Tatyana Ryabkova

<jats:p>Using statistical methods, a comparative morphometric analysis of the bones of the distal limbs of horses from archaeological sites of the 7 th—4 th centuries BC was carried out for the first time for the territory of the North Caucasus, in particular the Ciscaucasia, Central and Northwestern Caucasus. In total, the analysis includes 14 sites, materials from 12 of them are published for the first time. The exterior of the horses is described, and some of its changes over 400 years are revealed. It is shown that along with the general uniformity of animals, there are certain differences between the sites left by different archaeological cultures. However, these ethnocultural features can also be largely due to differences in the ecological and geographical conditions for horse breeding. The limited amount of material does not allow us to confidently assert the presence of directed selection of horses and breed formation in this historical period, to determine the origin of horses from different archaeological cultures. However, the general uniformity of animals may indicate, if not the origin, then at least the significant influence of the Scythian horses on the local population. The paper also discusses some methodological aspects of the study of archaeozoological material.</jats:p>

This paper is the first publication of materials from burial no. 8 in kurgan no. 11 at the cemetery of Lebedi V excavated in 1980 in the Kuban River region. The amphora from this burial is often referred to in studies of the Classic period while the other finds have remained unpublished. A typological analysis has shown that the archaic features of the iron acinaces take origin from weaponry of the Kabardino-Pyatigorsk type. The iron battleaxe combines the features of a bec de faucon and a poleaxe; it has analogues in burials of the cemeteries of Tli, Lower Chegem and Dvani. The whetstone with a hole is a remnant of the tradition of wearing whetstones hung at belts. This tradition vanished in the Scythian period. The amphora with traces of an ancient repair was manufactured in Teos. The worked spheroid stone is a sling missile. The spacer-bead with a ribbed surface finds its parallels at sites of the Upper Zelenchuk — Upper Baksan — Lower Chegem confirming the ties between the region under consideration and the Kuban River area. The quiver set (99 items), along with the ordinary Scythian arrowheads, contains bilobate heads with the blades ending in barbs. These suggest the belonging of the complex to a single brief chronological phase simultaneous with the burials of Tsukur-Liman, Starshaya Mogila, kurgan no. 38 near the village of Gulyay-Gorod, etc. The most part of the shooting set is represented by rare and peculiar arrowheads with a polygonal head and protruding socket identified by G. I. Smirnova as an individual type. Parallels of the battleaxe, sword-acinaces, iron knives, whetstone, and spacer-bead are numerously represented at sites on the both sides from the Caucasian ridge. This fact suggests that the burial under consideration belonged to a warrior who participated in raids through the Caucasus during the return from Western Asia while the burial complex itself is datable to the last decade of the 7th century BC. Работа является первой публикацией материалов погребения № 8 кургана № 11 могильника Лебеди V, исследованного в 1980 г. в Прикубанье. Анализ комплекса, включающего акинак, боевой топор, железные ножи, амфору производства Теоса, оселок, колчанный набор из 99 наконечников стрел и бронзовую пронизь, продемонстрировал тесные связи с памятниками Центрального Кавказа и Предкавказья, позволил определить дату в пределах последнего десятилетия VII в. до н. э. и связать с кругом памятников, относящихся ко времени возвращения воинских объединений из Передней Азии через перевалы Кавказа.

The paper deals with the fragment of an East-Greek painted oinochoe kept in the State Hermitage Museum. It was discovered in the Scythian mould near Boltyshka village in Cherkasy region of the province of Kiev in 1863. B.V. Farmakovsky published it in 1914. The fragment is a neck with a completely preserved vertical handle. It is decorated with paintings in the “Wild Goat Style”. It can be dated to 640–630 BC. The vessel came to a local forest-steppe population as a result of contacts between the Greeks and the barbarians in the second half of the 7th century BC.

  Artefacts from the Early Scythian mounds whose origins are linked with Near East are the most significant part of the finds because of dating and due to possibilities to synchronize Early Scythian culture with the Near Eastern civilizations.   Difficulties in determining the time and place of production of imported items are due to their eclecticism.Significant policy changes connected with Assyrian practice of mass deportation in the VIII century B.C. led to the emergence multicultural workshops. New artistic style incorporated the achievements of the art of Asia Minor, Northern Syria, Phoenicia, Iran and Urartu.   The article is devoted to publication of the two items from Scythians monuments in the Kuban region. One of them – the part of the vessel’s rim – is from the First Kelermes mound, excavated by N.I. Veselovsky. Its distinctive feature is the hatched rim for placing lid. Such vessels are unique in the North Caucasus’s monuments, but wide spread in the Phrygia’s tumulus a...

