E-ISSN 1857-3533 DOI: https://doi.org/10.55086/sp №2. 2022 ЗА ГРАНЬЮ ВИДИМОГО МИРА Букрании в ритуалах докерамического неолита Передней Азии Магия статуэток Балканской преистории Золотые венцы ранней бронзы Ближнего Востока Магический подтекст майкопских сосудов Девиантные погребения Египта Древнего Царства Погребения литейщиков Урала и Сибири Ответственный редактор — Игорь В. Манзура, Зам. отв. редактора — Денис А. Топал САНКТ-ПЕТЕРБУРГ КИШИНЕВ ОДЕССА БУХАРЕСТ 2022 e-ISSN: 1857-3533 Stratum plus. No. 2. Archaeology and Cultural Anthropology Beyond the Visible World Bucrania in the rituals of the Pre-Pottery Neolithic of Western Asia The magic of figurines of the Balkan prehistory Golden crowns of the Early Bronze Age of the Near East Magical subtext of Maikop vessels Deviant burials of Egypt of the Old Kingdom Burials of casters in the Urals and Siberia Editor-in-Charge — Igor V. Manzura, Associate Editor — Denis A. Topal Saint Petersburg. Kishinev. Odessa. Bucharest. 2022 Stratum plus. Nr. 2. Arheologie şi antropologie culturală După limita lumii vizibile Bucraniile în ritualurile neoliticului aceramic al Asiei Anterioare Magia statuetelor preistoriei Balcanice Cununile de aur ale bronzului timpuriu din Orientul Apropiat Conuanţa magică a vaselor din Maikop Înmormântările deviante ale Egiptului din Vechiul Regat Mormintele turnătorilor Uralului și Siberiei Redactor responsabil — Igor V. Manzura, Redactor adjunct — Denis A. Topal Sankt Petersburg. Chişinău. Odesa. Bucureşti. 2022 Stratum plus 9 №2. 2022 С ОД Е РЖ А Н И Е AD MEMORIAM И. В. Манзура (Кишинёв, Молдова). В тенетах погребального костра… . . . . . . . . 15 МИРЫ ПЕРВОБЫТНОЙ КУЛЬТУРЫ Загробный мир М. А. Лебедев (Москва, Россия). Нестандартные погребения эпохи Древнего царства в контексте египетских представлений о загробном существовании . . . . . 19 С. Е. Малых (Москва, Россия). Десятки, сотни, тысячи: к вопросу о рациональности древнеегипетского погребального обряда ипоминального культа . . . . . . . 33 С. Н. Кореневский, М. Б. Медникова (Москва, Россия), А. И. Юдин (Саратов, Россия). Погребения поселения Чекон 2018 майкопско-новосвободненской общности (предварительное сообщение) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 47 О. Н. Корочкова (Екатеринбург, Россия). Погребения литейщиков Урала и Западной Сибири . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 63 Мир ритуала С. А. Зинченко (Москва, Россия). Об ещё одной возможной функции букраний в ритуальных практиках культурдокерамического неолита Передней Азии . . . 83 Р. А. Литвиненко (Винница, Украина). Шкура копытного в курганных погребениях бронзового века: жертва или психопомп . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 105 Мир магии В. Н. Карманов (Сыктывкар, Россия). Просто красота или еще и магия? Фигурные кремни и их место в первобытной культуре Севера . . . . . . . 139 Дж. Чепмэн, Б. Гайдарска, Э. Уотсон (Дарем, Великобритания). «Что делали для нас статуэтки?» Магия и агентность в преистории Балкан и Карпат . . . . . . . . . 159 М. В. Саблин, П. В. Ким (Санкт-Петербург, Россия). Серебряные сосуды из Майкопского кургана (Ошад): реалистичные рисунки с магическим подтекстом . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 193 Stratum plus 10 №2. 2022 Мир образов Л. В. Зоткина (Новосибирск, Россия), И. В. Аболонкова (Кемерово, Россия), С. Алишер кызы (Новосибирск, Россия), Н. Н. Сайфуллоев (Душанбе, Таджикистан). Наскальное искусство Восточного Памира: аналогии и концепции о возрасте рисунков . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 203 Д. А. Байтлеу (Алматы, Казахстан), Ж. К. Таймагамбетов (Нур-Султан, Казахстан), Т. Б. Мамиров (Алматы, Казахстан). Пространственная организация и наскальные рисунки большого грота Толеубулак в Мугоджарах . . . . . . . 219 Н. Р. Михайлова, А. А. Яневич (Киев, Украина). Ритуал на скале: отражение тотемистических обрядов культа оленя в наскальном искусстве Северной Евразии . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 233 В. И. Молодин, Д. В. Черемисин, Ю. Н. Ненахова, Д. А. Ненахов (Новосибирск, Россия), Н. Батболд (Улан-Батор, Монголия). Чемурчекские антропоморфы . . . . . 247 А. Е. Кислый (Симферополь, Крым). Сосуд с нерегулярным орнаментом из Поволжья — запись начальных представлений протоариев о сущности мира и человека . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 265 Мир символов Л. И. Авилова (Москва, Россия). …Возложил на голову его венец из чистого золота . 279 Д. В. Панченко (Санкт-Петербург, Россия). Календарная символика трундхольмской колесницы солнца . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 303 ИССЛЕДОВАНИЯ И ПУБЛИКАЦИИ П. Бьяджи, Д. В. Киосак (Венеция, Италия), С. В. Иванова (Киев, Украина). Хронология могильников эпохи палеометалла и проблемы культурной трансмиссии: некоторые примеры из Южной Европы . . . . . . . . . . . . 323 С. В. Кузьминых (Москва, Россия), А. Д. Дегтярева (Тюмень, Россия), Л. Б. Орловская (Москва, Россия). Северная периферия Циркумпонтийской металлургической провинции: металл, сплавы, технология . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 347 К. Н. Солодовников (Тюмень, Россия), М. Эрдэнэ (Улан-Батор, Монголия). Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая: влияние среды или восточно-европейское наследие? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 373 Д. А. Топал, М. Сырбу (Кишинёв, Молдова). Клад фрагментированных изделий эпохи поздней бронзы у с. Рэзень . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 395 Список сокращений . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 411 Авторам Stratum plus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 415 Stratum plus 11 №2. 2022 CONTENTS AD MEMORIAM I. V. Manzura (Kishinev, Moldovs). Snared by the Funeral Pyre… . . . . . . . . . . . . . 15 WORLDS OF PRIMEVAL CULTURE The Other World M. A. Lebedev (Moscow, Russian Federation). Non-Standard Old Kingdom Burials in the Context of Egyptian Ideas about the Afterlife . . . . . . . . . . . . . . . . . . 19 S. E. Malykh (Moscow, Russian Federation). Tens, Hundreds, Thousands: On the Question of the Rationality of the Ancient Egyptian Burial Rites and Funerary Cult . . . . . . . 33 S. N. Korenevskiy, M. B. Mednicova (Moscow, Russian Federation), A. I. Yudin (Saratov, Russian Federation). Burials from Chekon 2018 Settlement of the Maikop-Novosvobodnaya Community (Preliminary Report) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 47 O. N. Korochkova (Yekaterinburg, Russian Federation). Burials of Moulders in the Urals and Western Siberia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 63 The World of Rituals S. A. Zintchenko (Moscow, Russian Federation). On Another Possible Function of Bucraniums in Ritual Practices of the Cultures of the Pre-Pottery Neolithic of Western Asia . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 83 R. A. Lytvynenko (Vinnytsia, Ukraine). Ungulate’s Hide in the Bronze Age Kurgans: Sacrifice or Psychopomp . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 105 The World of Magic V. N. Karmanov (Syktyvkar, Russian Federation). Just Beauty or Magic Too? Flint figurines and Their Place in Prehistoric Culture of the North . . . . . . . . . . . . . . . . 139 J. Ch. Chapman, B. Gaydarska, E. Watson (Durham, Great Britain). “What Have our Figurines Ever Done for us?” Magic and Agency in Balkan-Carpathian Prehistory . . . . . . 159 M. V. Sablin, P. V. Kim (Saint Petersburg, Russian Federation). Silver Vessels from the Maykop Barrow (Oshad): Realistic Drawings with the Magical Overtones . . . . . . . . . . . . 193 Stratum plus 12 №2. 2022 The World of Concepts L. V. Zotkina (Novosibirsk, Russian Federation), I. V. Abolonkova (Kemerovo, Russian Federation), S. Alisher kyzy (Novosibirsk, Russian Federation), N. N. Sayfulloev (Dushanbe, Tajikistan). Eastern Pamir Rock Art: Analogies and Concepts about the Age of these Drawings . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 203 D. A. Baitileu (Almaty, Kazakhstan), Zh. K. Taimagambetov (Nur-Sultan, Kazakhstan), T. B. Mamirov (Almaty, Kazakhstan). Spatial Organization and Cave Paintings of Toleubulak Large Grotto in Mugodzhar . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 219 N. R. Mykhailova, O. O. Yanevich (Kyiv, Ukraine). Ritual on the Rock. Reflection of Totemic Rites of the Deer Cult in the Rock Art of Northern Eurasia . . . . . . . 233 V. I. Molodin, D. V. Cheremisin, Yu. N. Nenakhova, D. A. Nenakhov (Novosibirsk, Russian Federation), N. Batbold (Ulaanbaatar, Mongolia). The Chemurchek Anthropomorphs . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 247 O. Ye. Kisly (Simferopol, Crimea). Vessel with an Irregular Ornament from the Volga Region as a Record of the Initial Concepts of Proto-Aryans about the Essence of the World and Human . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 265 The World of Symbols L. I. Avilova (Moscow, Russian Federation). …Thou Settest a Crown of Pure Gold on His Head . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 279 D. V. Panchenko (Saint Petersburg, Russian Federation). Calendars of the Trundholm Sun Chariot . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 303 RESEARCH AND PUBLICATIONS P. Biagi, D. V. Kiosak (Venice, Italy), S. V. Ivanova (Kyiv, Ukraine). Early Metal Ages Burial Grounds Chronology and Cultural Transmission: Some Examples from Southern Europe . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 323 S. V. Kuzminykh (Moscow, Russian Federation), A. D. Degtyareva (Tyumen, Russian Federation), L. B. Orlovskaya (Moscow, Russian Federation). Northern Periphery of the Circumpontian Metallurgical Province: Metal, Alloys, Technology . . . . . . 347 K. N. Solodovnikov (Tyumen, Russian Federation), M. Erdene (Ulaanbaatar, Mongolia). The Phenomenon of Tall Stature of the People of Afanasyevo Culture in Altai and Khangai: Environmental Influence or Eastern European Heritage? . . . . . 373 D. A. Topal, М. Sîrbu (Kishinev, Moldova). Hoard of Fragmented Artifacts from the Late Bronze Age near Răzeni Village . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 395 Abbreviations . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 411 Submissions . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 415 Памяти Станислава Церны посвящается Stratum plus 373 №2. 2022 DOI: https://doi.org/10.55086/sp222373394 К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая: влияние среды или восточно-европейское наследие? Keywords: Altai, Khangai, steppes of Eastern Europe, paleoanthropology, craniometrics, osteometrics, Eneolithic, Early Bronze Age, Afanasyevo culture, Yamnaya culture Cuvinte cheie: paleoantropologie, craniometrie, osteometrie, eneolitic, bronzul timpuriu, cultura Afanasievo, cultura Iamnaia, Altai, Khangai, stepele Europei de Est Ключевые слова: Алтай, Хангай, степи Восточной Европы, палеоантропология, краниометрия, остеометрия, энеолит, ранняя бронза, афанасьевская культура, ямная культура K. N. Solodovnikov, M. Erdene The Phenomenon of Tall Stature of the People of Afanasyevo Culture in Altai and Khangai: Environmental Influence or Eastern European Heritage? From the end of the 4th millennium BC, a new proto-Caucasian population that characterized the Afanasyevo culture spread in the interior regions of Asia. This contrasted with the intermediate Mongoloid-Caucasoid anthropological appearance of the local Asian populations. The Afanasyevo bearers from Altai and Khangai are distinguished by the largest body stature among the ancient human groups of Eurasia. The craniological and osteometrical differences of the Afanasyevo populations are likely related with the adaptation of the migrant people to the harsh bio-climatic conditions of the mountainous regions of the Southern Siberia and Central Asia, which resulted in greater increase of the head and body size. A statistical comparison of the Afanasyevo craniological series and the Eneolithic ancestral groups (more than 150 crania), Early and Early Middle Bronze Age (about 520 crania) from the south of Eastern Europe allowed to discover a complex of traits that distinguish the Yamnaya population from the previous Eneolithic groups. The Afanasyevo bearers from the low-mountain regions of Altai, the Minusinsk Basin and Khangai mountain are most similar to the Yamnaya people of the forest-steppe and steppe regions of the Volga and Urals, which thus determines the origins of the Afanasyevo population. The craniological series of the Afanasyevo population from the Altai highlands are morphologically combined with the Eneolithic Eastern European groups (Sredny Stog and Repin cultures, Berezhnovka type), which suggests that their descendants could contribute towards the formation of the Afanasyevo population. K. N. Solodovnikov, M. Erdene Fenomenul staturii înalte la afanasienii Altaiului şi Khangaiului: influenţa mediului sau moştenirea esteuropeană? De la sfârşitul mileniului IV î. e. n., în raioanele îndepărtate ale Asiei s-a răspândit un nou tip de populaţie protoeuropeană, care caracteriza purtătorii culturii Afanasievo. Aceasta este în contrast cu aspectul antropologic mongoloido-europoid intermediar al populaţiilor asiatice locale. Afanasienii Altaiului şi Khangaiului se evidenţiază prin cea mai mare înălţime printre grupurile străvechi ale Eurasiei. Diferenţierile craniologice şi osteometrice ale populaţiilor afanasiene sunt legate de adaptarea grupurilor migrante la condiţiile bio-climaterice discomforte ale regiunilor muntoase din Siberia de Sud şi Asia Centrală, urmare a cărora au fost creşterea şi mai mare a dimensiunilor capului şi corpului la străvechea populaţie europoidă. Compararea statistică intergrupală a seriilor de cranii de afanasieni şi a materialelor craniologice ale grupurilor de strămoşi din eneolitic (circa 150 de cranii), bronzul timpuriu şi începutul bronzului mijlociu (circa 520 cranii) din sudul Europei de Est au permis pentru prima oară, la nivel statistic, să evidenţiem complexul de particularităţi care deosebeşte populaţia culturii Iamnaia de predecesoarea eneolitică. Afanasienii din regiunile montane mai puţin înalte ale Altaiului, depresiunii Minusinsk şi Khangaiului sunt cei mai asemănători cu grupurile Iamnaia din regiunile de silvostepă şi stepă ale Volgăi şi Preuralului, fapt ce determină baza constituirii populaţiilor culturii Afanasievo. Seria craniologică a afanasienilor din Altaiul montan înalt se întruneşte morfologic cu grupurile est-europene din eneolitic (culturile Srednii Stog şi Repin, de tip Berezhnovsk), fapt ce nu exclude participarea urmaşilor lor în formarea populaţiei afanasiene. This work was supported by a grant from the Russian Foundation for Basic Research no. 18-59-94020 and Ministry of Education, Culture and Science of Mongolia no. 2018/25, guest fellowship project of National University of Mongolia no. P2020-3955, and was carried out according to state order no. 121041600045-8 ■ Lucrarea este executată prin susţinerea grantului comun al FRCF (proiectul nr. 18-59-94020) şi al Ministerului educaţiei, culturii şi ştiinţei a Mongoliei (proiectul nr. 2018/25), grantului cercetătorilor invitaţi al Universităţii Naţionale a Mongoliei (proiect nr. P2020-3955), şi a sarcinii de stat nr. 121041600045-8 ■ Работа выполнена при поддержке совместного гранта РФФИ (проект № 18-59-94020) и Министерства образования, культуры и науки Монголии (проект № 2018/25), гранта приглашенных исследователей Монгольского государственного университета (проект № P2020-3955), и по госзаданию № 121041600045-8. © Stratum plus. Археология и культурная антропология. © К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ, 2022. К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ 374 Stratum plus №2. 