Andrej Kurbskij

The “Novyj Margarit” is an anthology of religious texts that are mostly Church Slavonic translations from Latin that were produced under the direction of Prince Andrej Kurbskij in the Polish-Lithuanian Commonwealth in the 16th century. A dependency-grammatical approach was chosen to describe the syntax of the “Novyj Margarit”. The language of the “Novyj Margarit” demonstrates a particular mixture of Russian and Ruthenian (Belarusian/Ukrainian) elements with Polish and South Slavic (Church Slavonic) ones. The peculiar translations in the “Novyj Margarit”, which have generally been considered enigmatic or erroneous, required a complex philological and structural linguistic analysis – much more systematic than what had been done before – in order to be deciphered. The result of this was a considerable revision of previous research, especially in the area of Medieval Slavic Studies. The analysis also addressed the sociolinguistic aspects of the mixing of linguistic devices in the “Novyj Margarit”, as these help to explain the highly noticeable heterogeneity of the same.
The wide-ranging interdisciplinarity of the piece of research in question is made clear by the fact that, among other things, it brings together philological and dependency-grammatical analysis, and that it is a contribution to the study of Latin as well as to research in Slavic Studies. The scholarly importance of the work derives not least from the revision of various research paradigms in it. It is demonstrated, for example, that in general, fewer phenomena in Slavic languages ought to be regarded as erroneous than was previously assumed to be the case. The international reception of the work in question can be seen through, among other things, this review published in Russia: Bulanin, Dmitrij Michajlovič 2020, “Novyj Margarit” A. M. Kurbskogo v istorii russkoj perevodnoj pis’mennosti, Drevnjaja Rus’ 79, 1, 175–182; URL: http://www.drevnyaya.ru/vyp/2020_1/part_14.pdf.

In  April 1564 the prince Andrej Michajlovič Kurbskij, one of the Tsar’s generals  engaged  in  the  Livonian  war  (1558-1583),  defected  to  Lithuania  and entered the service of King Sigismund II. Immediately afterwards there ensued a polemical correspondence  between  him  and  Ivan the Terrible,  in which  the deserter  tried  to  defend  his  behavior,  claiming  to  be  a  victim  in  exile  rather than a traitor to his country. Within the exchange of accusations and offenses, an important part is played without any doubt by Ciceronian textual material: Kurbskij inserted the Slavonic translation of Paradoxa Stoicorum II and IV into his third and last letter to the Tsar. In this way he strove to assert his cultural superiority  over  his  less  educated  rival  and  at  the  same  time  to  show  that  he was  suffering  from  the  same  tragic  destiny  as  his  literary  and philosophical-rhetorical model. The present paper deals with some historical and cultural as-pects  of  Ciceros  reception  in  the  sixteenth  century,  with  particular attention to the currently less known Paradoxa Stoicorum and its major influence on Renaissance epistolography.

The literary topoi and allusions to the victim and sacrifice in the biblical and historical context at the same time played a great role for Andrey Kurbsky as a traditionalist and innovator writer in the embodiment of the complex author’s intention of the History of the Grand Prince of Moscow (the second half of the 16th century). The article notes that the writer distinguishes, as opposites, the axiology of sacrificial feat for power doer and persecuted heroes. The article reveals the diverse reception of the author’s interpretation by readers and scribes of History. Kurbsky’s contemporaries and readers of the late 17th — early 18th century had different attitudes toward Kurbsky’s definition of the personality of Ivan the Terrible who makes unrighteous victims and the characterization of people affected by him as new martyrs. The rich handwritten tradition of History, including as part of the Kurbsky Collections, contributed to the emergence of new reader’s interpretations based on literary topoi and allusions used by Kurbsky. The intellectuals of the ‘transitional’ period A.S. Matveev, Evfimy Chudovsky, A.I. Lyzlov, V.V. Golitsyn and others were involved in this process. Textological and typological comparisons of certain monuments and Kurbsky’s History contributed to a deeper understanding of the literary context of the time when the prince’s writings spread. The study also helped to determine which Kurbsky’s ideas about the victim and sacrifice remained relevant for members of different class groups, and which were leveled out and outdated in the text interpretation process.

