Russian Abstract: Объектом исследования является фольклорная реакция на актуальные социально-поли... more Russian Abstract: Объектом исследования является фольклорная реакция на актуальные социально-политические события, возникающая в виде шуток в соцсетях, а также лайков, репостов и комментариев к ним. Для ответа на вопросы, почему одни события вызывают вал анекдотов и шуток в соцсетях, а другие — нет, и как устроена фольклорная реакция в интернете, участники исследовательской группы «Мониторинг актуального фольклора» собрали корпус интернет-шуток, которыми пользователи соцсетей реагировали на различные социальнополитические события 2017–2018 года, и разработали методику количественного анализа, позволяющую измерить «силу» реакции и описать ее динамику. English Abstract: The object of the research is the folklore reaction to current socio-political events, arising in the form of jokes in social networks, as well as likes, reposts and comments to them. To answer the questions why some events cause a wave of anecdotes and jokes on social networks, while others do not, and how the folklore reaction on the Internet works, the participants of the research group "Monitoring of Actual Folklore" collected a corpus of Internet jokes with which social network users reacted to various sociopolitical events of 2017–2018, and developed a method of quantitative analysis that allows you to measure the "strength" of the reaction and describe its dynamics.
Статья посвящена реакции русскоязычной и франкоязычной аудитории на пожар в соборе Парижской Бого... more Статья посвящена реакции русскоязычной и франкоязычной аудитории на пожар в соборе Парижской Богоматери. Автор исследует альтернативные версии причин пожара, а также проявления «оппозиционной скорби». Носители альтернативных версий, не удовлетворившись официальным объяснением произошедшего (слу- чайное возгорание), нашли в катастрофе целесообразность и смысл с помощью языков конспирологии и религии. Носители «оппозиционной скорби» пытались оспорить драматический статус, присвоенный пожару политиками, большими СМИ и миллионами рядовых пользователей, коллективно скорбящих онлайн и офлайн. «Оппозиционеры» предлагали альтернативные объекты сопереживания и помощи и альтернативные определения того, что следует считать националь- ной или мировой драмой. Анализируя такие высказывания, автор замечает, что внимание СМИ, готовность правительств и больших корпораций помогать жерт- ве катастрофы воспринимается «оппозиционерами» как ценный ресурс, который следует перераспределить, то есть отнять у собора и направить на другие, более достойные объекты. В роли этих «альтернативных объектов» могут выступать дру- гие памятники архитектуры, страдающие от бедности соотечественники или жи- тели стран Третьего мира, но «оппозиционное» высказывание строится по одной модели: «настоящая драма — это Х, эмоции и деньги нужно расходовать не на Нотр-Дам, а на Х».
Согласно советскому городскому фольклору, в конце 1950-х годов известный фран- цузский актер или ... more Согласно советскому городскому фольклору, в конце 1950-х годов известный фран- цузский актер или певец (Ив Монтан, Жерар Филип или Ален Делон), посетив СССР, был так шокирован фасонами и качеством советского нижнего белья, что накупил образцов, привез его в Париж и устроил там выставку, чтобы дать своим знакомым посмеяться над убогостью советской моды. Появление и популярность этой легенды объясняются специфически советским «страхом стыда», который советские люди ис- пытывали, оказываясь под взглядом иностранца. Хотя вся система иностранного ту- ризма была направлена на контроль за взглядом иностранца, страх, что этот взгляд выйдет из-под контроля и увидит в советской действительности нечто неприглядное и постыдное, не покидал ни идеологических работников, ни рядовых советских граж- дан. Городская легенда о французской выставке советского белья артикулировала этот страх.
В статье рассматривается, как формируется ковид-диссидентский взгляд на пандемию. Анализ полу- ст... more В статье рассматривается, как формируется ковид-диссидентский взгляд на пандемию. Анализ полу- структурированных интервью с ковид- диссидентами (N = 21) показывает, что, в равной степени не доверяя СМИ, они по-разному отвечают на вопрос «кому и зачем нужно преувеличивать опас- ность коронавируса?». «Умеренные» диссиденты видят за медийными сооб- щениями о пандемии борьбу частных экономических интересов, а «радикаль- ные»—мировой заговор, угрожающий жизни и свободе людей. Также ковид- диссиденты под разными углами смотрят на ограничительные меры: хотя «ради- кальные» относятся к ним менее терпи- мо, чем «умеренные», только немногие «радикалы» встают на путь открытого сопротивления. В статье показано, что «радикальный» взгляд на пандемию свя- зан, с одной стороны, с переживанием «паники агентности» (Т. Мелли), а с дру- гой — с пессимистическим восприятием будущего. Важную роль в оценке ограни- чительных мер играет допандемийный опыт увлечения идеями и практиками альтернативной медицины. Нежелание отдавать государству приобретенную в результате этого опыта «самодельную агентность» (С. Хардинг, К. Стюарт) тол- кает некоторых «радикальных» диссидентов на путь активного сопротивления ограничительным мерам.