The paper is a publication of cheekpieces found during the investigation of the site Tarasova Balka of the early Scythian period discovered in the Trans-Kuban region in 2011. In the course of the excavations in the central area of the site, an enormous accumulation of artefacts was revealed measuring about 384 sq m in area. The richness of the layer was comparable to that of the ancient cities that is untypical of the nomadic sites. Along with fragments of high-quality handmade pottery constituting the main portion of the finds, were found fragments of pottery of the Classic period of north- and south-Ionian production dated to within the 7th — first half of the 6th century BC. The quantity of the amphora fragments is from 1.1 to 2.1 percent from the total number
of the finds of pottery in different areas. Numerous finds of arrowheads, fragments of armour, and items of horse gear suggest a militarized character of the occupations of the population. Cheekpieces from Tarasova Balka are represented by different types. Three-hole iron cheek-pieces characteristic of proto-Maeotic sites of the Trans-Kuban region (Fig. 1, 1–10) are those most frequently found. Slightly more uncommon are iron three-looped cheekpieces typical of early Scythian sites of the Black Sea littoral (Fig. 1, 11–14). Cheekpieces from bone and horn decorated in the Scythian animal style are rare finds (Fig. 2). The complicated nature of the stratigraphy of the cultural layer does not allow the researchers to date them more narrowly than the second half of the 7th — beginning of the 6th century BC in correspondence with the
dates of the associated pottery of the Classic period/

Дискуссия о скифах на Кубани сводится к вопросу о том, какое именно население оставило Келермесский могильник : пришлое, скифское или же местное, меотское.  В работе дается анализ  основных доводов сторонников "скифской" и "меотской"  принадлежности Келермесских курганов, приводятся новые доказательства в пользу скифской их принадлежности.

В статье анализируются условия, приведшие к формированию феномена кочевнического уклада в Предкавказье, суть и специфика "киммерийской" проблематики, кратко характеризуются основные памятники и артефакты  начального периода скифской истории в Причерноморье.

Погребение у Цукур-Лимана на Тамани было отнесено М.И. Ростовцевым к наиболее ранним скифским гробницам выделенного им архаического периода в развитии скифской цивилизации.  Уникальность памятника - в сочетании признаков передне-азиатской культуры с греческой керамикой.  В настоящее время очевидно, что погребение у Цукур-Лимана занимает ключевую позицию в решении вопросов, связанных с начальным этапом появления греческого импорта в Северном Причерноморье. Анализ ойнохои из погребения позволил предположить, что она была изготовлена в Северной Ионии или Эолии  и может быть помещена в рамки периода конца VII/рубежа VII-VI/начала второй четверти VI вв. до н. э.

Недавно введенные в научный оборот материалы исследованного в 1980 г. погребения 8 кургана 11 могильника Лебеди V и одного из погребений на плато Шахан, разрушенного до 1912 г. позволяют вновь обратиться к вопросу о памятниках т. н. " послепоходного" периода и о критериях  выделения подобных памятников.

Масштабные миграции кочевнических группировок из Центральной Азии на Северный Кавказ, начавшиеся в VIII в. до н. э. привели к появлению в Закубанье двуэтничного военно-политического образования во главе со скифской аристократией, что документируется материалами Келермеса. Взаимодействие с местным населением привело к скифизации раннемеотской культуры и к изменениям в культуре кочевников. Материалы 1-го и 10 Разменных курганов наряду с материалами  поселения Тарасова Балка демонстрируют, как проходили эти процессы.

На материале раннескифских памятников установлено, что наиболее распространенными образами архаического звериного стиля являются изображения барана и грифо-барана, возникшие в кочевнической среде. К моменту переднеазиатских походов кочевники имели развитую художественную традицию, ярко воплотившуюся в образах барана, грифо-барана, хищной птицы, свернувшегося хищника, оленя, козла. Этой традиции была присуща собственная система декора предметов и соотнесения каждого образа с определенным предметом и (или ) его зоной, в соответствии с которой оформлялись и "заказные" предметы переднеазиатского производства.