2022 К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая: влияние среды или восточно-европейское наследие? С конца IV тыс. до н. э. в глубинных районах Азии распространился новый протоевропеоидный тип населения, характеризующий носителей афанасьевской культуры. Это контрастирует с промежуточным монголоидно-европеоидным антропологическим обликом местных азиатских популяций. Афанасьевцы Алтая и Хангая выделяются наибольшим ростом среди древних групп Евразии. Краниологические и остеометрические различия афанасьевских популяций связаны с адаптацией мигрантных групп к био-климатически дискомфортным условиям горных районов Южной Сибири и Центральной Азии, следствием чего явилось еще большее увеличение размеров головы и тела древнего европеоидного населения. Межгрупповое статистическое сравнение серий черепов афанасьевцев и краниологических материалов предковых групп энеолита (более 150 черепов), ранней и начала средней бронзы (около 520 черепов) юга Восточной Европы позволило впервые на статистическом уровне выделить комплекс признаков, отличающий население ямной культуры от предшествующего энеолитического. Афанасьевцы из низкогорных районов Алтая, Минусинской котловины и Хангая наиболее сходны с ямными группами лесостепного и степного Поволжья и Приуралья, что определяет основу сложения популяций афанасьевской культуры. Краниологическая серия афанасьевцев алтайского высокогорья морфологически объединяется с энеолитическими восточноевропейскими группами (среднестоговской и репинской культур, бережновского типа), что не исключает участие их потомков в формировании афанасьевского населения. Введение Для периода конца IV — первой половины III тыс. до н. э. на обширных пространствах Южной Сибири и Центральной Азии известны памятники афанасьевской культуры (Степанова, Поляков 2010), территория распространения которой охватывает АлтаеСаянское нагорье, Восточный Казахстан, Монголию вплоть до хребта Хангай на востоке, и Синьцзян до северных предгорий ТяньШаня на юге (Вадецкая и др. 2014; Мерц и др. 2020; Ковалев 2019; Поляков 2022: 56—94). Предполагается, что первоначально культура появилась в горах Алтая, где существовала сравнительно недолгое время (31—29 вв. до н. э.), и только затем ее население заняло Минусинскую котловину и другие территории (Поляков и др. 2019). С формированием афанасьевской культуры в Сибири появились металлургия меди, курганная традиция погребений и скотоводство (Там же; Грязнов 1999), что подтверждается современными палеогенетическими данными исследования домашних овец (Hermes et al. 2020). Также с появлением носителей афанасьевской культуры в глубинных районах Азии получил распространение новый протоевропеоидный антропологический тип населения (Дебец 1948; Алексеев 1961), что контрастирует со смешанным монголоидно-европеоидным обликом местных азиатских популяций (Хохлов и др. 2016). Многими археологами, в числе которых В. Н. Даниленко, В. А. Сафронов, Вл. А. Семенов, В. А. Посредников, формирование афанасьевской культуры связывалось с первыми евразийскими миграциями индоевропейских народов. Аналогии в материальной культуре позволили этим авторам, а также М. П. Грязнову, М. Д. Хлобыстиной, Н. Я. Мерперту, Э. Б. Вадецкой, С. В. Цыбу сформулировать гипотезу о генетической связи афанасьевской культуры с ямной культурно-исторической общностью (областью) (ЯКИО) южной части Восточной Европы. Данное направление изучения внешних связей и происхождения афанасьевской культуры получило развитие на основе анализа как археологических, так и палеоантропологических данных. Происхождение афанасьевской культуры связывается А. В. Фрибусом, П. Ф. Кузнецовым и О. Д. МоН. Л. Моргуновой, Д. У. Энточаловым, ни, К. Н. Солодовниковым, Л. С. Клейном, А. Г. Козинцевым, А. А. Хохловым с соавторами, и другими исследователями, с различными территориально-хронологическими группами ЯКИО, а также предшествующими или последующими по времени культурными образованиями юга Восточной Европы. Вместе с тем, существует гипотеза о происхождении ямной и афанасьевской культур из общего центра — Юго-Западного Прикаспия, или района древних цивилизаций Ближнего Востока (И. Н. Хлопин, Ю. Ф. Кирюшин). Также отстаивается концепция сложения афанасьевской культуры на основе местного неолитического населения северной части Монголии и Тувы (В. И. Молодин), либо при существенной роли доафанасьевских групп Горного Алтая (К. Ю. Кирюшин, Ю. Ф. Кирюшин). В подтверждении миграционной модели происхождения афанасьевской культуры имеют большое значение данные палеогенетики. Веским аргументом для ее принятии является вывод об идентичности генофонда носителей афанасьевской культуры Южной Сибири и ЯКИО на фоне древних популяций Евразии (Allentoft et al. 2015; Hollard et al. 2018; Narasimhan et al. 2019). Исследования палеогенетических образцов людей афанасьевской культуры из курганов 31—30 вв. до н. э. могильника Шатар-Чулу в Центральной Монголии (Jeong et al. 2019: 892), могильников Stratum plus Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая 375 №2. 2022 29—30 вв. до н. э. Аитохань (Ай-Тухан) I, Суншугоу и Синфу в уезде Нилекэ на территории Джунгарии в северной части Синьцзяна 1 (Zhang et al. 2021) не только несколько разнообразили набор однородительских генетических маркеров для афанасьевского населения, но и подтвердили идентичность генофонда афанасьевцев с территории Монголии и Китая с генофондом афанасьевцев Южной Сибири, или абсолютное преобладание ямно-афанасьевского аутосомного компонента западноевразийского происхождения в генетическом профиле (Ibid.). Тем не менее, возможно, в силу всё ещё недостаточного уровня накопления данных, палеогенетические исследования пока что не раскрывают межпопуляционные различия в генофонде, например, носителей обширной и археологически политипической ЯКИО, где на материалах географически столь удаленных ее регионов, как Калмыкия, степное Предкавказье, самарское Поволжье и степное Поднепровье, не выявляется различий генофонда ямного населения (за исключением единичного образца лежащего вне основной группы «аутлеера» с территории Украины) на западноевразийском фоне аутосомной ДНК (Mathieson et al. 2018; Wang et al. 2019: Fig. 2; et al.). В то же время, изучение обширных палеоантропологических коллекций позволяет выявлять главные факторы морфологической дифференциации популяций энеолита — ранней бронзы как в восточной части пояса евразийских степей, так и на западном фланге (напр.: (Шевченко 1986; Казарницкий 2012; Хохлов 2017)). Выявлено, что различия между региональными сериями черепов носителей ямной культуры сопоставимы с таковыми между краниологическими выборками современного населения, проживающего на обширных территориях Восточной Европы от Карелии до Северного Кавказа (Казарницкий 2021). Поэтому в исследовании проблемы происхождения афанасьевской культуры обратимся к рассмотрению палеоантропологических материалов. Антропологическая характеристика населения афанасьевской культуры В антропологическом отношении хорошо изучено население афанасьевской культуры Алтае-Саянского нагорья. Так, краниологическая и остеометрическая серии энеолита — 1 Названия афанасьевских могильников на территории Синьцзяна приводятся по работе А. А. Ковалева (2019). ранней бронзы Горного Алтая насчитывают около 120 черепов и 45 посткраниальных скелетов взрослых индивидов разной степени сохранности. Их большая часть происходит из погребений собственно афанасьевской культуры, меньшая — из погребений выделенных из нее куротинского, арагольского и улитинского типов, близких в культурнохронологическом отношении к собственно афанасьевской культуре (Вадецкая и др. 2014). Мужская и женская суммарная горноалтайская серия (табл. 1) характеризуется особенностями протоевропеоидного антропологического типа, распространенного в синхронное время среди населения степной полосы Евразии (Дебец 1948; Алексеев 1961; Рыкушина 1976; Алексеев и др. 1987; и др.). Изначально были выявлены некоторые морфологические различия между афанасьевским населением Алтая и Минусинской котловины, заключавшиеся в меньших значениях высоты мозговой коробки, угла наклона лобной кости и скулового диаметра у минусинских афанасьевцев по сравнению с алтайскими (Там же). Эти различия сохраняются и с накоплением материалов 2, но по ширине лица у мужчин стали заметно меньше, а в женских сериях отсутствуют (табл. 1). Также ранее было выявлено определенное многообразие строения черепа локальных групп населения афанасьевской культуры (Алексеев 1981; Чикишева 1994; 2000; 2012: 65—67). Позже, с добавлением новых краниологических материалов из Горного Алтая, были выделены на уровне индивидов, могильников и локальных групп два европеоидных краниологических типа (Солодовников 2003; 2009), определяемых в качестве основных компонентов в антропологическом составе населения афанасьевской культуры — преобладающий у алтайских афанасьевцев выраженно гиперморфный с крупным и высоким черепом (рис. 1—3), и умеренно гиперморфный с менее крупным и, особенно, менее высоким черепом, определяющий краниологическую специфику единокультурных популяций Минусинской котловины. Были приведены сравнительные данные в пользу их восточноевропейского происхождения, и связи с раз2 Суммарная краниологическая серия афанасьевской культуры Минусинской котловины получена на основе опубликованных материалов (Дебец 1932; Алексеев 1961, Перевозчиков 1993) и неопубликованных измерений Г. В. Рыкушиной и К. Н. Солодовникова. Новые или исследованные заново с необходимой реставрацией черепов материалы происходят из могильников Афанасьева Гора, Тесь I, Сыда, Красный Яр I, Каменный Лог II, Саргов, Тепсей VIII, Моисеиха, Лебяжье. Алтай Признак по Мартину и др. Мужчины суммарно биоклиматическая зона I x(n) s x(n) Минусинская котловина Женщины II ♂ суммарно биоклиматическая зона I x(n) x(n) s x(n) Таблица 1. Хангай (ШатарЧулу) 376 Краниологические параметры групп афанасьевской культуры Южной Сибири и Центральной Азии Северная Джунгария (Аитохань I) II+III x(n) ♂ ♀ ♂ ♂ 192,3(55) 5,2 192,4(19) 191,7(26) 193,7(10) 183,6(40) 5,3 182,0(20) 185,2(20) 195,1(16) 182,9(20) 196,0(2) 181,4(1) 8. Поперечный диаметр 142,8(56) 4,4 142,2(19) 144,0(27) 140,4(10) 138,9(39) 4,3 138,0(20) 139,8(19) 142,9(14) 135,7(18) 146,0(2) 132,0(1) 8:1. Черепной указатель 74,3(54) 3,3 74,0(19) 75,1(26) 72,5(9) 75,6(37) 2,4 75,9(20) 75,4(17) 73,3(14) 74,1(18) 74,5(2) 72,8(1) 17. Высотный диаметр от ba 139,0(36) 6,6 137,5(13) 138,5(15) 142,3(8) 134,6(32) 4,6 133,4(17) 136,1(15) 135,7(11) 131,1(11) 141,0(2) 132,0(1) 20. Высотный диаметр от po 116,6(47) 4,4 116,2(19) 116,5(22) 117,8(6) 112,7(35) 4,9 111,2(18) 114,2(17) 114,9(10) 113,1(11) 121,0(2) 109,0(1) 5. Длина основания черепа 107,5(37) 4,8 106,1(13) 108,1(15) 108,7(9) 103,5(32) 5,2 103,4(17) 103,7(15) 107,8(9) 101,1(11) 105,0(1) 103,7(1) 9. Наименьшая ширина лба 100,1(62) 4,6 99,3(22) 100,5(27) 100,5(13) 96,9(42) 4,6 97,4(21) 96,4(21) 98,6(20) 96,9(23) 101,1(2) 91,3(1) 11. Ширина основания черепа 129,1(45) 4,4 128,5(18) 129,6(22) 128,6(5) 122,6(33) 5,2 122,5(18) 122,6(15) 126,9(10) 118,7(10) 131,0(2) 119,0(1) 32. Угол профиля лба от n. 80,6(48) 4,5 81,2(19) 78,7(19) 83,0(10) 84,0(34) 4,6 83,6(18) 84,5(16) 76,0(9) 82,1(12) 82,0(2) 80,5(1) 40. Длина основания лица 103,5(32) 6,2 101,7(12) 104,0(11) 105,3(9) 98,9(27) 5,0 98,9(13) 98,9(14) 100,5(8) 96,6(10) 100,0(1) 96,1(1) 40:5. Указатель выступания лица 96,4(32) 3,4 96,0(12) 96,6(11) 96,9(9) 94,9(27) 3,5 94,6(13) 95,1(14) 94,1(8) 95,5(10) 95,2(1) 92,7(1) 45. Скуловой диаметр 139,7(54) 5,5 138,4(20) 139,8(22) 141,8(12) 130,2(36) 5,2 130,1(19) 130,4(17) 137,5(10) 130,6(13) 141,5(2) 130,6(1) 48. Верхняя высота лица 70,7(51) 3,4 70,5(19) 70,8(20) 71,0(12) 67,6(32) 4,3 68,5(15) 66,8(17) 70,5(12) 66,8(15) 67,3(2) 62,4(1) 48:17. Вертикальный фациоцеребральный указатель 50,9(33) 3,3 51,2(12) 51,0(13) 50,2(8) 50,5(27) 3,1 51,5(13) 49,5(14) 53,2(9) 55,8(10) 47,7(2) 47,8(1) 48:45. Верхний лицевой указ-ль 50,5(47) 2,5 51,0(18) 50,3(17) 50,1(12) 52,2(30) 3,2 53,1(14) 51,4(16) 51,5(10) 50,9(12) 47,6(2) 47,8(1) 43. Верхняя ширина лица 110,7(49) 4,2 109,7(21) 111,7(23) 110,6(5) 107,6(38) 4,9 107,7(18) 107,5(20) 110,3(15) 105,7(14) 115,0(2) 110,35(1) 72. Общий лицевой угол 85,4(43) 4,0 85,9(18) 84,9(15) 85,0(10) 85,8(31) 3,7 86,1(16) 85,6(15) 86,8(9) 85,4(12) 87,5(2) 86,0(1) 74. Угол альвеолярной части лица 78,0(37) 6,7 77,3(17) 79,2(15) 76,7(5) 79,4(26) 6,0 79,5(13) 79,3(13) 81,8(8) 79,9(7) 75,5(2) 85,0(1) 77. Назо-малярный угол 137,7(50) 4,2 137,0(21) 138,3(23) 137,5(6) 137,2(37) 4,3 137,1(18) 137,3(19) 138,1(13) 136,5(11) 139,0(2) 138,0(1)* Zm’. Зиго-максиллярный угол 125,5(40) 4,1 125,1(17) 126,3(18) 124,1(5) 125,8(31) 5,8 127,1(14) 124,7(17) 125,4(11) 123,0(9) 132,8(2) 122,0(1) 51. Ширина орбиты от mf 44,1(46) 1,7 43,5(18) 44,7(21) 43,6(7) 42,9(32) 2,1 43,3(17) 42,4(15) 44,4(11) 42,8(11) 43,8(2) 44,0(1) 51a. Ширина орбиты от d 41,5(49) 1,4 40,9(19) 42,1(19) 41,5(11) 40,2(37) 1,9 40,6(19) 39,8(18) 42,0(10) 40,2(13) 42,0(2) 40,75(1) 52. Высота орбиты 31,1(55) 2,6 30,8(20) 30,7(23) 32,6(12) 30,9(37) 2,1 31,1(19) 30,7(18) 32,8(14) 32,0(16) 29,8(2) 29,3(1) 52:51. Орбитный указатель от mf 70,6(46) 6,6 71,2(18) 68,9(21) 74,5(7) 72,4(32) 4,9 71,9(17) 73,0(15) 73,7(11) 73,5(11) 68,1(2) 66,6(1) 6,3 75,6(19) 73,5(19) 78,1(11) 76,9(37) 5,3 76,7(19) 77,2(18) 78,7(10) 79,5(13) 70,9(2) 71,9(1) 52,1(51) 3,0 51,5(19) 52,5(20) 52,3(12) 49,0(33) 2,8 49,3(16) 48,7(17) 51,7(13) 49,1(14) 47,5(2) 47,25(1) 54. Ширина носа 26,2(51) 2,2 25,7(18) 26,4(20) 26,8(13) 25,1(33) 1,6 25,3(16) 24,9(17) 26,0(14) 24,6(16) 26,4(2) 23,0(1) 54:55. Носовой указатель 50,5(49) 3,9 50,3(18) 50,3(19) 51,0(12) 51,3(32) 3,6 51,5(16) 51,1(16) 50,2(13) 50,5(14) 55,7(2) 48,7(1) 75(1). Угол выступания носа 35,4(37) 5,1 37,3(16) 34,3(13) 33,6(8) 30,4(29) 3,6 30,8(16) 30,0(13) 35,6(9) 30,0(13) 37,0(2) 34,0(1)* SC. Симотическая ширина 8,92(40) 1,6 9,09(18) 8,93(16) 8,40(6) 8,48(31) 1,7 8,2(15) 8,78(16) 8,0(9) 8,9(13) 9,1(2) 10,13(1) Stratum plus 75,4(49) 55. Высота носа №2. 