Для Андрея Курбского как писателя-традиционалиста и новатора одновременно топика жертвы и аллюзии на жертвы в библейском и историческом контексте играли большую роль в воплощении сложного авторского замысла в «Истории о великом князе Московском» (вторая половина XVI в.). В статье фиксируется полярное разграничение писателем аксиологии жертвенного подвига для акторов власти и преследуемых героев. Обращение к дальнейшему восприятию произведений Курбского выявило также неоднозначную рецепцию его трактовки читателями и переписчиками. Современники и читатели конца XVII — начала XVIII вв. по-разному относились к определению Курбским личности Ивана Грозного как жестокого тирана, приносящего неправедные жертвы, и характеристике пострадавших от него людей как новомучеников. Богатая рукописная традиция «Истории», в том числе в составе Сборников Курбского, способствовала появлению новых читательских интерпретаций на основе литературной топики и аллюзий, использованных Курбским. К ней оказались причастны интеллектуалы «переходного» времени А.С. Матвеев, Евфимий Чудовский, А.И. Лызлов, В.В. Голицын и др. Ряд текстологических и типологических сопоставлений тех или иных памятников и «Истории» Курбского позволил глубже понять литературный контекст времени распространения сочинений опального князя и показать, какие грани идеи Курбского о жертве оставались актуальными для представителей разных сословных групп, а какие нивелировались и устаревали в процессе освоения текста.

The third letter of Prince Andrey Mikhailovich Kurbsky to Tsar Ivan the Terrible, dated 1579, contains an extremely curious translation of two of Cicero's Stoic Paradoxes. The Slavic text is a literal translation of the Latin original, accurately reflecting its word order. The paper aims to identify, using concrete examples, some philological and linguistic problems related to the rather mysterious history of the origin and diffusion of this translation in Russia.

The article explores changes in the use of the categories of victim and sacrifice in political literary artefacts in the second half of the 16th century: namely, the correspondence between Ivan the Terrible and Andrey Kurbsky and Kurbsky’s History of the Grand Prince of Moscow. The study shows that the writers of this time used the literary topoi of victim in a fundamentally different way to earlier authors in medieval Russia. The article defines the main means of poetics and rhetoric in the works of Ivan the Terrible and Andrey Kurbsky. The methods for updating the topoi of victim for both authors are similar. Each of them desacralizes a high Christian idea and uses it and a topos for subjective and, as a rule, ideological purposes. Such changes are possible due to the mixing of earthly (profane) and heavenly (sacred) logic when dealing with the categories of victim and sacrifice, which is typical for this time. If, for Kurbsky, the people killed by the tsar are new martyrs, then for Ivan the Terrible, they are justly punished traitors. The tsar believes that subjects should be ready to sacrifice their lives for him. Kurbsky does not deny the necessity of willingness to sacrifice, but he consistently proves that the tsar’s personality does not correspond to Christian ideas about the ideal monarch, so he convinces the reader of the possibility of confronting the tsar. At the same time, both authors characterize themselves as a person affected by the actions of the other and use the literary topoi of victim.