The South Kuban Expedition conducted excavations of Division Kurgan 7 and Tarasova Balka settlement, also in the North Caucasus. The mound was found to contain a compound burial of the Middle Bronze Age with eight tombs dating from that period. The settlement may have emerged in the seventh – sixth century BC judging by the amphora fragments recovered from the site.

На протяжении полевого сезона 2015 г. ЮКАЭ продолжила исследования поселения Тарасова Балка. Исследования велись на 3-х участках, было раскопано 170 кв. м.  Раскоп 2 в северной части продемонстрировал уменьшение мощности и насыщенности культурного слоя по мере продвижения от склонов холма к плоской его части. Раскоп 3 в западной части памятника, заложенный на месте магнитной аномалии открыл место, усыпанное артефактами - возможно, остатки очага и жилого сооружения.  Обнаружена однослойная выкладка из галечника, где найдены удила, псалии, часть акинака, фрагменты разбитых черпаков, обломки клазоменских амфор. Возможно, выкладка имела ритуальное назначение.

Статья посвящена обзору вещевых комплексов из курганов Келермесского могильника. Благодаря повторному ис-следованию Келермеса в 1980-е годы установлена последовательность сооружения его насыпей, что, наряду с изме-нениями в наборах предметов, позволяет проследить этапы формирования раннескифского культурного комплекса. По
материалам старших курганов Келермеса, к которым следует относить курганы 1 и 2, раскопанные Н. И. Веселовским,
и курган 4, раскопанный Д. Г. Шульцем, прослеживается линия развития: интенсивные мирные контакты с Закавказьем,
характерные для мигрировавшего из Центральной Азии населения эпохи курганов Веселовского, неожиданно преры-ваются в эпоху кургана 4 Шульца, комплекс которого выглядит своеобразным «обращением к истокам». Материалы
кургана 3 из раскопок Шульца демонстрируют широту культурных взаимодействий с народами Передней Азии, Анато-лии, Закавказья. В этот период формирующуюся кочевническую культуру обогащали достижения восточно-греческого
мира. «Царский» ранг вещей из этого комплекса показывает необычно высокое социальное положение погребенного,
сопоставимое со статусом ассирийского владыки. Материалы кургана 24 имеют многочисленные аналогии в курганах
периода скифской архаики, что позволяет синхронизировать его с этими памятниками. Являясь одним из наиболее
поздних курганов могильника, курган 24 возник в то время, когда греческая керамика в Закубанье еще отсутствова-ла, несмотря на то, что связи с восточно-греческим миром уже существовали. О массовом и масштабном поступлении
античной керамики в Закубанье в последней четверти VII в. до н. э. свидетельствуют находки из 1-го Разменного (Ко-стромского) кургана и поселения Тарасова Балка.
Прослеженные изменения в инвентарных наборах курганов Келермеса показывают длительность существования
могильника, неправомерность перенесения дат памятников с античной керамикой на все его курганы и невозмож-ность датирования могильника узким временным промежутком./This article is devoted to an overview of groups of artefacts that were found in mounds in the Kelermes burial mound. A
second exploration of Kelermes in the 1980s established the sequence of construction of the mounds, and this, along with
changes in the collections of artefacts, makes it possible to trace the stages of the formation of the early Scythian cultural
complex. The sequence of development can be traced on the basis of materials from the older Kelermes mounds, including
mounds 1 and 2 excavated by Nikolay Veselovsky and mound 4 excavated by David Schultz: intensive peaceful contacts with
Transcaucasia, characteristic of a population which had migrated from Central Asia at the time of Veselovsky’s mounds,
ceased abruptly in the period of Schultz’s mound no. 4, which looks like a sort of ‘return to the sources’. Materials from mound
3 from Schultz’s excavations demonstrate the extent of cultural interaction with the peoples of Western Asia, Anatolia and
Transcaucasia. At that time the fledgling nomadic culture was being enriched by the achievements of the Eastern-Greek
world. The ‘royal’ class of artefacts from this complex show the unusually high social status of the deceased, comparable
with that of an Assyrian king. There are numerous analogies of the materials from mound 24 in other mounds from the
Ancient Scythian period, so it is possible to synchronize it with these monuments. Mound 24, one of the latest in the burial
mound, appeared at a time when there was not yet any Greek pottery in Trans-Kuban, despite the fact that links with the
Eastern-Greek world already existed. Finds from the 1st Razmenny (Kostromsky) mound and the settlement of Tarasova
Balka are evidence of the large-scale import of ancient pottery into Trans-Kuban in the last quarter of the 7th century BC.
The changes observed in the inventories from the Kelermes burial mound show the length of time the cemetery was in
use, the incorrectness of applying the dates of monuments with ancient pottery to all its mounds and the impossibility of
dating the burial mound to a narrow timeframe.