2022 52:51a. Орбитный указатель от d К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ 1. Продольный диаметр 5,55(38) 1,1 5,54(16) 5,78(16) 4,97(6) 4,70(30) 1,2 4,6(15) 4,78(15) 5,3(8) 5,0(13) 5,8(2) 5,55(1) SS:SC. Симотический указатель 62,9(38) 11,9 61,0(16) 65,9(16) 59,8(6) 56,6(30) 13,1 57,7(15) 55,4(15) 63,6(8) 57,0(13) 63,1(2) 54,8(1) DC. Дакриальная ширина 22,69(39) 2,3 22,81(17) 22,66(16) 22,48(6) 21,74(29) 2,6 22,4(16) 20,88(13) 22,3(8) 21,1(9) 25,9(2) 22,35(1) DS. Дакриальная высота 14,31(35) 1,4 14,26(14) 14,67(15) 13,02(6) 13,38(28) 1,7 13,4(15) 13,30(13) 13,8(8) 12,8(9) 14,8(2) 12,25(1) DS:DC. Дакриальный указатель 63,8(35) 10,2 63,3(14) 65,5(15) 58,2(6) 62,5(28) 10,7 60,4(15) 65,0(13) 62,1(7) 61,4(9) 57,1(2) 54,8(1) Stratum plus SS. Симотическая высота №2. 2022 Таблица 1 (окончание). Примечание: * – вычислено по исходным данным (Фу Чан и др., 2016, табл. 5). Признак по Мартину и др. Алтай Хангай Мужчины суммарно Женщины биоклиматическая зона суммарно I II III биоклиматич. зона I II+III ♂ x(n) s x(n) x(n) x(n) x(n) s x(n) x(n) H1. Наибольшая длина плечевой кости 346,8(19) 11,8 341,3(3) 351,1(8) 344,6(8) 314,6(14) 11,5 310,5(4) 316,3(10) 345,5(2) H7. Наименьшая окружность диафиза плечевой кости 69,5(23) 5,0 69,2(6) 72,1(9) 66,8(8) 65,4(15) 4,4 65,3(4) 65,5(11) 63,0(2) R1. Наибольшая длина лучевой кости 264,9(20) 12,2 262,3(4) 269,8(8) 261,3(8) 237,1(11) 6,1 235,8(4) 237,9(7) 264,0(2) R3. Наименьшая окружность диафиза лучевой кости 47,1(15) 4,0 43,8(4) 48,4(8) 48,0(3) 44,0(9) 3,9 46,0(2) 43,4(7) 48,5(2) R3:2. Указатель прочности диафиза лучевой кости 18,9(13) 1,5 17,9(3) 19,1(7) 19,1(3) 20,0(6) 1,4 20,6(1) 19,8(5) 18,6(2) U1. Наибольшая длина локтевой кости 285,9(18) 14,0 283,3(4) 290,8(6) 283,5(8) 275,5(11) 19,3 286,3(4) 269,3(7) 283,5(2) U3:2. Указатель прочности локтевой кости 16,2(11) 1,5 17,5(3) 16,4(5) 14,5(3) 18,2(7) 1,7 17,6(1) 18,4(6) 17,5(2) 483,8(22) 21,4 466,6(5) 490,8(8) 487,2(9) 442,6(15) 15,3 441,8(5) 443,0(10) 498,0(2) 99,4(24) 6,2 98,8(6) 99,3(9) 99,8(9) 88,5(15) 5,2 86,2(5) 89,7(10) 99,5(2) F8:2. Указатель массивности 20,7(22) 1,1 21,2(5) 20,7(8) 20,5(9) 19,9(12) 1,3 18,6(3) 20,3(9) 20,1(2) F6:7. Указатель пиластрии 107,0(24) 8,6 105,3(6) 105,1(9) 110,2(9) 100,1(16) 7,2 99,4(6) 100,5(10) 110,1(2) F10/9. Указатель платимерии 78,0(23) 6,8 80,1(5) 77,3(9) 77,6(9) 74,7(16) 7,6 71,0(6) 76,9(10) 75,0(2) T1. Полная длина большой берцовой кости 405,3(23) 20,5 398,6(5) 408,3(9) 406,1(9) 365,8(16) 13,1 366,8(5) 365,4(11) 399,0(2) T10b. Наименьшая окружность диафиза большой берцовой кости 86,2(23) 4,9 84,8(6) 87,2(9) 86,1(8) 77,1(16) 5,5 75,8(5) 77,7(11) 84,5(2) T9а:8а. Указатель платикнемии 68,3(24) 7,4 71,7(6) 69,6(9) 64,6(9) 68,4(17) 4,1 69,1(6) 68,1(11) 76,8(2) Длина по Дюпертюи и Хэддену 180,5 175,8 180,9 180,1 165,6 165,5 165,7 182,4 Длина по Троттер и Глезер 179,0 173,8 179,4 178,6 163,4 163,2 163,5 181,1 Длина по Дебецу 177,6 171,0 178,1 177,1 163,1 162,9 163,2 180,8 Вес по Дебецу 81,3 77,2 82,6 79,9 67,2 65,1 68,3 78,9 377 F1. Наибольшая длина бедренной кости F.8. Окружность середины диафиза бедренной кости Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая Таблица 2.. Остеометрические параметры групп афанасьевской культуры Алтая и Хангая 378 К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ Stratum plus №2. 2022 Рис. 1. Черепа людей афанасьевской культуры Горного Алтая: a — мужчины 40—45 лет, Сальдяр I, огр. 5; b — мужчины 35—45 лет, Нижний Тюмечин I, огр. 13; c — женщины 30—35 лет, Семисарт I, огр. 1. (фото К. Н. Солодовникова). Fig. 1. Crania of the Afanasievo culture from the Gorniy Altai: a — Males, 40—45, enc. 5, Saldyar I site; b — Males, 35—45, enc. 13, Lower Tyumechin I site; c — Females, 30—35, enc. 1, Semisart I site (Photos by K. N. Solodovnikov). ными группами населения энеолита и ранней бронзы юга Восточной Европы (Там же). Контакты афанасьевского населения с автохтонными группами, характеризующимися промежуточными монголоидно-евро- пеоидными антропологическими особенностями (Чикишева 2000; 2012), вероятно, были очень редки, и осуществлялись на территории Горного Алтая через женскую часть популяции и/или население, оставившее отличные Stratum plus Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая 379 №2. 2022 от собственно афанасьевской культуры типы погребений (Солодовников, Рыкун 2018). Единичные контакты с местным населением фиксируются также на основании палеогенетического исследования людей, захороненных в одном из погребений афанасьевского могильника Карасук III в Минусинской котловине (Narasimhan et al. 2019) и в могильнике Кургак гови (Хуурай Говь 1) в Монгольском Алтае (Wang et al. 2020). В последнем случае результаты изучения палео-ДНК подтверждаются нехарактерной для афанасьевского населения горизонтальной уплощенностью лица данного индивида детского возраста, и отличным от протоевропеоидного типа строением краниума взрослого мужчины из этого же погребения, что дает основания предполагать влияние местного населения с неевропеоидными морфологическими особенностями (Эрдэнэ и др. 2020) 3. Ярко выраженные протоевропеоидные особенности и сходство с локальными и суммарными краниологическими сериями других регионов распространения культуры прослеживаются на двух мужских черепах 4 из афанасьевских курганов могильника Шатар-Чулу на юго-западных склонах хребта Хангай в Монголии (табл. 1) 5. Также характерные протоевропеоидные черты фиксируются на мужском черепе афанасьевской Это корреспондирует с заключением об отличиях керамического сосуда из погребения в кургане могильника Кургак гови 1 по форме и орнаментации как от собственно афанасьевской керамики, так и сосудов близких культурных типов из погребений с территории Синьцзяна и Казахстана (Степанова, Мерц 2021: 261— 262), что, по-видимому, ставит вопрос об афанасьевской культурной принадлежности данного кургана. 3 4 На морфологическое своеобразие женского черепа, измерения которого опубликованы (Алексеев и др. 1987: табл. 2) как принадлежащего к афанасьевской культуре Западной Монголии, ранее уже обращалось внимание (Солодовников 2009: 117). Уточнение его происхождения непосредственно в Лаборатории биоархеологии Монгольского национального университета дает возможность полагать, что данный череп происходит из могилы 6 могильника Шатар-Чулу (AT-28), относящейся к эпохе позднего средневековья. 5 Некоторые разночтения в индивидуальных и средних измерительных данных черепов мужчин из могил 3 и 5 могильника афанасьевской культуры Шатар-Чулу, опубликованных как происходящих из Западной Монголии (Тумэн 1979; Мамонова 1980; Алексеев и др. 1987), заставили их повторно исследовать. Выяснилось, что эти различия были вызваны небольшими методическими расхождениями, ошибками по шкале измерений, а также сохранностью материала. Приведенные в таблице 1 средние размеры мужских черепов из этого могильника можно считать конвенциональными, учитывающими эти особенности материала и ранее опубликованные измерения в связи с утерей некоторых фрагментов черепов. культуры с территории Китая (Фу Чан и др. 2016), из кургана M22 могильника Аитохань (Ай-Тухан) I на юго-западных склонах Алтая (Ковалев 2019) в северной части Синьцзяна (табл. 1). Наибольшее морфологическое сходство серий черепов афанасьевской культуры Алтая и Минусинской котловины было выявлено с краниологическими сериями энеолита и ЯКИО ранней бронзы степных районов Восточной Европы от Днепра до Урала (Солодовников 2009). Однако, по данным А. Г. Козинцева (2009; и др.), не меньшее, а зачастую максимальное сходство афанасьевских групп прослеживается с различными группами катакомбной культурной общности степей Восточной Европы. Результаты других исследований показывают, что максимальное сходство афанасьевцев среди восточноевропейских популяций периода энеолита, ранней и начала средней бронзы прослеживается с сериями ямной культуры и близких ей культурнохронологических групп степей и лесостепей Волго-Уралья (Солодовников 2010; Хохлов и др. 2016). Существенных антропологических различий между населением собственно афанасьевской культуры и близких ей куротинского и арагольского культурных типов Горного Алтая в этой связи не обнаружено (Хохлов и др. 2016). Представляющие их серии черепов, так же как краниологические находки из погребений ямно-афанасьевского культурно-хронологического облика промежуточных районов Восточного и Центрального Казахстана (Усть-Нарым, Карагаш), по результатам межгруппового анализа входят в общий ямно-афанасьевский кластер. На евразийском межгрупповом морфологическом фоне он существенно отличается и от южных европеоидных популяций Закавказья и юга Средней Азии, и от носителей археологических культур наиболее южных/западных районов Восточной Европы (трипольская, кеми-обинская, майкопская, ямная Северо-Западного Причерноморья). В то же время, морфологические различия ямно-афанасьевских черепов со всеми предшествующими и синхронными азиатскими группами очень значительные (Там же: рис. 4). Анализ краниологических материалов неолита — энеолита Среднего Прииртышья подтвердил антропологические отличия местного населения лесостепных и степных районов центральных регионов Евразии от ямно-афанасьевских групп восточноевропейского происхождения (Солодовников и др. 2019). По остеометрическим параметрам население афанасьевской культуры характеризо- 380 К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ Stratum plus №2. 2022 валось Г. Ф. Дебецем как обладавшее «высоким ростом и очень крепким сложением», с обращающей на себя внимание в пропорциях длинной голенью (Дебец 1948: 67). По данным М. Б. Медниковой (1995), оно представляло локальный вариант «степного» морфотипа разнообразного населения евразийских степей эпохи бронзы. Его характерной особенностью при, как правило, повышенных длиннотных параметрах костей конечностей является сбалансированность линейных пропорций. В качестве носителей данного комплекса морфологических особенностей выступают многие группы эпохи бронзы степей Евразии, при этом размеры тела у афанасьевского населения Горного Алтая, на основании исследования скелетов из могильников УстьКуюм и Курота II, составляют групповой максимум за едва ли не двухтысячелетний период евразийской истории (Медникова 1995; 2010). Большинство представителей ЯКИО были ниже ростом, а афанасьевцы Минусинской котловины, невзирая на большое морфологическое сходство с алтайскими, все же уступают им в размерах тела (Там же). Комплексный анализ более обширных остеометрических данных по населению энеолита — ранней бронзы Горного Алтая подтверждает существующее представление об афанасьевцах Алтая как об одной из самых высокорослых групп среди евразийских популяций эпохи бронзы (Тур, Рыкун 2006). Локальные краниологические серии черепов алтайских афанасьевцев из впервые выделенных групп памятников Горного Алтая, в целом соответствующих долинам и межгорным котловинам Алтайской горной страны, проявляют высокую и статистически значимую положительную связь параметров высоты черепа и массивности мозговой коробки (а также скулового диаметра у мужских групп) с географическими и био-климатическими показателями, характеризующими высоту над уровнем моря и суровость климата (Солодовников и др. 2018). На основании опубликованных остеометрических данных суммированы три скелетные серии, исходя из принадлежности к данным локальным группами и биоклиматическим зонам. Выявлено, что при сохранении сходных пропорций сегментов тела мужчины из биоклиматически дискомфортных районов Центрального Алтая с преимущественно средней высотой гор (биоклиматическая зона II) и наиболее дискомфортных районов высокогорных долин и горных котловин юго-востока Алтая (биоклиматическая зона III) в среднем превосходят мужскую выборку климатически комфортных низкогор- ных зон северо-западных предгорий Алтая и долины Катуни (биоклиматическая зона I) у мужчин не менее чем на 4—5 см длины тела, и от 5 до 8 кг его массы (Солодовников, и др. 2018: табл. 3). Таким образом, увеличение высоты мозговой коробки и ширины лица у афанасьевских популяций является проявлением общего увеличения размеров тела, а не только влияния исходного краниологического полиморфизма предкового восточноевропейского населения, как предполагалось ранее (Солодовников 2003; 2009). А антропологические различия афанасьевских популяций, в том числе в целом алтайских и минусинских, в значительной степени связаны с особенностями адаптации пришлых европеоидных групп к суровым био-климатическим условиям Алтайской горной страны, которые заключаются в усилении основного обмена и, как следствие, еще большем увеличении размеров тела (Тур, Рыкун 2006) исходно крупного и высокорослого протоевропеоидного населения. Физические особенности популяций энеолита — ранней бронзы юга Восточной Европы в свете проблем происхождения населения афанасьевской культуры Появление новых остеологических материалов энеолита–бронзы степной и лесостепной полосы Восточной Европы заставляет проверить наблюдение о наибольшей высокорослости горно-алтайских афанасьевцев в кругу древних популяций Евразии. Так, опубликованы измерительные данные длинных костей людей ранней и развитой бронзы Волго-Уралья (ямной и полтавкинской культур) (Григорьев 2018; 2020) и ранней бронзы Нижнего Подонья (Григорьев, Китова 2021), средние размеры которых характеризуются большими и очень большими продольными размерами. Сравнение с ними, а также с более узколокальными сериями ранней и средней бронзы Прикубанья (Добровольская, Зенкевич 2006) и степного Предкавказья из могильника Чограй IX (Медникова 2006) и другими группами (Солодовников и др. 2018: рис. 2, 3), показывает, что алтайская скелетная выборка из биоклиматически комфортной зоны III (табл. 2) и минусинская афанасьевская, в определенной мере служащие «контрольными группами», в среднем несколько ниже, чем серии ранней и средней бронзы Урало-Поволжья или Предкавказья (рис. 2). Последние группы являются наиболее высокорослыми среди вос- Stratum plus Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая 381 №2. 