материальными благами, продажа слоновой кости, шкур, скота, рогов носорога в обмен на шерстяные и хлопковые накидки, ситец, латунные украшения, бисер и табак .
К моменту прихода европейцев обмен между вождествами уже находился в руках элиты. Рядовые члены общества, как пишет отечественный африканист И.И. Потехин, «вели внешний обмен с разрешения вождя, выплачивая ему определенную мзду». Внутренний обмен шёл изделиями из «железа, меди, слоновой кости, кожи, дерева, тростника и глины» .
В период Мфекане произошло резкое усиление борьбы элит за контроль над торговлей и ресурсами, идущими в основном из Порт-Натала /бухты Делагоа . До этого момента арабские и суахилийские торговцы не заходили так далеко на юг, а присутствовавшие с XVI в. португальцы сосредоточили своё внимание на золотоносных районах Зимбабве. Только с появлением голландцев и британцев, заинтересованных в покупке слоновой кости, северные нгуни (будущие зулу и свази) были вовлечены в прибрежную торговлю . Новая торговая сеть разрастается из станции, установленной у бухты Делагоа голландцами в начале 1700-х гг. Контроль над торговлей принадлежал вождеству тсонга Мапуту. Воинственная деятельность тсонга создала «цепную реакцию», спровоцировавшую борьбу за монополизацию внешней торговли во внутренних областях северного Натала. Торговля в бухте Делагоа достигла своего пика в 1780-х гг., после чего поставки начали уменьшаться, а вождество Мапуту обратилось к производству продуктов питания для европейских китобойных судов . В Квазулу-Натале число рейдов с целью захвата скота резко растёт с 1780-х гг. С 1800-х гг. спрос европейцев на скот начинает превышать спрос на слоновую кость .
Рост политического и имущественного неравенства в условиях засух заставлял слабейших присоединяться к крупным потестарным образованиям, вовлечённым в соревнование за хорошо орошаемые земли . В середине–конце XVIII в. население в Южной Африке начинает скапливаться в более крупные поселения .
На протяжении правления Чаки подавляющему большинству зулу не выпала возможность обменяться с белыми торговцами, так что экономическое взаимодействие было ограничено правящей элитой . Только к моменту установления колониального правления (при верховном вожде Мпанде) локальные вожди получили более высокий уровень автономии и возможность обмениваться с европейскими торговцам напрямую .
Ни экспорт слоновой кости, ни импорт одежды и бисера не трансформировали местное производство. Однако эта торговля была важна, т.к. служила источником богатства для элиты, стимулируя рост социального неравенства . В результате увеличения политической иерархии локальные вождества Зулуленда, возглавляемые вождями (инкоси) и их помощниками (индуна), объединяются под властью верховного вождя (инкоси энкулу). Наличие централизованной власти способствовало культурной и лингвистической гомогенизации населения, этот процесс продолжается и в колониальный период (с 1840-х гг.).
Итак, мы видим, что стремление монополизировать торговлю было присуще элитам рассматриваемого региона и до появления европейских товаров. Однако после – социальный разрыв элиты с рядовыми членами общества заметно увеличился. Таким образом, торговлю с европейцами можно назвать одной из важнейших причин, способствовавших возникновению новой формы социальности – союза вождеств Зулу, ставшего известным далеко за пределами Африки благодаря победе зулу над британцами в битве у холма Изандлвана в 1879 г.

Зулу (amaZulu) принадлежат к группе бантуязычных народов нгуни (язык isiZulu), численность зулу сейчас превышает 10 млн. чел., проживают они в основном в ЮАР. Вождество (англ. Chiefdom) – потестарная структура, возглавляемая верховным вождём и характеризующаяся централизованным управлением, относительной автономией, и объединяющая несколько поселений или общин. Задолго до начала колонизации региона (минимум с XV в.) нгуни представляли собой отдельные развитые вождества и обладали лучшей, нежели у соседей, военной организацией. Для данной группы народов были характерны набеги на соседей с целью захвата скота. Войны именно с целью подчинения и получения «дани» до конца XVIII в., по-видимому, были неизвестны. Положение изменилось в первой половине XIX в., с началом расширения власти небольшой группы, именуемой «зулу», под предводительством верховного вождя («инкоси» на исисзулу, «короля» – в зарубежной терминологии) Чака Зулу (период Мфекане: 1810-1830-е гг.). С этого же времени начинается постепенное формирование зулусского этноса. Рассматриваемый автором институт вождеств, упрочившийся благодаря военизированности общества «зулу» и явившийся инструментом расширения их влияния в регионе, видится автором не однородной иерархией, а тесно переплетённой с родовыми, территориально-общинными и половозрастными структурами. Кроме этого, автор рассматривает изменения вождества со временем: увеличение военизированности в период Мфекане, корректирование данного института колониальной администрацией и современное положение «королевства» зулу (в какой мере сохраняется власть наследственного вождя).