The article presents the first-ever study of the materials recovered from the Tarasova Balka site, which was recently discovered in the south-east Trans-Kuban Region. The settle-ment is located just off the Division Kurgans, one of which (the First Division Kurgan, or Kostromskoy Kurgan) is an epitomic archaic Scythian site. The impressive materials ob-tained at the early stages of the excavations in Tarasova Balka suggest that the settlement may have served as a manufacturing centre. The active functioning of the settlement, judging 552
by the age of the ancient vessels, refers to the second half of the 7th – 6th century BC.
The numerous fragments of antique pottery retrieved from the area indicate robust trade with a yet undefined polis, by means of which tare vessels arrived in the settlement. A Late Bronze Age arrowhead and a three-loop psalium obtained from the site show that the settle-ment may have been active during an earlier period. The transition of the settlement from the Late Bronze to Early Bronze Age is characterised by multiple archaic features in the forms and techniques of pottery decoration associated with the Kobiakovo culture of the final Bronze culture (Kuban). Along with the vessels, whose décor is similar in shape and techniques to Proto- and Early Meot pottery found in the North-West Caucasus, the recoveries include clay vessels similar to West-Koban artefacts. The fragments of dishes, analogous to the finds made across Ciscaucasia, Transcaucasia, the Dnieper and Bug valleys demonstrate connections with the population of these remote areas.

Работа является первой публикацией псалиев из коллекции Государственного Эрмитажа, поступивших  из склада древностей ГАИМК в 1926 и 1934 гг. Несмотря на то что это беспаспортные предметы, анализ  их конструктивных признаков и декора позволил установить, что их происхождение может быть связано  с Кубанью. Один из них (инв. № ГЭ 2534/42) относится к типу редких подражаний трехмуфтовым псалиям  с орнаментом в виде линий на муфтах, бытовавших в конце VIII — первой половине VII в. до н. э. Два других  (инв. № ГЭ 2533/1, 2) относятся к числу редких для Закубанья роговых псалиев с зооморфно оформленными  концами и могут быть датированы второй половиной VII в. до н. э./This article is devoted to publication and attribution of unpublished before cheek-pieces from the collection of the State Hermitage (Fig. 1). Consideration of the shape, type and decoration of one of the items (Inv. № ГЭ 2534/42) has led us to the conclusion that this three-hole rod-like cheek-piece was an imitation of bronze threesleeved examples of the Uashkhitu type. Its origin is probably in the Trans-Kuban area, since the latter is as yet the single region where bronze psalia are known ornamented with bands on the sleeves.
The decoration of the rod with representations of the head of a bird of prey suggests a very early date within the pre-Scythian or early Scythian period i. e. the late 8th or the first half of the 7th century BC. Two other items (Inv. № ГЭ2533/1,2) have the closest parallels in the shape of their zoomorphic terminals among the examples from the kurgan and flat-grave cemeteries of Kelermes. Thus they probably must be attributed to the group of antler psalia rare in the Trans-Kuban area and dated to the second half of the 7th century BC.

Статья посвящена публикации и атрибуции золотой накладки на деревянный сосуд из коллекции Эрмитажа. Пластина происходит из одного из Семиколенных курганов на плато Шахан близ Майкопа. Стилистический анализ позволил установить, что предмет относится к передневосточной изобразительной традиции и может быть датирован в границах последней четверти VII в. до н.э.
The article offers the publication of a gold overlay on a wooden vessel, now in the collection of The State Hermitage. The plate originates from one of the mounds in the Semikolennye Kurgany complex on the Shakhan plateau near Maykop. Stylistic analysis makes it possible to attribute it to the Near Eastern ornamental tradition and to date it to ca. 625–600 BC.