2022 Рис. 2. Сравнительная характеристика длины и пропорций тела мужских групп афанасьевской культуры Южной Сибири и Центральной Монголии, и ранней — средней бронзы юга Восточной Европы (средние по формуле Г. Ф. Дебеца): Hu — плечевая кость; Ra — лучевая кость; Fe — бедренная кость; Ti — большая берцовая кость; 1—5 — афанасьевская культура:1 — Минусинской котловины; 2 — Алтая, биоклиматическая зона I; 3 — Алтая, биоклиматическая зона II; 4 — Алтая, биоклиматическая зона III; 5 — Хангая (Шатар-Чулу) (Тумэн 1979); 6 — древнеямная культура степного Поднепровья (Круц 1984); 7 — древнеямная культура Калмыкии (Казарницкий 2010); 8 — ранняя и средняя бронза степного Предкавказья (Чограй IX) (Медникова 2006); 9 — ранняя и средняя бронза Волго-Уралья (Григорьев 2018). Fig. 2. Comparison of the statute and body proportion of the male groups of the Afanasievo culture from the southern Siberia and central Mongolia, early — middle Bronze Ages from the south of the eastern Europe (Mean calculated by G. F. Debets formula): Hu — humerus; Ra — radius; Fe — femur; Ti — tibia; 1—5 — Afanasievo culture:1 — Minusin Basin; 2 — Altai, Bio-climatic zone I; 3 — Altai, Bio-climatic zone II; 4 — Altai, Bio-climatic zone III; 5 — Khangai mountain (Shatar chuluu site) (Тумэн 1979); 6 — Ancient Yamnaya culture from the steppe Subdnieper area (Круц 1984); 7 — Ancient Yamnaya culture from the Khakasia (Казарницкий 2010); 8 — Early and Middle Bronze Age from the steppe Cis-Caucasia (Chograi IX) (Медникова 2006); 9 — Early and Middle Bronze Age from the Volga-Ural (Григорьев 2018). точноевропейских, однако и они уступают по средним параметрам продольных размеров длинных костей алтайским афанасьевцам из среднегорных и высокогорных районов, и не превышают по реконструированным параметрам длины тела суммарную алтайскую серию, составленную из всех опубликованных остеометрических данных (Дебец 1948; Чикишева 1994; Тур, Рыкун 2006, Медникова 2010; Солодовников, Рыкун 2018) (табл. 2). При этом небольшая серия скелетов из афанасьевского могильника Шатар-Чулу в Центральной Монголии (Тумэн 1979) характеризуется еще большей длиной тела (табл. 2; рис. 2). Группы афанасьевцев Алтая и Хангая по продольным, поперечным и обхватным размерам длинных костей, а также показателям пропорций и массивности мужских скелетов, наиболее сходны среди восточноевропейских популяций с сериями из УралоПоволжья (Григорьев 2018; 2020; Боруцкая 2016), отличаясь от восточно-европейских усилением массивности костей предплечья, бóльшими показателями платимерии, пиластрии и прочности бедра в алтайской афанасьевской серии. Выделяются алтайские афа- насьевцы также увеличением продольных параметров нижних конечностей, особенно голеней, что сближает их с населением энеолита и бронзы юга Средней Азии (Тур, Рыкун 2006). Таким образом, афанасьевское население Алтая и Хангая характеризовалось крайне высоким ростом и среди, в целом, высокорослого древнего европеоидного населения Евразии (Медникова 2010). Однако данный вывод следует относить именно к группам энеолита — ранней бронзы из высокогорных и среднегорных районов Алтая Так как увеличение размеров тела в афанасьевских популяциях на территории Алтайской горной страны протекало параллельно с увеличением размеров краниума и усилением общей массивности черепа (Солодовников и др. 2018), суммированы краниологические серии из разных биоклиматических зон Горного Алтая 6, соответствующие остеомет6 По сравнению с предыдущими данными (Солодовников и др. 2018: табл. 2), в суммарную афанасьевскую горно-алтайскую серию и группы основных био-климатических зон Алтая добавлены неопубликованные измерения черепов из Северо-Западного Алтая 382 К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ Stratum plus №2. 2022 рическим сериям из этих районов (табл. 1). Эти группы черепов алтайских афанасьевцев являются, фактически, локальными выборками гиперморфного протоевропеоидного антропологического типа с крупной умеренно долихокранной черепной коробкой, где данные особенности усиливаются по мере повышения дискомфортности климатической зоны (рис. 3; 4). Различия между женскими горноалтайскими группами касаются лишь увеличения общей массивности черепа в объединенной группе из биоклиматических зон II и III (рис. 5) по сравнению с серией из биоклиматически комфортных районов (табл. 1). Мужские скелеты из афанасьевского могильника Шатар-Чулу в Хангае наиболее сходны с группами из алтайского средне- и высокогорья, и при сохранении общих протоевропеоидных особенностей продолжают тенденцию усиления массивности краниума вместе с увеличением продольных размеров тела со средним реконструируемым ростом у мужчин более 180 см (табл. 1; 2), превосходя в длине тела все остеометрически исследованные древние популяции с территории Евразии. По сравнению с другими системами признаков наибольшую генетическую нагрузку несут размеры и форма черепа, которые важны для оценки биологического расстояния между индивидуумами и группами. Поэтому для выяснения истоков высокорослости афанасьевских популяций в связи с вопросами их происхождения проведены межгрупповой канонический анализ краниологических серий (программа К. Ю. Чистова) и вычисление расстояний Махаланобиса–Рао D 2 по набору из 17 наиболее важных расово-диагностирующих признаков (табл. 3). Поскольку ранее по результатам межгруппового анализа (Хохлов и др. 2016) были отвергнуты гипотезы, связывающие происхождение афанасьевцев на основе исследования антропологических материалов с иными территориями, чем юг Восточной Европы, и была определена наибольшая морфологическая близость афанасьевского населения с древними степными и лесостепными восточноевропейскими группами, локализованными от Днепра до Урала (Там же; Солодовников 2009; 2010), то для сравнения привлекались краниологические выборки в основном с этой территории. Исключение составляет небольшая азиатская серия энеоиз могильников Ханкаринский дол (мужской, раскопки П. К. Дашковского) и Усть-Теплая (женский, раскопки С. П. Грушина), и фрагментарного черепа из могильника Катанда-2 (Полосьмак, Чикишева 2020). Рис. 3. Реконструкция лица по черепу Сальдяр I, огр. 5. Биоклиматическая зона I. Здесь и далее по: (Солодовников, Нечвалода 2020). Fig. 3. Reconstruction of face by the cranium, from enc. 5, Saldyar I site, Bio-climatic zone I. (Here and further by Solodovnikov, Nechvaloda 2020). Рис. 4. Реконструкция лица по черепу Нижний Тюмечин I, огр. 13. Биоклиматическая зона II. Fig. 4. Reconstruction of face by crania, from enc. 13, Nijnii Tyumechin I site, Bio-climatic zone II. Рис. 5. Реконструкция лица по черепу Семисарт II, огр. 1. Биоклиматическая зона II. Fig. 5. Reconstruction of face by crania, from enc. 1, Semisart II site, Bio-climatic zone II. лита лесостепного Тоболо-Ишимья (Ботай, Гладунино 3), так как высказывалось мнение об антропологическом сходстве этого населения с ямно-афанасьевскими группами (Хох- Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая Stratum plus 383 №2. 2022 Таблица 3. Элементы первых двух канонических векторов (КВ I-II) краниологических серий афанасьевской культуры, энеолита — раннего этапа средней бронзы юга Восточной Европы Признак Мужчины Женщины КВ I КВ II КВ I КВ II -0,359 -0,201 -0,533 -0,101 8. Поперечный диаметр 0,691 -0,213 0,664 0,203 17. Высотный диаметр 0,024 0,232 0,034 0,091 9. Наименьшая ширина лба 0,017 0,348 0,126 -0,079 32. Угол профиля лба 0,345 0,049 0,119 -0,180 45. Скуловой диаметр 0,289 0,443 0,245 0,088 48. Верхняя высота лица -0,200 -0,324 0,039 0,069 72. Общий лицевой угол 0,127 -0,218 0,222 -0,120 77. Назо-малярный угол 0,007 0,279 0,034 -0,133 Zm’. Зиго-максиллярный угол 0,019 0,172 -0,006 0,164 51. Ширина орбиты -0,027 -0,283 0,181 -0,639 52. Высота орбиты -0,230 0,092 -0,085 0,477 55. Высота носа -0,174 0,155 -0,182 0,241 54. Ширина носа 0,076 -0,252 0,165 0,145 75 (1). Угол выступания носа 0,085 -0,163 0,170 0,157 SC. Симотическая ширина 0,066 0,005 -0,029 0,276 1. Продольный диаметр SS. Симотическая высота 0,181 -0,281 -0,045 -0,121 λ. Собственные значения 14,52 4,92 13,41 4,82 P, %. Доля в общей дисперсии 34,8 11,8 34,8 12,4 лов, Китов 2012; 2018). Исходя из радиоуглеродных дат начала афанасьевской культуры в Южной Сибири и Центральной Азии, а также результатов ранее проведенного исследования, следует определить — население каких культурно-хронологических групп энеолита или ЯКИО ранней бронзы юга Восточной Европы внесло наибольший вклад в формирование физических особенностей афанасьевцев. Иными словами, стоит вопрос о месте и времени сложения протоафанасьевской популяции в кругу древнескотоводческих восточноевропейских групп. В сравнительном исследовании алтайских афанасьевских групп из разных биоклиматических зон, минусинской и монгольской афанасьевских серий использованы практически все опубликованные краниометрические данные по восточно-европейскому степному энеолиту в общем количестве более 150 черепов взрослых индивидов, сгруппированных на основании индивидуальных и средних параметров в несколько серий (табл. 4). К материалам среднестоговской и новоданиловской культур, суммированным в работах И. Д. Потехиной (Потехина 1983; 1999; и др.), добавлены измерения черепов из могильников и погребений степной и лесостепной полосы юга Восточной Европы, учитывающихся в каталоге их памятников (Телегин и др. 2001: 18, 29, 65, 67, 109), а также новые опубликованные и неопубликован- ные материалы. Также получена сборная серия энеолита обширных степных районов Восточной Европы от Предкавказья (Нальчик, Суворовская) до Днестра и Дуная (Окница, Богатое) 7. Отдельную группу составляют черепа из т. н. «плоских» могильников степного Поднепровья, измерения которых были опубликованы как принадлежащие к ямной культуре (Зиневич 1967; Кондукторова 1969), и выделенные (Шевченко 1986) в отдельную серию на основании отличий в погребальном обряде 8. Также проблематично выделение краниологической серии из археологических комплексов, связываемых с репинской куль7 Погребальные комплексы энеолита восточноевропейских степей, в частности, с территории Украины, нередко относятся разными авторами к разным культурам и группам (Файферт 2019: 42). Поэтому объединение в одну серию краниологических материалов, только часть из которых описывается в антропологических работах как принадлежащие к постмариупольской и нижнемихайловской культурам (Потехина 1999; Долженко 2018), возможно в настоящее время лишь на такой широкой территориально-хронологической основе. 8 Большая часть погребений, откуда они происходят (Дереивка, Золотая Балка), относится к периоду среднего и позднего энеолита (Телегин и др. 2001: 20; Rassamakin 2004: 53—54, 83, 94—95, 174), другая часть (Волошское (Скеля-Каменоломня), Гавриловка, Михайловка I), по устному сообщению Н. С. Котовой, не имеет четких хронологических признаков, и может датироваться как доямным, так и ямным временем. К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ 384 Stratum plus №2. 2022 Сравнительные серии черепов Таблица 4. 1—5 — афанасьевская культура 1. Алтай, биоклиматическая зона I, табл. 1 2. Алтай, биоклиматическая зона II, табл. 1 3. Алтай, биоклиматическая зона III, табл. 1 4. Хангай (Шатар-Чулу, Центральная Монголия), табл. 1 5. Минусинская котловина, табл. 1 6 Энеолит лесостепного Тоболо-Ишимья (Ботай; Гладунино 3 (Рыкушина, Зайберт 1984; Хохлов, Нечвалода 2002)) 7—13 — энеолит юга Восточной Европы 7. Хвалынская культура лесостепного Поволжья (Хвалынский I и II, Хлопков Бугор (Хохлов 2010: табл. IV.13)) 8. Среднестоговская культура юга Восточной Европы (Игрень VIII; Александрия; Каменные Потоки; Дереивка II; Дрониха; Буран-Кая; Ксизово 6, раск. 2, погр. 2; раск. 2, погр. 3; Кипец I (Герасимов 1955: 269; Алексеев 1984; Потехина 1983; 1999; 2010; Васильев и др. 2018; А.А. Хохлов, неопубл. измер.)) 9. Новоданиловская культура степей Восточной Европы (Сурской о-в, закл. 1, погр. 2; Мариуполь; Ворошиловград; Джурджулешты; Джангар, кург. 1, погр. 3; Перегрузное I, кург. 13, погр. 7 (Герасимов 1955: 272; Потехина 1983; 1999: табл. 35; 2007; Казарницкий 2014: табл. 2; Балабанова, Перерва 2014) 10. «Степной» энеолит Восточной Европы, сборная серия: данные И.Д. Потехиной (1999: 119-127; Круц 1984: 117-121; Зіневич, Круц 1968); Кияшки, кург. № 3, погр. 6 (Долженко 2018); бассейн Северского Донца (Шепель 1985: табл. 2); Ракушечный Яр, погр. 3 (Зиньковский, 1974); Задоно-Авиловский (Шевченко 1980: табл. 2); Вертолетное поле, кург. 1, погр. 12 (Батиева 2001); Айгурский 2, кург. 29, погр. 1 (Герасимова и др. 2004: 116-118); Нальчикский (Дебец 1948: 107). 11. «Плоские» могильники Поднепровья (Зиневич 1967; Кондукторова 1969; Шевченко 1986) 12. «Репинская» культура юга Восточной Европы (Быково I, кург. 12, погр. 7; Орловка I, кург. 2, погр. 2; Лопатино I, кург. 31, погр. 1; Петровский, кург. 1, погр. 2; Васильевский Кордон 17; Каиры, кург. 1, погр. 3 (Хохлов 2017: табл. Б.13, Б.14; Козак, Потехина 2020; Свиридов и др. 2013)) 13. Бережновский тип степного Поволжья (Фирштейн 1967; Балабанова 2016: табл. 2) 14—32 — ранняя бронза и ранний этап средней бронзы юга Восточной Европы 14. Майкопская культура степного Предкавказья (Шевченко 1986: табл. 14; Хохлов 2002; Алексеева 2004; Герасимова и др. 2007; Казарницкий 2010; 2012; Шишлина и др. 2012) 15. Новосвободненская культура Предкавказья (Шевченко 1986: табл. 14; Казарницкий 2012) 16. Ямная культура правобережья Нижней Волги* (Хохлов 2017: табл. Б.17) 17. Ямная культура Калмыкии, южная и центральная группы (Казарницкий 2012: рис. 6; Приложение, табл. 2; Казарницкий и др. 2015: рис. 1; прим. 3; Хохлов 2006) 18. Раннекатакомбная культура Калмыкии (Казарницкий 2012: табл. 21) 19. «Северокавказская» культура Калмыкии (Шевченко 2009; Герасимова, Пежемский, 2014) 20. Ямно-катакомбный тип Калмыкии (Казарницкий 2012: табл. 25) 21. Ямная культура лесостепного Волго-Уралья (Хохлов 2017: табл. Б.15) 22. Ямная культура степного Поволжья* (Хохлов 2017: табл. Б.16) 23. Ямная культура Нижнего Поволжья* (Балабанова 2016: табл. 2) 24. Ямная культура Нижнего Подонья (Вуич 1958; Зиньковский 1974; Фирштейн 1974; Батиева 2010) 25. Тамаруткульский тип степного Приуралья (Хохлов, 2017: табл. Б.31) 26. Ранняя полтавкинская культура Поволжья** (Там же: табл. Б.33) 27. Поздняя полтавкинская культура Поволжья** (Там же: табл. Б.33) 28. «Ямная» культура Западного Казахстана (Хохлов, Китов 2012; 2018) 29. Ямная культура степного Поднепровья (Круц 1984) 30. Кеми-обинская культура Крыма (Жиляєва-Круц 1972; Безбородых, Васильев 2018) 31. Ямная и позднеямная культура Северо-Западного Причерноморья (Дебец 1948: табл. 30; Зіневич 1972) 32. Раннекатакомбная культура степного Поднепровья, сумм. (Круц 2017: табл. 10-11). * – женские черепа групп 16, 22, 23, ввиду единичности наблюдений в некоторых из них, суммированы (Казарницкий 2012; Хохлов 2017; Балабанова 2016) в сборную серию ямной культуры Нижней Волги. ** – суммарно для женских черепов (Хохлов, 2017: табл. Б.32). Stratum plus Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая 385 №2. 