This is a preprint version, submitted in 2016, published in 2020, "The Journal of American F... more This is a preprint version, submitted in 2016, published in 2020, "The Journal of American Folklore" Vol. 133, No. 530, Critical Folkloristics Today (Fall 2020), pp. 452-470 https://www.jstor.org/stable/10.5406/jamerfolk.133.issue-530 Throughout the course of the presidential elections, hundreds of jokes dealing with that topic have appeared on the English-speaking Internet. It was quite likely that Russian folklore would simply exploit translations of existing American texts. However, the statistical and semantic analysis of the corpus of jokes, which appeared in the Russian social media during the first two weeks after the said elections, shows that translated jokes, representing Trump as incompetent, are not very popular with the Russian audience. A different type of joke, the one juxtaposing the election systems in the USA and Russia, is cited much more frequently. Yet, 70% of the reposts went to the jokes, using an unrelated base meaning-i.e., the idea that Russia and...
The article is dedicated to history and methods of urban legend studies. The author narrates the ... more The article is dedicated to history and methods of urban legend studies. The author narrates the brief history of urban legend studies and covers upon some theoretical discussions concerning the terms “urban legend” and “contemporary legend”. Systematic research upon current folklore narratives began only in the 1940s, with contemporary legend becoming firmly established as an acclaimed research interest in the 1960s. Since the 1970s the issue of social reasons for emergence and popularity of certain plots becomes the key question of legend research. To answer it, folklorists follow the psychoanalytic “hermeneutics of suspicion”. They suggest that every legend contains a “hidden message” which needs to be perceived as a symptom of emotional status of the group. The author highlights two types of such psychoanalytic interpretation. Some researchers believe that legend’s function is articulation of nonconscious anxieties and fears of the group (the mechanism of folklore articulation, in terms of this paper). Other researchers suppose that a legend provides the group with an opportunity to compensate its moral discomfort (mechanism of folklore compensation). Nevertheless, the results of such interpretation were often arbitrary. This drew criticism in the 1990s, leaving the community in search of alternative explanations of why legends persist. But the question “Why?” is still unanswered. The theorists of ostension leave aside the issue of why a group produces and transmits a certain plot and focus upon how exactly the former is affected by the latter.
The paper dwells upon the origins of the legend of “red film” and “infrared glasses” that allow t... more The paper dwells upon the origins of the legend of “red film” and “infrared glasses” that allow to see people naked through their clothes. This legend was popular among Soviet schoolchildren in the 1970–80s, but similar stories also appeared in other cultural contexts and in other age- related environment — in occupied Iraq and among adult Soviet citizens. In different contexts, the story about a seeing-through-clothes device articulates the same feeling — helplessness in front of the “powerful” (whether it be a KGB officer or a stranger from a more developed country). Relying on Michel Foucault`s ideas, the authors come to the conclusion that the children’s “red film” story is a result of adults’ ideas of the authorities’ ability to intrude into the privacy of citizens. While Soviet adults (the parents’ generation) feel that they cannot escape the “all-seeing eye of the authorities”, the children react to that with the game of gaining/ losing power, impossible in a life of a grown-up. The ability of “red film” to set people in the position of “unprotected visibility” became the symbolic expression of these ideas and fears. In the same time the magic film allowed its “owner” (i. e. potentially any member of the group) to overcome the fear of becoming the victim and to be “the authorities” himself.
The assertion that the activity of Western intelligence services covertly affects the minds of So... more The assertion that the activity of Western intelligence services covertly affects the minds of Soviet people was the main framework of perceiving dissidents in late Soviet official discourse. But these conspiratorial interpretations of dissent were used not only in propaganda texts but also in the secret documents that circulated between the KGB and the Communist Party`s high-ranking officials. This paper focuses on the role of such "internal use" of conspiracy theories. The official Soviet language that formed a mental habit of seeing an enemy's hand everywhere was not the only reason for their using it. A need to deprive dissidents of their agency was, rather, a psychological ground for using the ideologically conventional narrative on "foreign masters." There were other tools of depriving them of agency, like folk conspiracy theories and labeling the dissidents mentally ill. The allegations of oppositionists' complete lack of agency helped KGB and CPSU officials to neutralize the threatening potential of the critics' statements, and thus to restore their feelings of personal value and personal control, and to protect cohesiveness of their worldview. However, the anti-Western conspiracy theory had an advantage in comparison with a non-conspiratorial way of depriving agency. It proposed a "viable scapegoat" (Rothschild et al. 2012) that was able to bear the responsibility not only for the individual dissidents' political criticism, but also for a wide range of the system's failures and for a broad variety of oppositional activities.