This paper is the first publication of materials from burial no. 8 in kurgan no. 11 at the cemetery of Lebedi V excavated in 1980 in the Kuban River region. The amphora from this burial is often referred to in studies of the Classic period while the other finds have remained unpublished. A typological analysis has shown that the archaic features of the iron acinaces take origin from weaponry of the Kabardino-Pyatigorsk type. The iron battleaxe combines the features of a bec de faucon and a poleaxe; it has analogues in burials of the cemeteries of Tli, Lower Chegem and Dvani. The whetstone with a hole is a remnant of the tradition of wearing whetstones hung at belts. This tradition vanished in the Scythian period. The amphora with traces of an ancient repair was manufactured in Teos. The worked spheroid stone is a sling missile. The spacer-bead with a ribbed surface finds its parallels at sites of the Upper Zelenchuk — Upper Baksan — Lower Chegem confirming the ties between the region under consideration and the Kuban River area. The quiver set (99 items), along with the ordinary Scythian arrowheads, contains bilobate heads with the blades ending in barbs. These suggest the belonging of the complex to a single brief chronological phase simultaneous with the burials of Tsukur-Liman, Starshaya Mogila, kurgan no. 38 near the village of Gulyay-Gorod, etc. The most part of the shooting set is represented by rare and peculiar arrowheads with a polygonal head and protruding socket identified by G. I. Smirnova as an individual type. Parallels of the battleaxe, sword-acinaces, iron knives, whetstone, and spacer-bead are numerously represented at sites on the both sides from the Caucasian ridge. This fact suggests that the burial under consideration belonged to a warrior who participated in raids through the Caucasus during the return from Western Asia while the burial complex itself is datable to the last decade of the 7th century BC.

Работа является первой публикацией материалов погребения № 8 кургана № 11 могильника Лебеди V, исследованного в 1980 г. в Прикубанье. Анализ комплекса, включающего акинак, боевой топор, железные ножи, амфору производства Теоса, оселок, колчанный набор из 99 наконечников стрел и бронзовую пронизь, продемонстрировал тесные связи с памятниками Центрального Кавказа и Предкавказья, позволил определить дату в пределах последнего десятилетия VII в. до н. э. и связать с кругом памятников, относящихся ко времени возвращения воинских объединений из Передней Азии через перевалы Кавказа.

The paper is devoted to publication and attribution of a series of gold objects from collections no.2537 and no.2494 at the State Hermitage Museum. They come from one of the destroyed Semikolennye kurgans on the Shakhan plateau. Stylistic analysis has enabled to establish that these plaques belong to the Near East figurative tradition and similarlyto analogous objects from museums of Berlin, Philadelphia and New-York, served as decorationof the garment of the buried individuals in one of the  Semikolennye barrows. The date of the making of these obJects is defined to within the third quarter of the 7-th century BC.
Статья посвящена публикации и атрибуции ряда золотых предметов из коллекций 2537 и 2494 Государственного Эрмитажа. Они происходят из разрушенных Семиколенных курганов на плато Шахан. Стилистический анализ позволил установить что бляшки относятся к передневосточной изобразительной традиции и вместе с аналогичными вещами из музеев Берлина, Филадельфии, Нью-Йорка составляли декор одеяния погребенного в одном из Семиколенных курганов. Время создания предметов определяется в пределах третьей четверти VII в. до н. э.

The article is devoted to horse bridle decorations, whish were found in the grave 9 of the Murzikhinsky burial ground  in the Volga-Kama region and in the Kelermes, mound 1V in the Kuban region. All of them were made in the same technique "cloisonné work". The plaques from coloured glass or stone were inserted in the cells formed by thin  wire of silver. Research of the bridle decorations from the Archadzor mound 1 demonstrated that for base of plaques was used the soft stone - calcite, for inlays were used coloured glass and calcite. All inlays were cat before  pasting into cells.  The cloisonné work bridle decoration were wide spread in the elite tombs of the Nagorny Karabakh  from the Twelfth century BC and this can  indicate the place of origin  or development of the  technique "cloisonné work".  The presence of the bridle decorations of the  Trans-Caucasian production in the Volga-Kama and Cuban regions is the testimony of real connections between the populations of these regions during 9-8 cent. B. C

The article is the publication of the horse bridle from North-West part of Karmir-blur citadel. It was  found during Piotrovsky's excavations. The bridle complex consist of two claw shaped  runners for reins  and one  with decoration three-beam swastika and one  bridle plaque. The same bridle plaques were widely spread in West Asia. The form and décor  of runner for reins can indicate that they were made  in North-Western Iran.

The analysis
of the Scythian type bridle accessories from
Teishebaini found in the course of 1939–1971
excavations leads to the conclusion that most
of them have close analogies in the assemblages
belonging to the second stage of the
Early Scythian culture. The presence in the
collection of compound psalia allows suggesting
that while this tradition, clearly seen
in the older barrows of Kelermes, was widely
spread in West Asia, it did not gain much
ground in the Scythian sites of the younger
period. The three-beam swastika present on
a bridle strap-separator may indicate that this
object was made in North-Western Iran, since
this motif is unusual for the Scythian art.