2022 турой юга Восточной Европы (табл. 4), которую составляют два мужских и два женских краниума (Хохлов 2017) из погребений с керамикой ямно-репинского типа курганных могильников степного и лесостепного Волго-Уралья, на археологическую специфику и уточненную половую принадлежность которых нам указал А. А. Хохлов; два из могильника «проторепинского» этапа Васильевский Кордон 17 (Свиридов и др. 2013); один из погребения Каиры, вероятно, относящегося к репинской культуре (Козак, Потехина 2020). В анализе также используется полученная с учетом новых материалов (Балабанова 2016: табл. 2) краниологическая серия из древнейших подкурганных погребений хвалынско-бережновского типа позднего энеолита Нижнего Поволжья (Фирштейн 1967). В межгрупповом анализе использованы опубликованные или суммированные краниологические серии общим числом не менее 520 черепов взрослых людей культур ранней бронзы и начала периода средней бронзы юга Восточной Европы. Это обусловлено хронологией афанасьевской культуры, датирующейся до середины III тыс. до н. э., а также морфогенетической преемственностью раннекатакомбного и отчасти полтавкинского населения юга Восточной Европы с предшествующими популяциями ЯКИО (напр..: (Хохлов 2017; Круц 2017: 56—60)). Получены суммарные серии майкопской и новосвободненской культур (включая черепа из погребений т. н. «степного майкопа»), чье население, независимо от взглядов на их соотношение, происхождение и датировку (Николаева 2009), по-видимому, послужило одной из основ для трансляции технологических и культурных традиций раннего бронзового века в степных регионах юга Восточной Европы (Богданов 2017: 139—142). Использованы краниологические серии ЯКИО Северо-Западного Прикаспия, с которыми преемственно схожи группы начала средней бронзы с территории Калмыкии (табл. 4). Популяции более северного ареала ЯКИО представлены суммарными сериями лесостепного Волго-Уралья, степного Поволжья (отдельная серия фактически той же территории — «позднеямная» группа Нижнего Поволжья (Балабанова 2016: табл. 2)), Нижнего Подонья. Население средней бронзы ВолгоУралья представлено выборками черепов раннего и позднего этапов полтавкинской культуры и тамаруткульского культурного типа. Суммирована серия «ямной культуры» Западного Казахстана 9, объединяющая краниологические находки из погребений константиновского и тамаруткульского культурных типов ранней бронзы (Богданов 2017: 142—145). Население ранних этапов эпохи бронзы более западных регионов представлено суммарными сериями ямной культуры степного Поднепровья 10, кеми-обинской культуры Крыма, ямной и позднеямной культуры Северо-Западного Причерноморья, а также раннекатакомбной культуры степного Поднепровья (Круц 2017: табл. 10—11). Таким образом, большинство «восточноевропейских» гипотез происхождения афанасьевской культуры обеспечено, в разной степени, антропологическими материалами для их верификации: связывающими ее происхождение с репинской культурой (Д. Энтони, Л. С. Клейн), энеолитическими или ямными группами Поднепровья (М. П. Грязнов, М. Т. Абдулганеев), Волго-Уралья (Н. Л. Моргунова) или восточной части ямного ареала (Э. Б. Вадецкая, С. В. Цыб), создателями «плоских» могильников Поднепровья, и, в целом, группами юго-западных вариантов ЯКИО (А. В. Фрибус), изготовителями керамики Южно-бугского и Нижнеднепровского вариантов ЯКИО (Степанова 2014: 86, рис. 3), или среднестоговской/дереивской культуры периода энеолита междуречья Днепра и Волги (Николаева 2019а; 2019б). Проведенный канонический анализ позволяет выявить основные тенденции морфологической дифференциации популяций древнего степного населения Восточной Ев9 Серия «ямной культуры» Западного Казахстана, вероятно, смешана не только в культурном, но и в эпохальном отношении. Из нее исключены измерения относящегося к раннему железному веку черепа из погр. 3 могильника Шоктыбай III (Хохлов, Китов 2012), но возможно, что в женской группе также присутствуют материалы позднейших эпох. 10 Морфологической спецификой локальных серий ЯКИО степного Поднепровья и более западных территорий на межгрупповом фоне групп энеолита-ранней бронзы юга Восточной Европы и афанасьевской культуры Южной Сибири являются выраженно долихокранная и относительно некрупная черепная коробка с более наклонным лбом, меньшие широтные параметры отделов черепа, тенденция к мезогнатности сильнее профилированного в горизонтальной плоскости лица (Солодовников 2009: 128—129). Эти же морфологические особенности, противоположные в масштабе сравниваемых различий краниометрическим параметрам ямных групп восточного ареала ЯКИО, характеризуют большинство локальных серий ямной культуры Северного Причерноморья при другом подсчете (Круц 2017), а также суммированную из данных материалов сборную серию ямников Поднепровья (Круц 1984). 386 К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ Stratum plus №2. 2022 ропы, и определить место афанасьевских мигрантов в срединные регионы Азии на их морфологическом фоне. Первые два канонических вектора (КВ I—II) описывают у мужских и женских групп более 45 % межгрупповой изменчивости (табл. 3). Главный из них разделяет разнополые серии в масштабе анализируемых различий по морфологическому вектору: более короткая и широкая мозговая коробка с более прямым лбом, более широкое лицо (у мужчин также — более низкие лицо и орбиты) с тенденцией к его большей ортогнатности, и серии с противоположным сочетанием признаков. Фактически, КВ I дифференцирует серии ямников и генетически связанные с ними группы начала СБВ по географическому вектору запад — восток (или северо-запад — юго-восток), на одном из полюсов которого находятся наиболее долихолептоморфные выборки черепов «буджакской» культуры Северо-Западного Причерноморья, кеми-обинской Крыма, ямная и раннекатакомбная серии степного Поднепровья, а на другом — наиболее брахиморфные группы ранней и начала средней бронзы Северо-Западного Прикаспия. Срединное положение по отношению к этим «полюсам» занимают ямные и наследующие им группы степного и лесостепного Волго-Уралья, Нижнего Подонья (промежуточная по морфологии группа между «южными» прикаспийскими и «северными» волго-уральскими сериями), а также Западного Казахстана (рис. 6). В женских группах эти отличия еще существеннее, и по КВ I образуется морфологическая дистанция серий Северо-Западного Прикаспия от остальных восточно-европейских (рис. 7). В этой части анализа группировка краниологических серий ямников Восточной Европы и их географическая приуроченность соответствуют ранее полученным результатам выделения зон брахикрании на юговостоке, и долихо-мезокрании на севере и западе ямного ареала (Шевченко 1986; Круц 2017; Хохлов 2017; Казарницкий 2012; 2014; 2021; и др.). Существенно, что раннекатакомбные серии Калмыкии и Нижнего Поднепровья, а также «северокавказской» культуры и синкретичного ямно-катакомбного типа в первом случае, вопреки мнению, что «прикаспийские ямные группы почти не были вовлечены в формирование катакомбных и полтавкинской культур» (Казарницкий 2021: 131, 133), наиболее сходны с предшествующими ямными своих ареалов, а также соседних территорий Северо-Западного Причерноморья, как во втором случае. По-разному проявляются морфологические особенности ранних и поздних полтавкинцев Поволжья. Если поздние существенно не отличаются от ямных групп «северного» ареала ЯКИО с территории Подонья и Волго-Уралья с Западным Казахстаном, то ранние полтавкинцы морфологически тяготеют к более южным группам ранней и начала средней бронзы Северо-Западного Прикаспия (ямной культуры Калмыкии и правобережья Нижней Волги, ямно-катакомбного типа, раннекатакомбной и «северокавказской» культур Калмыкии). Тамаруткульская серия сходна в этом отношении с позднеполтавкинской, но дополнительно — существенно тяготеет к южным европеоидным группам майкопско-новосвободненской общности. Мужские и женские серии афанасьевской культуры Южной Сибири и Монголии на фоне предковых восточноевропейских групп по данному главному фактору межгрупповой изменчивости демонстрируют определенную нейтральность, находятся в центральной зоне значений КВ I, и не приближаются ни к одному из морфологических полюсов, что сближает их с донской, волго-уральскими и западноказахстанской группами ранней и начала средней бронзы юга Восточной Европы (рис. 6, 7). По второму каноническому вектору наибольшие нагрузки у мужских серий приходятся на высоту черепной коробки, ширину лба и лица, назо-малярный угол, и, с обратными знаками — горизонтальные диаметры черепа, высоту лица, ширину орбит и носа, симотическую высоту. У женских групп по КВ II наибольшие нагрузки приходятся на высоту орбит и носа, симотическую ширину, а также ширину орбиты с обратным знаком (табл. 3). Фактически, второй по значимости канонический вектор отделяет у мужских групп энеолитические восточно-европейские серии от выборок черепов ранней и начала средней бронзы этой же территории (рис. 6). В масштабе выявленных различий большинство мужских серий афанасьевской культуры тяготеет именно к ямным, а не энеолитическим выборкам, за исключением афанасьевской группы из алтайского высокогорья, которая морфологически сближается с сериями среднестоговской культуры, бережновского типа и «репинской» культуры (рис. 6). Наименьшие расстояния Махаланобиса–Рао D 2 разделяют ее среди восточноевропейских групп именно с выборкой черепов из древнейших подкурганных погребений бережновского типа. Небольшая афанасьевская серия Stratum plus Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая 387 №2. 2022 Рис. 6. Результаты канонического анализа мужских групп. Нумерация групп соответствует табл. 4. Рис. 7. Результаты канонического анализа женских групп. Нумерация групп соответствует табл. 4. Fig. 6. Results of the canonic analysis of the male groups. Numbering corresponds to the Table 4. Fig. 7. Results of the canonic analysis of the female groups. из Монголии наиболее сходна одновременно с суммарной энеолитической серией среднестоговской культуры и ямной правобережья Нижней Волги, занимая на шкале КВ I промежуточное положение между брахикранными группами Северо-Западного Прикаспия, и долихо-мезокранными более северных районов Урало-Поволжья-Подонья, оставаясь в кругу «ямных» серий по нагрузкам на КВ II. Менее массивные серии алтайских афанасьевцев из био-климатических зон I и II наиболее сходны по расстояниям D 2 с ямниками лесостепного Волго-Уралья, а из Минусинской котловины — с тамаруткульской группой, с которыми они сближаются и по результатам канонического анализа (рис. 6). Мужские афанасьевские выборки морфологически наиболее отличны от довольно близких между собой энеолитических черепов новоданиловской культуры и из погребений Ботая и Гладунино 3 в лесостепном Тоболо-Ишимье. Отличаются они, за исключением морфологически очень сходных по средним краниометрическим данным афанасьевцев Минусинской котловины и тамаруткульцев Приуралья, и от южных европеоидных групп майкопско-новосвободненской общности, находящихся на противоположном полюсе по КВ II от всех энеолитических выборок юга Восточной Европы. Как и по результатам предыдущих вариантов межгруппового анализа (Солодовников 2009; Хохлов и др. 2016; и др.), мужские афанасьевские серии на фоне восточноевропейских групп не образуют самостоятельного кластера. Однако женские выборки афанасьевской культуры на фоне предковых групп юга Восточной Европы являются более гомогенными (рис. 7). По результатам канонического анализа (табл. 3; рис. 7), сравнительно с мужскими, более обособлена по КВ I группировка Северо-Западного Прикаспия, к которой принадлежит по морфологическим основаниям женская краниологическая находка из погребения новосвободненской культуры (Эвдык 1982: 5/11). Наряду с присоединением женских черепов из погребений бережновского типа к майкопской серии, это является, вероятно, отражением субстратных взаимоотношений населения энеолита — ранней бронзы степей Восточной Европы. В пользу этого также свидетельствует, в целом, большее сходство женских выборок черепов ранней и начала средней бронзы юга Восточной Европы с краниологическими группами предшествующего энеолитического времени по сравнению с анализом мужских серий. На этом фоне женские алтайские афанасьевские серии, по результатам канонического анализа (рис. 7) и расчё- Numbering corresponds to the Table 4. 388 К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ Stratum plus №2. 2022 та расстояний Махаланобиса-Рао, среди восточноевропейских групп морфологически наиболее близки с разновременными волгоуральскими группами. Минусинская же серия, как и по результатам анализа мужских выборок, наименьшие расстояния D 2 обнаруживает с тамаруткульской Приуралья. Поэтому, с учетом их синхронности по результатам радиоуглеродного анализа (Моргунова, ван дер Плихт 2013; Поляков и др. 2019), следует допускать возможность повторных миграций восточно-европейских групп на восток, что предполагается некоторыми археологами. Таким образом, не беря на себя смелость решения сложных вопросов палеоантропологии энеолита-бронзы юга Восточной Европы, все же отметим, что впервые получены данные, позволяющие на популяционном уровне определить отличия населения ЯКИО ранней бронзы южной части Восточной Европы от энеолитического этой же территории. Специалистами констатировались их общая принадлежность к протоевропеоидному антропологическому типу, и морфо-генетическая преемственность популяций одного хронологического пласта с группами предшествующего времени (Круц 2017; Потехина 1999; Хохлов 2017; и др.). В составе населения той или иной культурно-хронологической группы зачастую определяется разная доля различных вариантов древних европеоидов, отличающихся, в частности, степенью массивности лицевого скелета (Там же), однако на статистическом уровне не удавалось отделить энеолитические выборки юга Восточной Европы от серий ЯКИО последующего времени. Судя по нагрузкам на признаки КВ II в мужских группах, особенно сочетанию более высокой черепной коробки с более широким лбом, слабее профилированным на верхнем уровне, широким и менее высоким лицом, и менее высоким переносьем в энеолитических сериях — выявленные различия черт физического облика между хронологическими пластами населения юга Восточной Европы соответствуют, в общих чертах, различиям между южными и северными европеоидами. Основанием этому, возможно, является бóльшая доля кавказского аутосомного генетического компонента у ямного населения юга Восточной Европы по сравнению с предшествующим энеолитическим (напр.: (Mathieson et al., 2015: Ext. Data Figure 2d)), а также расо-генетическое влияние, в частности, населения майкопсконовосвободненской общности на автохтонные популяции восточно-европейских степей и лесостепей. Выводы Проведенный анализ подтверждает значительное и специфическое сходство населения афанасьевской культуры по признакам строения черепа и телосложения с населением энеолита-ранней бронзы южной части Восточной Европы. По результатам статистического исследования удалось выделить краниологический комплекс признаков, отличающий на популяционном уровне восточноевропейское население периода ранней бронзы от предшествующих энеолитических групп. Находит свое место в выявленной антропологической структуре древних популяций юга Восточной Европы и серия «ямной культуры» Западного Казахстана, морфологически сближающаяся, в частности, с группами ранней–начала средней бронзы Урало-Поволжья. Отличия морфологических связей женских черепов из древнейших подкурганных погребений бережновского типа и новосвободненской культуры от своих мужских серий, как и в целом большее сходство женских энеолитических восточноевропейских групп с ямными популяциями, вероятно, отражают субстратные отношения населения энеолита и ранней бронзы юга Восточной Европы. В популяционной структуре юга Восточной Европы краниологические серии афанасьевской культуры Южной Сибири и Центральной Азии наиболее сходны преимущественно с группами ЯКИО Волго-Уралья, что на данном уровне накопления материалов подтверждает ямную волго-уральскую основу сложения «протоафанасьевцев» на их восточноевропейской прародине. Не подтверждается морфологическое сходство ямно-афанасьевских популяций с населением ботайской культуры лесостепных районов Зауралья. Однако наименьшие различия черепов энеолита Тоболо-Ишимья среди восточноевропейских групп с серией новоданиловской культуры дают возможность предполагать существование общей расо-генетической подосновы энеолитических популяций юга Восточной Европы и лесостепных районов к востоку от Урала в доямное время. Выборка черепов наиболее массивных афанасьевцев высокогорья Алтая морфологически сходна с позднеэнеолитическими сериями бережновского типа, репинской и среднестоговской культур, что не исключает участие потомков данных культурнохронологических образований в формировании афанасьевской культуры. Stratum plus Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая 389 №2. 