Russian Abstract: Объектом исследования является фольклорная реакция на актуальные социально-поли... more Russian Abstract: Объектом исследования является фольклорная реакция на актуальные социально-политические события, возникающая в виде шуток в соцсетях, а также лайков, репостов и комментариев к ним. Для ответа на вопросы, почему одни события вызывают вал анекдотов и шуток в соцсетях, а другие — нет, и как устроена фольклорная реакция в интернете, участники исследовательской группы «Мониторинг актуального фольклора» собрали корпус интернет-шуток, которыми пользователи соцсетей реагировали на различные социальнополитические события 2017–2018 года, и разработали методику количественного анализа, позволяющую измерить «силу» реакции и описать ее динамику. English Abstract: The object of the research is the folklore reaction to current socio-political events, arising in the form of jokes in social networks, as well as likes, reposts and comments to them. To answer the questions why some events cause a wave of anecdotes and jokes on social networks, while others do not, and how the folklore reaction on the Internet works, the participants of the research group "Monitoring of Actual Folklore" collected a corpus of Internet jokes with which social network users reacted to various sociopolitical events of 2017–2018, and developed a method of quantitative analysis that allows you to measure the "strength" of the reaction and describe its dynamics.
Статья посвящена реакции русскоязычной и франкоязычной аудитории на пожар в соборе Парижской Бого... more Статья посвящена реакции русскоязычной и франкоязычной аудитории на пожар в соборе Парижской Богоматери. Автор исследует альтернативные версии причин пожара, а также проявления «оппозиционной скорби». Носители альтернативных версий, не удовлетворившись официальным объяснением произошедшего (слу- чайное возгорание), нашли в катастрофе целесообразность и смысл с помощью языков конспирологии и религии. Носители «оппозиционной скорби» пытались оспорить драматический статус, присвоенный пожару политиками, большими СМИ и миллионами рядовых пользователей, коллективно скорбящих онлайн и офлайн. «Оппозиционеры» предлагали альтернативные объекты сопереживания и помощи и альтернативные определения того, что следует считать националь- ной или мировой драмой. Анализируя такие высказывания, автор замечает, что внимание СМИ, готовность правительств и больших корпораций помогать жерт- ве катастрофы воспринимается «оппозиционерами» как ценный ресурс, который следует перераспределить, то есть отнять у собора и направить на другие, более достойные объекты. В роли этих «альтернативных объектов» могут выступать дру- гие памятники архитектуры, страдающие от бедности соотечественники или жи- тели стран Третьего мира, но «оппозиционное» высказывание строится по одной модели: «настоящая драма — это Х, эмоции и деньги нужно расходовать не на Нотр-Дам, а на Х».
Согласно советскому городскому фольклору, в конце 1950-х годов известный фран- цузский актер или ... more Согласно советскому городскому фольклору, в конце 1950-х годов известный фран- цузский актер или певец (Ив Монтан, Жерар Филип или Ален Делон), посетив СССР, был так шокирован фасонами и качеством советского нижнего белья, что накупил образцов, привез его в Париж и устроил там выставку, чтобы дать своим знакомым посмеяться над убогостью советской моды. Появление и популярность этой легенды объясняются специфически советским «страхом стыда», который советские люди ис- пытывали, оказываясь под взглядом иностранца. Хотя вся система иностранного ту- ризма была направлена на контроль за взглядом иностранца, страх, что этот взгляд выйдет из-под контроля и увидит в советской действительности нечто неприглядное и постыдное, не покидал ни идеологических работников, ни рядовых советских граж- дан. Городская легенда о французской выставке советского белья артикулировала этот страх.
В статье рассматривается, как формируется ковид-диссидентский взгляд на пандемию. Анализ полу- ст... more В статье рассматривается, как формируется ковид-диссидентский взгляд на пандемию. Анализ полу- структурированных интервью с ковид- диссидентами (N = 21) показывает, что, в равной степени не доверяя СМИ, они по-разному отвечают на вопрос «кому и зачем нужно преувеличивать опас- ность коронавируса?». «Умеренные» диссиденты видят за медийными сооб- щениями о пандемии борьбу частных экономических интересов, а «радикаль- ные»—мировой заговор, угрожающий жизни и свободе людей. Также ковид- диссиденты под разными углами смотрят на ограничительные меры: хотя «ради- кальные» относятся к ним менее терпи- мо, чем «умеренные», только немногие «радикалы» встают на путь открытого сопротивления. В статье показано, что «радикальный» взгляд на пандемию свя- зан, с одной стороны, с переживанием «паники агентности» (Т. Мелли), а с дру- гой — с пессимистическим восприятием будущего. Важную роль в оценке ограни- чительных мер играет допандемийный опыт увлечения идеями и практиками альтернативной медицины. Нежелание отдавать государству приобретенную в результате этого опыта «самодельную агентность» (С. Хардинг, К. Стюарт) тол- кает некоторых «радикальных» диссидентов на путь активного сопротивления ограничительным мерам.