The article is devouted  to  ceramic findings which were made during the new archaeological investigation  of the  famous Scythian Barrow "Kostromskoy". There are  some fragments of Greeks manufacture amoung them. (in Russian) ( Was wrote with Loginova Ekaterina)

В статье рассматриваются конические бусы-розетки, обнаруженные при раскопках Кармир-Блура эк-спедицией под руководством Б.Б. Пиотровского, которые считались скифскими из-за присутствия в ряде скифских комплексов. Химко-технологическая экспертиза бус и бисера из Моздокского могильника и кург.407 у с.Журовка показала, что они выполнены из кварцевой фритты, покрыты глазурью, в зеле-новатый цвет их окрашивает медь. Аналогичные по составу и технике изготовления бусы известны в Закавказье – регионе, где в древности существовала развитая ремесленная традиция по изготовлению предметов из стекловидной массы. Автор приходит к выводу, что в скифских памятниках Предкавка-зья и Приднепровья конические бусы-розетки являются предметами ограниченного во времени импорта из Закавказья, и, вероятно, маркируют погребения кочевников, принимавших участие в переднеазиатских и транскавказских походах. Ключевые слова: бусы-розетки, Урарту, Кармир-Блур, скифские погребения, древний " фаянс " , закав-казские центры производства изделий из стекловидной массы (фритты).

Изваяния (стелы) новомордовского типа в Волго-Камье неоднократно становились предметом пристального внимания со стороны ученых. Форма стел, оформление их верхней части в виде правильного полуовала, часто подчеркнутого рельефным арковидным бордюром, расположение изображений предметов вооружения – кинжалов (мечей) и боевых топоров (молотов) на широкой лицевой части изваяний свидетельствуют о существовании устойчивой иконографии, что является признаком развитой изобразительной традиции, подверженной временным изменениям. Произошедшее в последние годы пополнение источниковой базы изваяний новомордовского типа, равно как и изменения в понимании феномена ананьинской культуры позволили вновь обратиться к вопросу об генезисе традиции установки стел в Волго-Камье. Стелы Новомордовского I могильника, наиболее однородные с точки зрения размерных характеристик и стилистических признаков, относятся к самой ранней группе этих изваяний. На двух из них присутствуют контррельефные изображения равносторонних треугольников, обращенных вершиной вниз, по форме напоминающие клиновидные знаки, использовавшиеся в ассирийских и урартских надписях на камне. Повторяемость этого элемента на стелах из Мурзихинского II и Тетюшского могильника демонстрирует его важность для создателей стел, а изменение – искажение и утрату первоначального значения. Учитывая данные планиграфии, иконографии, наличия «клинописных» знаков, типологического анализа предметов вооружения можно определить стелу № 1 Новомордовского I могильника как наиболее раннее изваяние традиции, которая должна быть определена как пришлая на территории Волго-Камья. В результате подробного анализа изображенного оружия установлено, что на более ранних стелах представлено идеальное оружие, воспроизводящее переднеазиатские образцы, на более поздних появляются узнаваемые предметы, аналогии которым происходят из археологических памятников Северо-Западного и Центрального Предкавказья, Закавказья, Волго-Камья. Изображение молота на боковых гранях стел демонстрирует влияние традиции оленных камней западного ареала. В традиции изваяний новомордовского типа, как представляется, произошло совмещение аккадской традиции заключения изображения в «картуш» в виде арковидного бордюра с хеттской традицией почитания стел-хуваси с изображением атрибутов божества (меча и топора). «Клинописные» знаки, хотя, похоже, являются не связным текстом, а его имитацией, отражают возможное влияние новоассирийской или урартской клинописных систем письма. Всё это свидетельствует о миграции значительной группы людей – носителей этой традиции в Волго-Камье уже на начальном этапе развития ананьинской культуры, который датируют концом X – IX в. до н.э. (Коренюк, 2009, с. 269) или IX – первой половиной VIII в. до н.э. (Кузьминых, Чижевский, 2014, с. 107). Подтверждением этого предположения является феномен внезапного распространения кузнечных изделий развитых форм в средневолжском ареале ананьинской культурно-исторической области. Использование высоких технологий, относящихся к производственным секретам, подразумевает миграцию их носителей (Завьялов, Розанова, Терехова, 2009, с. 200, 233). И поскольку стелы новомордовского типа лишь на заключительном этапе своего развития испытывают влияние традиции оленых камней западного ареала, миграция не может быть связана с «киммерийскими походами», а относится к более раннему времени. Необходимо признать, что на данный момент исходный регион миграции можно определить лишь гипотетически: это должна быть территория к северо-востоку от Ассирии, где могли сохраняться пережиточные культурные традиции Хеттского царства. С учетом того, что ряд типологических соответствий изображенному на стелах оружию происходит из Северо-Западного Ирана, географически регион может локализоваться в окрестностях озера Урмия. Еще одним свидетельством в пользу этого предположения являются бляхи с перегородчатой инкрустацией (cloisonné work) из п. 14 Мурзихинского I могильника, относящиеся к числу наиболее ранних импортов в Волго-Камье.