2022 Специфическое краниологическое сходство афанасьевцев Минусинской котловины с населением тамаруткульской группы Приуралья и в мужской и в женской части популяции может указывать на возможность повторных миграций восточно-европейских групп на восток в глубины Азии. Сходство полтавкинских Поволжья, и раннекатакомбных групп степного Поднепровья и Калмыкии с предшествующими ямными своей или соседствующей территории не позволяет отвергать морфо-генетическую преемственность населения ямной и катакомбной КИО. Изменение антропологического облика носителей культур ранней и средней бронзы, вероятно, происходило не при смене популяций ЯКИО на катакомбные и полтавкинские, но уже в рамках катакомбной КИО, где носители раннекатакомбных культурных традиций в значительной мере замещались носителями других антропологических комплексов. Отвечая на вопрос, выделенный в названии работы, отметим, что оба фактора — и восточно-европейское наследие, и адаптация к местным условиям могли являться причиной наибольшей, по евразийскому масштабу, высокорослости афанасьевских групп, проживавших в био-климатически дискомфортных условиях высокогорных районов Алтая и Хангая. Благодарности Выражаем искреннюю признательность коллегам-антропологам А. А. Хохлову (Самара), А. В. Громову (Санкт-Петербург) и Г. В. Рыкушиной (Москва) за возможность использования неопубликованных измерений черепов, а также археологам А. А. Ковалеву (Санкт-Петербург), Ю. Я. Рассамакину, С. В. Ивановой, Н. С. Котовой (Киев), А. А. Калмыкову (Ставрополь), С. В. Богданову (Оренбург), А. В. Файферт (Ростов-наДону), А. В. Фрибус (Санкт-Петербург) за важные предоставленные сведения и ценные консультации. Литература Алексеев В. П. 1961. Палеоантропология АлтаеСаянского нагорья эпохи неолита и бронзы. Антропологический сборник III. Москва, 107—206. Алексеев В. П. 1981. О происхождении древнейшего европеоидного населения Минусинской котловины. Вопросы этнографии Хакасии. Абакан: ХакНИИЯЛИ, 4—10. Алексеев В. П., Гохман И. И., Тумен Д. 1987. Краткий очерк палеоантропологии Центральной Азии (каменный век — эпоха раннего железа). В: Археология, этнография и антропология Монголии. Новосибирск: Наука, 208—241. Балабанова М. А. 2016. К антропологии населения энеолита — ранней бронзы (по материалам могильников Волгоградской области). НАВ (1 (15)), 72—94. Богданов С. В. 2017. Систематика комплексов древнеямной культуры востока Понто-Каспийских степей в контексте проблемы трансферта горнометаллургических традиций в Северную Евразию. Stratum plus (2), 133—157. Боруцкая С. Б. 2016. Пропорции и массивность мужских скелетов из погребений ранней бронзы Самарского Поволжья. Вестник антропологии (3 (35)), 5—10. Вадецкая Э. Б., Поляков А. В., Степанова Н. Ф. 2014. Свод памятников афанасьевской культуры. Барнаул: Азбука. Григорьев А. П. 2018. Морфологические особенности посткраниальных скелетов из погребений ямной культуры раннего бронзового века Волго-Уралья. В: Актуальная археология 4: комплексные исследования в археологии. Санкт-Петербург: ИИМК РАН, 170—175. Григорьев, А. П. 2020. Особенности скелетной конституции населения раннего бронзового века ВолгоУралья. Самарский научный вестник (4 (9)), 224—231. Григорьев А. П., Китова А. О. 2021. Особенности скелетной конституции населения Нижнего Подонья IV—III тысячелетия до н. э. (ранний бронзовый век). В: Вопросы археологии Поволжья 9. Самара: Слово, 52—68. Грязнов М. П. 1999. Афанасьевская культура на Енисее. Санкт-Петербург: Дмитрий Буланин. Дебец Г. Ф. 1932. Расовые типы населения Минусинского края в эпоху родового строя (к вопросу о миграциях в доклассовом обществе). Антропологический журнал (2), 26—48. Дебец Г. Ф. 1948. Палеоантропология СССР. Москва; Ленинград: АН СССР. Добровольская М. В., Зенкевич Ю. Э. 2006. Элементы скелетной конституции и особенности реконструированных физических нагрузок населения Прикубанья эпохи бронзы. Вестник антропологии 14, 82—89. Долженко Ю. В. 2018. Череп людини доби енеоліту з Нижнього Припсілля. В: Старожитності та історія Кременчука. Збірник наукових праць. Київ; Полтава; Кременчук: ЦП НАНУ і УТОПІК, 54—70. Зиневич Г. П. 1967. Очерки палеоантропологии Украины. Киев: Наукова думка. Казарницкий А. А. 2010. Остеометрическая характеристика погребенных в курганных могильниках эпохи бронзы юга России. В: Радловский сборник. Санкт-Петербург: МАЭ РАН, 218—226. Казарницкий А. А. 2012. Население азово-каспийских степей в эпоху бронзы: (антропологический очерк). Санкт-Петербург: Наука. Казарницкий А. А. 2014. О краниологических особенностях населения ямной археологической культуры Северо-Западного Прикаспия. АЭАЕ (1 (57)), 142—150. Казарницкий А. А. 2021. Соотношение местного и пришлого населения восточноевропейских степей 390 К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ Stratum plus №2. 2022 в эпоху бронзы (по краниологическим материалам). АЭАЕ (3 (49)), 127—135. Ковалев А. А. 2019. Распространение афанасьевской культуры на территории Синьцзяна: хронологические рамки и типологические особенности. В: Моргунова Н. Л. (отв. ред.). Феномены культур раннего бронзового века степной и лесостепной полосы Евразии: пути культурного взаимодействия в V—III тыс. до н. э. Оренбург: ОГПУ, 188—209. Козак А. Д., Потехина И. Д. 2020. Энеолитическое погребение близ с. Каиры. Краниология и палеопатология. Stratum plus (2), 259—274 Козинцев А. Г. 2009. О ранних миграциях европеоидов в Сибирь и Центральную Азию (в связи с индоевропейской проблемой). АЭАЕ (4 (40)). Новосибирск: ИАЭТ СО РАН, 125—136. Кондукторова Т. С. 1969. Антропологiчний склад племен території України в епоху бронзи. В: Матерiали з антропологiї України 4. Київ, 33—56. Круц С. И. 1984. Палеоантропологические исследования степного Приднепровья (эпоха бронзы). Киев: Наукова думка. Круц С. И. 2017. Скифы степей Украины по антропологическим данным. Киев: Видавець Олег Філюк. Мамонова Н. Н. 1980. Антропологический тип древнего населения Западной Монголии по антропологическим данным. В: Исследования по палеоантропологии и краниологии СССР. Ленинград: Наука, 60—74. Медникова М. Б. 1995. Древние скотоводы Южной Сибири: палеоэкологическая реконструкция по данным антропологии. Москва: ИА РАН. Медникова М. Б. 2006. Данные антропологии к вопросу о социальных особенностях и образе жизни населения восточного бассейна р. Маныч в эпоху бронзы (по материалам из раскопок могильника Чограй IX). Вестник антропологии 14, 41—51. Медникова М. Б. 2010. Курота-2 и Куюм: данные антропологии к реконструкции условий жизни алтайских афанасьевцев. В: Степанова Н. Ф., Поляков А. В. (ред.). Афанасьевский сборник. Барнаул: Азбука, 200—224. Мерц И. В., Мерц В. К., Шакенов С. А. 2020. Могильник Сапа — первый памятник афанасьевской культуры в Тарбагатае (первые результаты исследований). В: ХІІ Оразбаевские чтения. Алматы: Қазақ университеті, 47—52. Моргунова Н. Л., ван дер Плихт Й. 2013. Результаты радиоуглеродного датирования Тамар-Уткульских курганов в Оренбургской области. Известия Самарского научного центра РАН (5 (15)), 261— 268. Николаева Н. А. 2009. Проблемы исторической реконструкции в археологии, калиброванные даты и новые решения Майкопской проблемы. Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политические науки (1), 162—173. Николаева Н. А. 2019a. Древнейшая история Предкавказья в свете концепции индоевропейских миграций (часть 1). Oriental Studies 3 (12), 355—366. Николаева Н. А. 2019б. Древнейшая история Предкавказья в свете концепции индоевропейских миграций (часть 2). Oriental Studies 4 (12), 570—579. Перевозчиков И. В. 1993. Палеоантропологические материалы с территории Минусинской котловины. В: Антропология и история культуры. Москва: МГУ, 69—79. Полосьмак Н. В., Чикишева Т. А. 2020. Исследование кургана на памятнике Катанда-2. В: ПАЭАССТ 26, 579—586. Поляков А. В. 2022. Хронология и культурогенез памятников эпохи палеометалла Минусинских котловин. Санкт-Петербург: ИИМК РАН. Поляков А. В., Святко С. В., Степанова Н. Ф. 2019. Проблема радиоуглеродной хронологии афанасьевской культуры и новые данные. В: Моргунова Н. Л. (отв. ред.). Феномены культур раннего бронзового века степной и лесостепной полосы Евразии: пути культурного взаимодействия в V—III тыс. до н. э. Оренбург: ОГПУ, 181—187. Потехина И. Д. 1983. О носителях культуры Средний Стог II по антропологическим данным. СА (1), 144—154. Потехина И. Д. 1999. Население Украины в эпохи неолита и раннего энеолита по антропологическим данным. Киев: ИА НАНУ. Рыкушина Г. В. 1976. К антропологии эпохи энеолитабронзы Красноярского края. В: Некоторые проблемы этногенеза и этнической истории народов мира. Москва, 187—201. Свиридов А. А., Васильев С. В., Боруцкая С. Б. 2013. Палеоантропологическое исследование энеолитических захоронений из местонахождения Васильевский кордон 17 (Липецкая область). В: Матишов Д. Г. (отв. ред.). Население Юга России с древнейших времен до наших дней. Международная научная конференция. Ростов-на-Дону: ЮНЦ РАН, 48—51. Солодовников К. Н. 2003. Материалы к антропологии афанасьевской культуры. Древности Алтая 10. Горно-Алтайск, 3—27. Солодовников К. Н. 2009. Антропологические материалы афанасьевской культуры: к проблеме происхождения. Вестник антропологии 17. Научный альманах. Москва: Проект-Ф, 117—135. Солодовников К. Н. 2010. Черепа из погребений афанасьевской культуры Средней и Нижней Катуни. В: Степанова Н. Ф., Поляков А. В. (ред.). Афанасьевский сборник. Барнаул: Азбука, 233—244. Солодовников К. Н., Нечвалода А. И. 2020. Выше гор? Как холод и горы изменили внешний облик населения Алтая периода энеолита — ранней бронзы. ХолодОК! Научно-популярный журнал (1 (18)), 91—99. Солодовников К. Н., Рыкун М. П. 2018. К вопросу об автохтонном компоненте в составе населения энеолита-бронзы Горного Алтая: материалы из коллекции и архива кабинета антропологии Томского госуниверситета. ВААЭ (1), 46—59. Солодовников К. Н., Багашев А. Н., Тур С. С., Громов А. В., Нечвалода А. И., Кравченко Г. Г. 2019. Источники по палеоантропологии неолита — энеолита среднего Прииртышья. ВААЭ (3 (46)), 116—136. Степанова Н. Ф. 2014. Афанасьевская КИО: современные представления. Археологические памятники Оренбуржья 11. Оренбург: ООО ИПК Университет, 77—89. Степанова Н. Ф., Мерц И. В. 2021. Новое о локальных вариантах афанасьевской культурно-исторической общности. В: Культуры азиатской части Евразии в древности и средневековье. Самарканд: СамГУ, 332—337. Степанова Н. Ф., Поляков А. В. 2010. Афанасьевская культура: история изучения и современное состояние. В: Степанова Н. Ф., Поляков А. В. Stratum plus Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая 391 №2. 