This is a preprint version, submitted in 2016, published in 2020, "The Journal of American F... more This is a preprint version, submitted in 2016, published in 2020, "The Journal of American Folklore" Vol. 133, No. 530, Critical Folkloristics Today (Fall 2020), pp. 452-470 https://www.jstor.org/stable/10.5406/jamerfolk.133.issue-530 Throughout the course of the presidential elections, hundreds of jokes dealing with that topic have appeared on the English-speaking Internet. It was quite likely that Russian folklore would simply exploit translations of existing American texts. However, the statistical and semantic analysis of the corpus of jokes, which appeared in the Russian social media during the first two weeks after the said elections, shows that translated jokes, representing Trump as incompetent, are not very popular with the Russian audience. A different type of joke, the one juxtaposing the election systems in the USA and Russia, is cited much more frequently. Yet, 70% of the reposts went to the jokes, using an unrelated base meaning-i.e., the idea that Russia and...
The article is dedicated to history and methods of urban legend studies. The author narrates the ... more The article is dedicated to history and methods of urban legend studies. The author narrates the brief history of urban legend studies and covers upon some theoretical discussions concerning the terms “urban legend” and “contemporary legend”. Systematic research upon current folklore narratives began only in the 1940s, with contemporary legend becoming firmly established as an acclaimed research interest in the 1960s. Since the 1970s the issue of social reasons for emergence and popularity of certain plots becomes the key question of legend research. To answer it, folklorists follow the psychoanalytic “hermeneutics of suspicion”. They suggest that every legend contains a “hidden message” which needs to be perceived as a symptom of emotional status of the group. The author highlights two types of such psychoanalytic interpretation. Some researchers believe that legend’s function is articulation of nonconscious anxieties and fears of the group (the mechanism of folklore articulation, in terms of this paper). Other researchers suppose that a legend provides the group with an opportunity to compensate its moral discomfort (mechanism of folklore compensation). Nevertheless, the results of such interpretation were often arbitrary. This drew criticism in the 1990s, leaving the community in search of alternative explanations of why legends persist. But the question “Why?” is still unanswered. The theorists of ostension leave aside the issue of why a group produces and transmits a certain plot and focus upon how exactly the former is affected by the latter.
The paper dwells upon the origins of the legend of “red film” and “infrared glasses” that allow t... more The paper dwells upon the origins of the legend of “red film” and “infrared glasses” that allow to see people naked through their clothes. This legend was popular among Soviet schoolchildren in the 1970–80s, but similar stories also appeared in other cultural contexts and in other age- related environment — in occupied Iraq and among adult Soviet citizens. In different contexts, the story about a seeing-through-clothes device articulates the same feeling — helplessness in front of the “powerful” (whether it be a KGB officer or a stranger from a more developed country). Relying on Michel Foucault`s ideas, the authors come to the conclusion that the children’s “red film” story is a result of adults’ ideas of the authorities’ ability to intrude into the privacy of citizens. While Soviet adults (the parents’ generation) feel that they cannot escape the “all-seeing eye of the authorities”, the children react to that with the game of gaining/ losing power, impossible in a life of a grown-up. The ability of “red film” to set people in the position of “unprotected visibility” became the symbolic expression of these ideas and fears. In the same time the magic film allowed its “owner” (i. e. potentially any member of the group) to overcome the fear of becoming the victim and to be “the authorities” himself.
The assertion that the activity of Western intelligence services covertly affects the minds of So... more The assertion that the activity of Western intelligence services covertly affects the minds of Soviet people was the main framework of perceiving dissidents in late Soviet official discourse. But these conspiratorial interpretations of dissent were used not only in propaganda texts but also in the secret documents that circulated between the KGB and the Communist Party`s high-ranking officials. This paper focuses on the role of such "internal use" of conspiracy theories. The official Soviet language that formed a mental habit of seeing an enemy's hand everywhere was not the only reason for their using it. A need to deprive dissidents of their agency was, rather, a psychological ground for using the ideologically conventional narrative on "foreign masters." There were other tools of depriving them of agency, like folk conspiracy theories and labeling the dissidents mentally ill. The allegations of oppositionists' complete lack of agency helped KGB and CPSU officials to neutralize the threatening potential of the critics' statements, and thus to restore their feelings of personal value and personal control, and to protect cohesiveness of their worldview. However, the anti-Western conspiracy theory had an advantage in comparison with a non-conspiratorial way of depriving agency. It proposed a "viable scapegoat" (Rothschild et al. 2012) that was able to bear the responsibility not only for the individual dissidents' political criticism, but also for a wide range of the system's failures and for a broad variety of oppositional activities.
Uploads
Papers by Anna Kirziuk
Drafts by Anna Kirziuk