В статье исследованы изменения в представлении категорий жертвы и жертвенности в памятниках публицистики второй половины XVI в.: в переписке Ивана Грозного с Андреем Курбским и в «Истории о великом князе Московском» Курбского. Выявлено, что обращение писателей этого времени к литературной топике жертвы имеет принципиально иной характер по сравнению с предшествующей книжностью Древней Руси. В данном аспекте определены основные средства поэтики и риторики сочинений Грозного и Курбского. Приемы актуализации темы жертвы для обоих авторов носят схожий характер: каждому из них свойственна определенная десакрализация высокой христианской идеи и использование ее и связанной с ней топики в субъективных, как правило, идеологических целях. Подобные изменения становятся возможными вследствие характерного для того времени смешения земной (мирской) и небесной (сакральной) логики в обращении с категорией жертвы. Если для Курбского убитые царем люди являются новомучениками, то для самого Грозного это в первую очередь справедливо наказанные изменники. Царь убежден, что подданные должны быть готовы пожертвовать жизнью ради него и по его воле, Курбский же, не отрицая необходимость и готовность к жертве, последовательно доказывает несоответствие личности царя христианским представлениям об идеальном самодержце, тем самым убеждая читателя в возможности противостояния монарху. Оба автора при этом, характеризуя себя как лицо, пострадавшее от действий другого, используют литературную топику жертвы.

Настоящая статья посвящена исследованию исторической
эволюции архетипа антихриста в русской культуре. В хронологическом порядке рассматриваются все те произведения литературы и искусства, в которых появляется данный архетип, а также восстанавливается последовательная динамика его развития с эпохи средневековья вплоть до октябрьской революции. Исследование носит междисциплинарный характер (история, религиоведение, литературоведение, искусствоведение, культурология), так как авторы считают, что при рассмотрении вопросов, связанных с архетипами и их эволюцией любое деление на дисциплины является искусственным и только мешает увидеть явление во всей его полноте. Среди анализируемых произведении находятся «История князя московского» А. М. Курбского, «Бесы» и «Братья Карамазовы» Ф. М. Достоевского, мистическая дилогия («Волхвы» и «Великий розенкрейцер») Вс. С. Соловьева, «Краткая повесть об антихристе» Вл. С. Соловьева, трилогия «Христос и антихрист» Д. С. Мережковского и «Отчий дом» Е. Н. Чирикова, а также многочисленные миниатюры и иконы. Можно констатировать, что так как тема антихриста напрямую связана с эсхатологическими течениями, то есть с размышлениями о конце света и финальном окончании истории человечества, особый рост интереса к данной тематике обычно наблюдается в переломные
моменты истории, в периоды революции и крупных исторических
сдвигов, когда происходит крушение устоявшихся политических,
социальных, экономических устоев и идеологических установок.
Такими моментами и изобилует русская история, в которой такие
мотивы, приобретя архетипический статус, получили особенную
актуальность во времена Ивана Грозного, в период петровских реформ, во время отечественной войны 1812 года и с связи с октябрьской революцией.

This article is devoted to the study of the historical evolution of the archetype of antichrist in Russian culture. All the works of literature
and art in which this archetype appears are examined in chronological order, and the consecutive dynamics of its development from the Middle Ages  up to the October Revolution is restored. The study is interdisciplinary in nature (history, religious studies, literary criticism, art history, cultural studies), since the authors believe that when considering issues related to archetypes and their evolution, any division into disciplines is artificial and only prevents one from seeing the phenomenon in its entirety. Among the analyzed works are Andrey Kurbsky’s “The History of the Prince of Moscow”, “Demons” and “The Brothers Karamazov” by Fyodor Dostoevsky, mystical dilogy (“The Magicians” and “The Great Rosicrucian”) by Vsevolod Solovev, “A Brief Tale of the Antichrist” by Vladymir Solovev, the trilogy “Christ and Antichrist” by Dmitry Merezhkovsky and the “Father's House” by Evgeny Chirikov, as well as numerous miniatures and icons. It can be stated that since the topic of antichrist is directly related to eschatological trends, that is, to reflections on the end of the world and the final end of the history of mankind, a special increase in interest in this topic is usually observed at critical moments in history, during periods of revolution and major historical changes, when the collapse of established political, social, economic foundations and ideological attitudes happens. Such moments abound in Russian history, in which such motifs, having acquired an archetypal status, gained particular relevance during the time of Ivan the Terrible, during the period of the reforms by Peter the Great, during the Patriotic War of 1812 and in connection with the October Revolution.