2022 (ред.). Афанасьевский сборник. Барнаул: Азбука, 4—15. Телегин Д. Я., Нечитайло А. Л., Потехина И. Д., Панченко Ю. В. 2001. Среднестоговская и новоданиловская культуры энеолита Азово-Черноморского региона: Археолого-антропологический анализ материалов и каталог памятников. Луганск: Шлях. Тумэн Д. 1978. Палеоантропологическая находка у горы Шатар-Чулу. Studia Archeoligica VII, II, 23—31. Тур С. С., Рыкун М. П. 2006. Палеоэкология афанасьевской культуры. В: Погожева А. П., Рыкун М. П., Степанова Н. Ф., Тур С. С. Эпоха энеолита и бронзы Горного Алтая 1. Барнаул: Азбука, 60—114. Файферт А. В. 2019. Историография нижнемихайловской культуры. Вестник Московского государственного областного университета. Серия: История и политические науки (5), 41—53. Фирштейн Б. В. 1967. Антропологическая характеристика населения Нижнего Поволжья в эпоху бронзы. В: Лесков А. М., Мерперт Н. Я. (отв. ред.). Памятники эпохи бронзы юга европейской части СССР. Киев: Наукова думка, 100—139. Хохлов А. А. 2017. Морфогенетические процессы в Волго-Уралье в эпоху раннего голоцена (по краниологическим материалам мезолита — бронзового века). Самара: СГСПУ. Хохлов А. А., Китов Е. П. 2012. К антропологии раннего этапа бронзового века Западного Казахстана. ВААЭ (1 (16)), 64—71. Хохлов А. А., Китов Е. П. 2018. Краниологические материалы раннебронзового века долины р. Уил Западного Казахстана. Известия Самарского научного центра РАН. Т. 20. №3—2 (83), 510—516. Хохлов А. А., Солодовников К. Н., Рыкун М. П., Кравченко Г. Г., Китов Е. П. 2016. Краниологические данные к проблеме связи популяций ямной и афанасьевской культур Евразии начального этапа бронзового века. ВААЭ (3 (34)), 86—106. Чикишева Т. А. 1994. Характеристика палеоантропологического материала памятников Бертекской долины. В: Молодин В. И. (отв. ред.). Древние культуры Бертекской долины (Горный Алтай, плоскогорье Укок). Новосибирск: Наука, 157— 175. Чикишева Т. А. 2000. Новые данные об антропологическом составе населения Алтая в эпохи неолита — бронзы. АЭАЕ (1), 139—148. Чикишева Т. А. 2012. Динамика антропологической дифференциации населения юга Западной Сибири в эпохи неолита — раннего железа. Новосибирск: ИАЭТ СО РАН. Шевченко А. В. 1986. Антропология населения южнорусских степей в эпоху бронзы. В: Антропология древнего и современного населения Европейской части СССР. Ленинград: Наука, 121—215. Эрдэнэ М., Солодовников К. Н., Түмэн Д. 2020. Баруун ба Төв Монголын хүрэл зэвсгийн эхэн үеийн краниологийн судалгаа (Краниологические материалы ранних этапов бронзового века Западной и Центральной Монголии). Mongolian Journal of Anthropology, Archaeology and Ethnology (10 (533)), 106—112 (на монг. яз., с рус. резюме). Фу Чан, Ху Синцзюнь, Ван Бо. 2016. Хабахэ сянь Аитохань и хао муцюнь М22 чуту жэнь гу яньцзю (Исследование костей человека из кургана М22 могильника Ай-Тухан I в уезде Каба). Синьцзян вэньу (2), 90—99 (на кит. яз.). Allentoft M. E., Sikora M., Sjögren K. G., Rasmussen S., Rasmussen M. et al. 2015. Population genomics of Bronze Age Eurasia. Nature (522), 167—172. DOI: 10.1038/nature14507 Hermes T. R., Tishkin A.A., Kosintsev P.A., Stepanova N. F. et al. 2020. Mitochondrial DNA of domesticated sheep confirms pastoralist component of Afanasievo subsistence economy in the Altai Mountains (3300—2900 cal BC). Archaeological Research in Asia (24), 100232. DOI: 10.1016/j.ara.2020.100232 Hollard C., Zvénigorosky V., Keyser C., Crubézy E. et al. 2018. New genetic evidence of affinities and discontinuities between bronze age Siberian populations. American Journal of Physical Anthropology, (1 (167), 97—107. DOI: 10.1002/ajpa.23607. Jeong C., Wang K., Wilkin S., Taylor W. T. T., et al. 2020. A dynamic 6,000-year genetic history of Eurasia’s Eastern Steppe. Cell, (4 (183)), 890—904.e29 (2020). DOI: 10.1016/j.cell.2020.10.015 Mathieson I., Lazaridis I., Rohland N., Mallick S., Patterson N. et al. 2015. Genome-wide patterns of selection in 230 ancient Eurasians. Nature 528, no. 7583, 499—503. DOI: 10.1038/nature16152 Mathieson I., Alpaslan-Roodenberg S., Posth C. et al. 2018. The genomic history of southeastern Europe. Nature 555, 197—203. DOI: 10.1038/nature25778 Narasimhan V. M., Patterson N., Moorjani P., Rohland N., Bernardos R. et al. 2019. The formation of human populations in South and Central Asia. Science. 365 (6457): eaat7487. DOI: 10.1126/science.aat7487 Rassamakin Y. 2004. Die nordpontische Steppe in der Kupferzeit: Gräber aus der Mitte des 5. Jts. bis Ende des 4. Jts. v. Chr. Archäologie in Eurasien. Band 17. Teil 2, 277. Wang C.-C., Yeh H.-Y., Popov A. N., Zhang H.-Q., Matsumura H. et al. 2021. Genomic insights into the formation of human populations in East Asia. Nature 591, 413—419. DOI: 10.1038/s41586-021-03336-2 Wang C. C., Reinhold S., Kalmykov A., Wissgott A., Brandt G. et al. 2019. Ancient human genome-wide data from a 3000-year interval in the Caucasus corresponds with eco-geographic regions. Nature Communication 10, no. 1. DOI: 10.1038/s41467-01808220-8 Zhang F., Ning C., Scott A., Bjørn R., Li W. et al. 2021. The genomic origins of the Bronze Age Tarim Basin mummies. Nature 599, 256—261. DOI: 10.1038/ s41586-021-04052-7 References Alekseev, V. P. 1961. In Antropologicheskii sbornik (Collected Papers on Anthropology) III. Moscow, 107—206 (in Russian). Alekseev, V. P. 1981. In Voprosy etnografii Khakasii (Issues of Ethnography of Khakassia). Abakan: Khakassia Research Institute of Language, Literature, and History, 4—10 (in Russian). Alekseev, V. P., Gokhman, I. I., Tumen, D. 1987. In Arkheologiia, etnografiia i antropologiia Mongolii (Archaeology, Ethnography and Anthropology of Mongolia). Novosibirsk: “Nauka” Publ., 208—241 (in Russian). Balabanova, M.A. 2016. In Nizhnevolzhskii arkheologicheskii vestnik (Lower Volga Archaeological Bulletin) (1 (15)), 72—94 (in Russian). 392 К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ Stratum plus №2. 2022 Bogdanov, S. V. 2017. In Stratum plus. Archaeology and Cultural Anthropology (2), 133—157 (in Russian). Borutskaia, S. B. 2016. In Vestnik antropologii (Bulletin of Anthropology) (3 (35)), 5—10 (in Russian). Vadetskaia, E. B., Poliakov, A. V., Stepanova, N. F. 2014. Svod pamiatnikov afanas’evskoi kul’tury (Corpus of Archaeological Sites of the Afanasyevo Culture). Barnaul: “Azbuka” Publ. (in Russian). Grigor’ev, A. P. 2018. In Bessudnov, A.A., Tkach, E. S. (eds.). Aktual’naia arkheologiia (Current Archaeology) 4. Kompleksnye issledovaniia v arkheologii (Complex Studies in Archaeology). Saint Petersburg: Institute for the History of Material Culture, Russian Academy of Sciences, 170—175 (in Russian). Grigor’ev, A. P. 2020. In Samarskii nauchnyi vestnik (Samara Scientific Bulletin) (4 (9)), 224—231 (in Russian). Grigor’ev, A. P., Kitova, A. O. 2021. In Voprosy arkheologii Povolzh’ia (Issues on Archaeology of the Volga Region) 9. Samara: “Slovo” Publ., 52—68 (in Russian). Griaznov, M. P. 1999. Afanas’evskaia kul’tura na Enisee (Afanasyevo Culture on the Yenisei River). Saint Petersburg: “Dmitrii Bulanin” Publ. (in Russian). Debets, G. F. 1932. In Antropologicheskii zhurnal (Anthropological Journal) (2), 26—48 (in Russian). Debets, G. F. 1948. Paleoantropologiia SSSR (Paleoanthropology of the USSR). Series: Trudy Instituta Etnografii (Proceedings of the Ethnography Institute) IV. Moscow; Leningrad: Academy of Sciences of the USSR (in Russian). Dobrovol’skaia, M. V., Zenkevich, Yu. E. 2006. In Vestnik antropologii (Bulletin of Anthropology) 14, 82—89 (in Russian). Dolzhenko, Yu. V. 2018. In Starozhytnosti ta istoriya Kremenchuka (Antiquities and History of Kremenchug). Kyiv; Poltava; Kremenchuk: Archaeological Sites Research Center, National Academy of Sciences of Ukraine; Ukrainian Society for Protection of Historical and Cultural Heritage, 54—70 (in Ukrainian). Zinevich, G. P. 1967. Ocherki paleoantropologii Ukrainy (Essays on Palaeoanthropology of Ukraine). Kyiv: “Naukova dumka” Publ. (in Russian). Kazarnitskii, A.A. 2010. In Radlovskii sbornik (Radlow Collected Papers). Saint Petersburg: Peter the Great Museum of Anthropology and Ethnography (Kunstkamera) of the Russian Academy of Sciences, 218—226 (in Russian). Kazarnitskii, A.A. 2012. Naselenie azovo-kaspiiskikh stepei v epokhu bronzy (antropologicheskii ocherk) (Population of Azov and Caspian Steppes in the Bronze Age: Anthropological Essay). Saint Petersburg: “Nauka” Publ. (in Russian). Kazarnitskii, A. A. 2014. In Arkheologiia, etnografiia i antropologiia Evrazii (Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eurasia) (1 (57)), 142—150 (in Russian). Kazarnitskii, A. A. 2021. In Arkheologiia, etnografiia i antropologiia Evrazii (Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eurasia) (3 (49)), 127—135 (in Russian). Kovalev, A.A. 2019. In Morgunova, N. L. (ed.). Fenomeny kul’tur rannego bronzovogo veka stepnoi i lesostepnoi polosy Evrazii: puti kul’turnogo vzaimodeistviia v V—III tys. do n. e. (Phenomena of Cultures of the Early Bronze Age in the Steppe and Forest-Steppe Zones of Eurasia: the Ways of Cultural Interaction in V—III Millennia BC). Orenburg: Orenburg State Pedagogical University, 188—209 (in Russian). Kozak, A. D., Potekhina, I. D. 2020. In Stratum plus. Archaeology and Cultural Anthropology (2), 259—274 (in Russian). Kozintsev, A. G. 2009. In Arkheologiia, etnografiia i antropologiia Evrazii (Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eurasia) (4 (40)). Novosibirsk: Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences, Institute for Archaeology and Ethnography, 125—136 (in Russian). Konduktorova, T. S. 1969. In Materialy z antropolohiï Ukraïny (Materials of the Anthropology of Ukraine) 4. Kyiv, 33—56 (in Ukrainian). Kruts, S. I. 1984. Paleoantropologicheskie issledovaniia Stepnogo Pridneprov’ia (epokha bronzy) (Paleoanthropological Investigations of Steppe Dnieper Region (Bronze Age)). Kyiv: “Naukova dumka” Publ. (in Russian). Kruts, S. I. 2017. Skify stepei Ukrainy po antropologicheskim dannym (Scythians of the Steppe Part of Ukraine by Archaeological Sources). Series: Kurgany Ukrainy (Barrows in Ukraine) 5. Kyiv; Berlin: “Oleg Filyuk” Publ. (in Russian). Mamonova, N. N. 1980. In Issledovaniia po paleoantropologii i kraniologii SSSR (Studies on Anthropology and Craniology of the USSR). Leningrad: “Nauka” Publ., 60—74 (in Russian). Mednikova, M. B. 1995. Drevnie skotovody Iuzhnoi Sibiri: paleoekologicheskaia rekonstruktsiia po dannym antropologii (Ancient Herders of Southern Siberia: Paleoecological Reconstruction by Data of Anthropology). Moscow: Institute of Archaeology, Russian Academy of Sciences (in Russian). Mednikova, M. B. 2006. In Vestnik antropologii (Bulletin of Anthropology) 14, 41—51 (in Russian). Mednikova, M. B. 2010. In Stepanova, N. F., Poliakov, A. V. (eds.). Afanas’evskii sbornik (Miscellanea on the Afanasievo Culture). Barnaul: “Azbuka” Publ., 200—224 (in Russian). Merts, I. V., Merts, V. K., Shakenov, S.A. 2020. In XII Orazbaevskie chteniia (12th Orazbaev Conference). Almaty: Kazakh University, 47—52 (in Russian). Morgunova, N. L., van der Plicht, J. 2013. In Izvestiia Samarskogo nauchnogo tsentra Rossiiskoi Akademii nauk (Proceedings of the Samara Scientific Center, Russian Academy of Sciences) (5 (15)), 261—268 (in Russian). Nikolaeva, N.A. 2009. In Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Seriia: Istoriia i politicheskie nauki (Bulletin of the Moscow Region State University. History and Political Sciences Series) (1), 162—173 (in Russian). Nikolaeva, N. A. 2019. In Oriental Studies 3 (12), 355—366 (in Russian). Nikolaeva, N. A. 2019. In Oriental Studies 4 (12), 570—579 (in Russian). Perevozchikov, I. V. 1993. In Antropologiia i istoriia kul’tury (Anthropology and History of Culture). Moscow: Moscow State University, 69—79 (in Russian). Polos’mak, N. V., Chikisheva, T.A. 2020. In Problemy arkheologii, etnografii, antropologii Sibiri i sopredel’nykh territorii (Problems of Archaeology, Ethnography and Anthropology of Siberia and Neighboring Territories) 26, 579—586 (in Russian). Poliakov, A. V. 2022. Khronologiia i kul’turogenez pamiatnikov epokhi paleometalla Minusinskikh kotlovin (Chronology and Cultural Genesis of Sites of the Paleometal Epoch in the Minusinsk Hollow). Saint Petersburg: Institute for the History of Material Culture, Russian Academy of Sciences (in Russian). Poliakov, A. V., Sviatko, S. V., Stepanova, N. F. 2019. In Morgunova, N. L. (ed.). Fenomeny kul’tur rannego bronzovogo veka stepnoi i lesostepnoi polosy Evrazii: puti kul’turnogo vzaimodeistviia v V—III tys. do n. e. (Phenomena of Cultures of the Early Bronze Age in the Steppe and Forest-Steppe Zones of Eurasia: the Ways of Cultural Interaction in V—III Millennia BC). Orenburg: Orenburg State Pedagogical University, 181—187 (in Russian). Potekhina, I. D. 1983. In Sovetskaia Arkheologiia (Soviet Archaeology) (1), 144—154 (in Russian). Potekhina, I. D. 1999. Naselenie Ukrainy v epokhi neolita i rannego eneolita po antropologicheskim dannym (The Population of Ukraine in the Neolithic and Early Chalcolithic as reflected in Anthropological Data). Kyiv: Institute of Archaeology, National Academy of Sciences of Ukraine (in Russian). Rykushina, G. V. 1976. In Nekotorye problemy etnogeneza i etnicheskoi istorii narodov mira (Some Issues of Anthropogenesis and Ethnic History of Peoples of the World). Moscow, 187—201 (in Russian). Sviridov, A. A., Vasil’ev, S. V., Borutskaia, S. B. 2013. In Matishov, D. G. (ed.). Naselenie Iuga Rossii s drevneishikh vremen do nashikh dnei (Residents of Southern Russia from the Earliest Times to Present Days). Series: Donskie antropologicheskie chteniia (Don Anthropological Readings). Rostov-on-Don: Southern Scientific Center of the Russian Academy of Sciences, 48—51 (in Russian). Solodovnikov, K. N. 2003. In Drevnosti Altaia. Izvestiia laboratorii arkheologii (Antiquities of Altai: Bulletin of the Laboratory of Archaeology) 10. Gorno-Altaysk, 3—27 (in Russian). Solodovnikov, K. N. 2009. In Vestnik antropologii (Bulletin of An- Stratum plus Феномен высокорослости афанасьевцев Алтая и Хангая 393 №2. 2022 thropology) 17. Moscow: “Proekt-F” Publ., 117—135 (in Russian). Solodovnikov, K. N. 2010. In Stepanova, N. F., Poliakov, A. V. (ed.). Afanas’evskii sbornik (Miscellanea on the Afanasievo Culture). Barnaul: “Azbuka” Publ., 233—244 (in Russian). Solodovnikov, K. N., Nechvaloda, A. I. 2020. In KholodOK! Nauchno-populiarnyi zhurnal (KholodOK! Scientific and Popular Magazine) (1 (18)), 91—99 (in Russian). Solodovnikov, K. N., Rykun, M. P. 2018. In Vestnik arkheologii, antropologii i etnografii (Bulletin of Archaeology, Anthropology and Ethnography) (1), 46—59 (in Russian). Solodovnikov, K. N., Bagashev, A. N., Tur, S. S., Gromov, A. V., Nechvaloda, A. I., Kravchenko, G. G. 2019. In Vestnik arkheologii, antropologii i etnografii (Bulletin of Archaeology, Anthropology and Ethnography) (3 (46)), 116—136 (in Russian). Stepanova, N. F. 2014. In Arkheologicheskie pamiatniki Orenburzh’ia (Archaeological Sites of Orenburg Region) 11. Orenburg: “Universitet” Publ., 77—89 (in Russian). Stepanova, N. F., Merts, I. V. 2021. In Kul’tury aziatskoi chasti Evrazii v drevnosti i srednevekov’e (Cultures of the Asiatic Part of Eurasia in Antiquity and the Middle Age). Samarkand: Samarkand State University, 332—337 (in Russian). Stepanova, N. F., Poliakov, A. V. 2010. In Stepanova, N. F., Poliakov, A. V. (eds.). Afanas’evskii sbornik (Miscellanea on the Afanasievo Culture). Barnaul: “Azbuka” Publ., 4—15 (in Russian). Telegin, D. Ya., Nechitailo, A. L., Potekhina, I. D., Panchenko, Yu. V. 2001. Srednestogovskaia i novodanilovskaia kul’tury eneolita Azovo-Chernomorskogo regiona: arkheologo-antropologichemkii analiz materialov i katalog pamiatnikov (The Srednii Stog and Novodanilovskaia Eneolithic Cultures of the Azov-Pontic Region: Archaeological and Anthropological Analysis of Materials and the Catalogue of Sites). Lugansk: “Shlyakh” Publ. (in Russian). Tumen, D. 1978. In Studia Archeoligica VII, II, 23—31 (in Russian). Tur, S. S., Rykun, M. P. 2006. In Pogozheva, A. P., Rykun, M. P., Stepanova, N. F., Tur, S. S. Epokha eneolita i bronzy Gornogo Altaia (Chalcolithic and Bronze Age in Gornyi Altai) 1. Barnaul: “Azbuka” Publ., 60—114 (in Russian). Faifert, A. V. 2019. In Vestnik Moskovskogo gosudarstvennogo oblastnogo universiteta. Seriia: Istoriia i politicheskie nauki (Bulletin of the Moscow Region State University. History and Political Sciences Series) (5), 41—53 (in Russian). Firshtein, B. V. 1967. In Leskov, A. M., Merpert, N. Ya. (eds.). Pamiatniki epokhi bronzy iuga Evropeiskoi chasti SSSR (Bronze Age Sites from the South of the European Part of USSR). Kyiv: “Naukova dumka” Publ., 100—139 (in Russian). Khokhlov, A.A. 2017. Morfogeneticheskie protsessy v VolgoUral’e v epokhu