Ключевые слова. Изваяния (стелы) новомордовского типа, Волго-Камье, ананьинская культурно-историческая общность, миграции, клинописные системы письменности

Ryabkova T. V. Barrow No. 524 near the
village of Zhabotin and its place among
the sites of the Scythian Archaic Period.
The paper contains the first full publication
and detailed analysis of the materials from
Barrow No. 524 near the village of Zhabotin,
excavated in 1911 by A. A. Bobrinsky (State
Hermitage collection 1913/2). The continued
interest to the materials of this assemblage is
caused by the fact that it combines the objects
of both pre-Scythian and Early Scythian type,
which allows to consider it a reference site of
the oldest stage of the Early Scythian period.
The careful study of all the objects from this
well-known assemblage has enabled the
author not only to substantiate and clarify a
number of previously stated points, but also
to obtain some new and unexpected results.
It has become clear that the assemblage is
a multi-component one: it includes objects
characteristic of different cultures of the pre-
Scythian period such as the Novocherskassk,
Koban and Proto-Meotic cultures, and the
group of Hallstatt (Carpathian-Danube)
sites. This multicomponentness is the main
characteristic of the Early Scythian Culture
period 1 (hereafter ESC-1), testifying
to the full or partial co-existence of the
Novocherkassk and Early Scythian cultural
traditions. The assemblage shows more
connections with the North Black Sea and
Fore-Caucasian cultures, than with the
Central Asian ones, though it does contain
Central Asian things and their replicas, as
well as some objects of undoubtedly eastern
origin. The inventory of Barrow 524 near thevillage of Zhabotin appears to be coeval with
such famous assemblages as burial 1 from
Barrow 2 near the village of Endge, Barrow
near the village of Belogradetz, Barrow near
the village of Ol’shana, Barrow near the village
of Kvitki, Barrows Nos. 375 and 15 near the
village of Konstantinivka, Barrows 1 and 2
from the Khadzhokh 1 cemetery, burials near
Imirler, in Norshuntepe, etc. The materials of
this chronological stage are also found on
settlement sites, including the Zhabotin-II
horizon of the Zhabotin settlement, horizon А2
of the Zapadnoe Belskoe fortified settlement,
the lower layers of the Derbent fortress, as
well as Bogazkei, Tarsa, Kaman-Kalehöyük.
According to Kossack’s — Medvedskaya’s
chronological scheme, a part of these sites
belongs to the ESC-1 stage, i.e. to the
middle and the second half of the VIII c. BC.
This means that Barrow 524 should be dated
close to the middle of the VIII c. BC. Such
a dating gives grounds to re-evaluate the
material culture of ESC-1, which represents
a regional (North Black Sea) recast of the
weaponry and harness, that were brought to
the Black Sea area by groups of Central Asian
nomads. This transformation was caused
by both the influence of local traditions,
intimately connected with the Koban culture
as well as the Carpathian-Danube cultures,
and the necessity to adapt the weapons
to ever-changing military conditions and
requirements. Probably, it was at this stage
that nomads penetrated into the Trans-
Caucasus and Asia Minor, as is evidenced
by the finds of ESC-1 artifacts in the latter
region. The presence of Cimmerians in Asia
Minor is attested by written records.
Keywords: North Black Sea region, Barrow
524 near the vollage of Zhabotin, ESC-1
stage, middle of the VIII c. BC, weaponry,
harness, pottery, co-existence of the
Novocherkassk and Early Scythian cultural traditions.