rannego golotsena (po kraniologicheskim materialam mezolita — bronzovogo veka) (Morphogenetic Processes in the Volga and Ural Basins in the Early Holocene Time: by Craniological Data of Mesolithic — Bronze Age). Samara: Samara State University of Social Sciences and Education (in Russian). Khokhlov, A.A., Kitov, E. P. 2012. In Vestnik arkheologii, antropologii i etnografii (Bulletin of Archaeology, Anthropology and Ethnography) (1 (16)), 64—71 (in Russian). Khokhlov, A.A., Kitov, E. P. 2018. In Izvestiia Samarskogo nauchnogo tsentra Rossiiskoi Akademii nauk (Proceedings of the Samara Scientific Center, Russian Academy of Sciences) 20, no. 3—2 (83), 510—516 (in Russian). Khokhlov, A.A., Solodovnikov, K. N., Rykun, M. P., Kravchenko, G. G., Kitov, E. P. 2016. In Vestnik arkheologii, antropologii i etnografii (Bulletin of Archaeology, Anthropology and Ethnography) (3 (34)), 86—106 (in Russian). Chikisheva, T.A. 1994. In Molodin, V. I. (ed.). Drevnie kul’tury Bertekskoi doliny (Ancient Cultures of the Bertek Valley). Novosibirsk: “Nauka” Publ., 157—175 (in Russian). Chikisheva, T.A. 2000. In Arkheologiia, etnografiia i antropologiia Evrazii (Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eurasia) (1), 139—148 (in Russian). Chikisheva, T.A. 2012. Dinamika antropologicheskoi differentsiatsii naseleniia iuga Zapadnoi Sibiri v epokhi neolita — rannego zheleznogo veka (Dynamics of the Anthropological Differentiation of the Population of the South of Western Siberia in Neolithic — Early Iron Age). Novosibirsk: Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences, Institute for Archaeology and Ethnography (in Russian). Shevchenko, A. V. 1986. In Antropologiia drevnego i sovremennogo naseleniia Evropeiskoi chasti SSSR (Anthropology of Ancient and Modern Population of the European Part of the USSR). Leningrad: “Nauka” Publ., 121—215 (in Russian). Erdene, M., Solodovnikov, K. N., Tümên, D. 2020. In Mongolian Journal of Anthropology, Archaeology and Ethnology (10 (533)), 106—112 (in Mongolian). Fu Chang, Hu Xingjun, Wang Bo. 2016. In Xinjiang wenwu (2), 90—99. (in Chinese). Allentoft, M. E., Sikora, M., Sjögren, K. G., Rasmussen, S., Rasmussen, M., et al. 2015. Population genomics of Bronze Age Eurasia. Nature (522), 167—172. DOI: 10.1038/nature14507. Hermes, T. R., Tishkin, A.A., Kosintsev, P.A., Stepanova, N. F., et al. 2020. Mitochondrial DNA of domesticated sheep confirms pastoralist component of Afanasievo subsistence economy in the Altai Mountains (3300—2900 cal BC). Archaeological Research in Asia (24), 100232. DOI: 10.1016/j. ara.2020.100232. Hollard, C., Zvénigorosky, V., Keyser, C., Crubézy, E., et al. 2018. New genetic evidence of affinities and discontinuities between bronze age Siberian populations. American Journal of Physical Anthropology, (1 (167), 97—107. DOI: 10.1002/ajpa.23607. Jeong, C., Wang, K., Wilkin, S., Taylor, W. T. T., et al. 2020. A dynamic 6,000-year genetic history of Eurasia’s Eastern Steppe. Cell, (4 (183)), 890—904.e29 (2020). DOI: 10.1016/j.cell.2020.10.015. Mathieson, I., Lazaridis, I., Rohland, N., Mallick, S., Patterson, N., et al. 2015. Genome-wide patterns of selection in 230 ancient Eurasians. Nature 528, no. 7583, 499—503. DOI: 10.1038/nature16152. Mathieson, I., Alpaslan-Roodenberg, S., Posth, C., et al. 2018. The genomic history of southeastern Europe. Nature 555, 197—203. DOI: 10.1038/nature25778. Narasimhan, V. M., Patterson, N., Moorjani, P., Rohland, N., Bernardos, R., et al. 2019. The formation of human populations in South and Central Asia. Science. 365 (6457): eaat7487. DOI: 10.1126/science.aat7487. Rassamakin, Y. 2004. Die nordpontische Steppe in der Kupferzeit: Gräber aus der Mitte des 5. Jts. bis Ende des 4. Jts. v. Chr. Archäologie in Eurasien. Band 17. Teil 2, 277. Wang, C.-C., Yeh, H.-Y., Popov, A. N., Zhang, H.-Q., Matsumura, H., et al. 2021. Genomic insights into the formation of human populations in East Asia. Nature 591, 413—419. DOI: 10.1038/s41586-021-03336-2. Wang, C. C., Reinhold, S., Kalmykov, A., Wissgott, A., Brandt, G., et al. 2019. Ancient human genome-wide data from a 3000-year interval in the Caucasus corresponds with eco-geographic regions. Nature Communication 10, no. 1. DOI: 10.1038/s41467-018-08220-8. Zhang, F., Ning, C., Scott, A., Bjørn, R., Li, W., et al. 2021. The genomic origins of the Bronze Age Tarim Basin mummies. Nature 599, 256—261. DOI: 10.1038/s41586-021-04052-7. Статья поступила в номер 12 октября 2021 г. 394 К. Н. Солодовников, М. Эрдэнэ Stratum plus №2. 2022 Konstantin Solodovnikov (Tyumen, Russian Federation). Candidate of Historical Sciences. Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences, Tyumen Scientific Center 1. Konstantin Solodovnikov (Tyumen, Rusia). Candidat în ştiinţe istorice. Centrul Ştiinţific din Tiumen, Filiala din Siberia a Academiei de Ştiinţe a Rusiei Солодовников Константин Николаевич (Тюмень, Россия). Кандидат исторических наук. Тюменский научный центр Сибирского отделения Российской Академии наук. E-mail: solodk@list.ru ORCID: 0000-0003-0925-7219 Myagmar Erdene (Ulaanbaatar, Mongolia). Ph.D. National University of Mongolia 2. Myagmar Erdene (Ulaanbaatar, Mongolia). Ph.D. Universitatea Naţională a Mongoliei. Эрдэнэ Мягмар (Улан-Батор, Монголия). Ph.D. Монгольский государственный университет. E-mail: merdene@num.edu.mn ORCID: 0000-0003-0400-1177 Addresses: 1 Malygin St., 86, Tyumen, 625003, Russian Federation; 2 Ikh Surguuliin gudamj-1, P.O.Box-46A/523, Ulaanbaatar, 210646, Mongolia Stratum plus 411 №2. 2022 Список сокращений АА АВЕС АДІУ АКУ АлтГУ АН МССР АН СССР АНИБ АНМ АО АСГЭ АЭАЕ АЭМК БАН БМАК БФАН ВААЭ ВАП ВАШ ВГПУ ВДИ ВНУ ВолГПУ ГМИИ ГРВЛ ДАЗ ДГУ ДонДУ ДонНУ ДонНУ ДСПиК ЗИИМК ИА АН СССР/РАН ИА АН УССР ИА НАНУ ИА РАН ИАИАНД ИАЭТ СО РАН — Археологический альманах. Донецк. — Археология Восточно-Европейской степи. Саратов. — Археологія і давня історія України. Київ. — археологический кабинет университета. — Алтайский государственный университет. Барнаул. — Академия наук Молдавской ССР. Кишинёв. — Академия наук СССР. Москва. — Археологическое научно-исследовательское бюро. Ростов-на-Дону. — Академия наук Республики Молдова. Кишинёв. — Археологические открытия. Москва. — Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Ленинград / Санкт-Петербург. — Археология, этнография и антропология Евразии. Новосибирск. — Археология и этнография Марийского края. Йошкар-Ола. — Българската Академия на науките. София. — Бактрийско-Маргианский культурный комплекс — Башкирский филиал Академии наук СССР. Уфа. — Вестник археологии, антропологии и этнографии. Тюмень. — Вопросы археологии Поволжья. Самара. — университет «Высшая Антропологическая Школа». Кишинёв. — Воронежский государственный педагогический университет. Воронеж. — Вестник древней истории. Москва. — Восточноукраинский национальный университет им. В. Даля. Луганск. — Волгоградский государственный педагогический университет. Волгоград. — Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва. — Главная редакция восточной литературы издательства «Наука». Москва. — Донецький археологічний збірник. Донецьк. — Днепропетровский государственный университет. Днепропетровск. — Донецький державний університет. Донецьк. — Донецкий национальный университет. Донецк. — Донецький національний університет імені Василя Стуса. Вінниця. — Древности Степного Причерноморья и Крыма. — Записки Института истории материальной культуры РАН. Санкт-Петербург. — Институт археологии Академии наук СССР/Российской Академии наук. Москва. — Институт археологии Академии наук Украинской ССР. Киев. — Институт археологии Национальной Академии наук Украины. Киев. — Институт археологии Российской Академии наук. Москва. — Историко-археологические исследования в г. Азове и на Нижнем Дону. Азов. — Институт археологии и этнографии Сибирского отделения Российской Академии наук. Новосибирск. ИВ РАН — Институт востоковедения Российской Академии наук. Москва. ИГАИМК — Известия Государственной Академии материальной культуры. Москва. ИИМК АН — Институт истории материальной культуры Академии наук. Ленинград. ИИМК РАН — Институт истории материальной культуры Российской Академии наук. СанктПетербург. ИЛДТ — Известия лаборатории древних технологий. Иркутск. ИрГТУ — Иркутский государственный технический университет. Иркутск. ИЭА РАН — Институт этнологии и антропологии Российской Академии наук. Москва. ИЯЛИ Коми НЦ УрО РАН — Институт языка, литературы и истории Коми научного центра Уральского отделения Российской Академии наук. Сыктывкар. ИЯЛИЭ — Мордовский институт истории, языка, литературы и экономики. Саранск. ІА НАНУ — Інститут археології Національної Академії наук України. Київ. КГПИ — Куйбышевский государственный институт. Куйбышев. КНЦ РАН — Карельский научный центр Российской Академии наук. Петрозаводск. Коми НЦ УрО РАН — Коми научный центр Уральского отделения Российской Академии наук. Сыктывкар. КСВЕ — крайний северо-восток Европы. КСИА — Краткие сообщения Института археологии АН СССР / РАН. Москва. КСИИМК — Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института истории материальной культуры (1939–1960). Москва; Ленинград / Санкт-Петербург. 412 Список сокращений Stratum plus №2. 2022 КСИЭ КФАН ЛГУ МАВДС МАЕСВ МАР МарНИИ МАСП МАЭ МГУ МДАСУ МИА МИСР МИЦАИ НА ИА РАН НА ІА НАНУ НА НА РАН НАВ НГСПА НГУ НИИГН ОГПУ ОКАЭ ОмГУ ПА ПАЭАССТ ПГГПУ ПГУ ПККМ РА РАЕ РАН РБВ РГГУ РД СА САИ САИПИ СамГУ СГСПУ СГЭ СМАЭ СНУ СО РАН СОГУ СОИГСИ СПбГБУК СПбГУ СЭ СЭ ТАС ТГИМ ТГУ ТМАЭ ТюмНЦ УдГУ УдИЯЛИ УИВ УИИЯЛ УрО РАН ХакНИИЯЛИ — Краткие сообщения Института этнографии. Санкт-Петербург. — Казанский филиал Академии наук СССР. Казань. — Ленинградский государственный университет. Ленинград. — Материалы по археологии Волго-Донских степей. Волгоград. — Материалы по археологии Европейского Северо-Востока. Сыктывкар. — Материалы по археологии России. Санкт-Петербург; Москва. — Марийский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории. ЙошкарОла. — Материалы по археологии Северного Причерноморья. Одесса. — Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) Российской Академии наук. Санкт-Петербург. — Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова. Москва. — Матеріали та дослідження з археології Східної України. Луганськ. — Материалы и исследования по археологии СССР. Москва; Ленинград. — Музей-институт семьи Рерихов. Санкт-Петербург. — Международный институт Центральноазиатских исследований ЮНЕСКО. Самарканд. — Научный архив Института археологии Российской Академии наук. Москва. — Науковий архів Інституту археології Національної Академії наук України. Київ. — Научный архив Института археологии Российской Академии наук. Москва. — Нижневолжский археологический вестник. Волгоград. — Нижнетагильская государственная социально-педагогическая академия. Нижний Тагил. — Новосибирский государственный университет. Новосибирск. — Чувашский научно-исследовательский институт гуманитарных наук. Чебоксары. — Оренбургский государственный педагогический университет. Оренбург. — Отчеты Камской (Воткинской) археологической экспедиции. Москва. — Омский государственный университет. Омск. — Поволжская археология. Казань. — Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Новосибирск. — Пермский государственный гуманитарно-педагогический университет. Пермь. — Пермский государственный университет . Пермь. — Пермский краевой краеведческий музей. Пермь. — Российская археология. Москва. — Российский археологический ежегодник. Санкт-Петербург. — Российская академия наук. Москва. — ранний бронзовый век. — Российский государственный гуманитарный университет. Москва. — раннединастический период. — Советская археология. Москва. — Свод археологических источников. Москва; Ленинград. — Сибирская ассоциация исследователей первобытного искусства. — Самаркандский государственный университет. Самарканд. — Самарский государственный социально-педагогический университет. Самара. — Сообщения Государственного Эрмитажа. Ленинград / Санкт-Петербург.. — Сборник Музея антропологии и этнографии Российской Академии наук. Москва; Ленинград. — Східноукраїнський національний університет ім. В. Даля. Луганськ. — Сибирское отделение Российской Академии наук. Новосибирск. — Северо-Осетинский государственный университет имени К. Л. Хетагурова. Владикавказ. — Северо-Осетинский институт гуманитарных и социальных исследований им. В. И. Абаева. Владикавказ. — Санкт-Петербургское государственное бюджетное учреждение культуры. — Санкт-Петербургский государственный университет. Санкт-Петербург. — Советская энциклопедия (издательство). Москва. — Советская этнография. Москва. — Тверской археологический сборник. Тверь. — Труды Государственного Исторического музея. Москва. — Томский государственный университет. Томск. — Труды Марийской археологической экспедиции. Йошкар-Ола. — Тюменский научный центр Сибирского отделения Российской Академии наук. Тюмень. — Удмуртский государственный университет. Ижевск. — Удмуртский институт языка, литературы и истории. Ижевск. — Уральский исторический вестник. Екатеринбург. — Удмуртский институт истории, языка и литературы Уральского отделения Российской Академии наук. Ижевск. — Уральское отделение Российской Академии наук. Екатеринбург. — Хакасский научно-исследовательский институт языка, литературы и истории. Абакан. Stratum plus Список сокращений №2. 2022 ХИАО — Харьковское историко-археологическое общество. Харьков. ЦП НАНУ і УТОПІК — Центр пам’яткознавства НАН України і Українського товариства охорони пам’яток історії та культури. Київ. ЦЧКИ — Центрально-Чернозёмное книжное издательство. Воронеж. ЧОКМ — Челябинский областной краеведческий музей. Челябинск. ЮНЦ РАН — Южный научный центр Российской академии наук. Ростов-на-Дону. ЮУрГУ — Южноуральский государственный университет. Челябинск. ЮФУ — Южный федеральный университет. Ростов-на-Дону. ЯКИО — ямная культурно-историческая общность. BAR — British Archaeological Reports. Oxford. BAR IS — British Archaeological Reports, International Series. Oxford. BCCSP — Bollettino del Centro Camuno si Studi Preistorici. Capo di Ponte. ED — Early Dynastic period. ESA — Eurasia Septentrionalis Antiqua. Helsinki. JAS — Journal of Archaeological Science. Waltham, Mass. PBF — Prähistoriche Bronzefunde. Stuttgart. PPNA — Pre-Pottery Neolithic A, докермаический неолит A. PPNB — Pre-Pottery Neolithic B, докерамический неолит B. PPS — Proceedings of the Prehistoric Society. London. QI — Quaternary International. Amsterdam. SCIV(A) — Studii şi cercetări de istorie veche (şi arheologie). Bucureşti. TTKY — Türk Tarih Kurumu Yayinlarında. İstanbul. TÜBA-AR — Türkiye Bilimler Akademisi Arkeoloji Dergisi = Turkish Academy of Sciences Journal of Archaeology. Ankara. 413