социальная норма

We have examined two approaches to corruption as a social phenomenon. Within the framework of political and legal approach, corruption is regarded as social pathology  being an indicator of the social order violation. This approach is dominant. The definition of corruption is a key one at this stage of social science which is reflected in the laws that are aimed at fighting corruption in Russia. However, it ignores the function that corruption accomplished in post-socialist societies and considers the main cause to be some special criminal motivation of the participants. Representatives of functional and phenomenological approach seek to investigate corruption as a norm of a particular state of society. Here the norm is referred to as a widespread phenomenon, not as a normative ideal, and in this approach, distinction between “informality” and corruption is based on this stipulation. Taking that into account, “informality” is declared to be the norm and becomes an acceptable exception. Corruption is  perceived  as a sign  of uncertainty  proper to  the  Russian  society. The phenomenological approach now is more preferable from the viewpoint of the research conducted in terms of its functionality. It does not limit the researcher in the selection of the normative ideal and allows to define one`s own criteria for classifying corruption either as a norm or a pathology. In order to clearly identify one of the two research positions, one must answer the following questions: what is the type of the Russian society (post-modern, contemporary or quasi-contemporary); what is the social order transmitted and reproduced in the Russian society.
В работе рассматриваются два подхода к изучению коррупции как социального феномена. В рамках политико-правого подхода коррупция изучается как социальная патология, которая является признаком нарушения социального порядка. Представители функционально-феноменологического подхода пытаются исследовать коррупцию как норму специфического состояния общества. Акцент делается на актуальных исследованиях не только отечественных, но и зарубежных авторов.

В статье исследована проблема семиотического соотношения тела и одежды с точки зрения реализации власти в межчеловеческой коммуникации. Рассмотрены основные функции одежды: адаптация, идентификация, суверенизация и манипуляция. Показано, что при манипулировании одежда приобретает инверсивный характер; при этом она превращается в средство воздействия и инструмент агрессии, в метод завоевания чужой воли. Тело, открываемое с помощью одежды, становится и рыночным товаром, и способом продвижения рыночного товара, активируя механизмы соблазна. В таком контексте по-новому ставится проблема женской эмансипации, а также акцентируется вопрос о «рассеянной» власти и семиотических механизмах её реализации в культуре. Семиотика власти предполагает, однако, не только прямой, но и обратный вектор власти: одежда может выражать собой и интериоризацию нормы, и экстериоризацию личной экзистенциальной позиции, существуя на пересечении семантики и прагматики. Именно от фундаментальной прагматической установки зависит тот вектор власти, который не только выражается, но и осуществляется посредством одежды в её соотношении с одетым/раздетым телом: либо это вектор насилия и подчинения себе чужой воли, либо это вектор удержания нормы собственной и чужой приватности, нормы самоорганизации и самоуправления.

The problem of the semiotic correlation of body and clothes from the point of view of the implementation of power in interpersonal communication is investigated in this paper. The main functions of clothes – adaptation, identification, sovereignization and manipulation – are reviewed in the text. It is shown that the clothes acquire inverse character by manipulating; at the same time it become in means of influence and aggression’s tool, in the method of the conquest of another’s will. The body which is opened by means of clothes becomes a tradable commodity, and the way to move goods market, activating the mechanisms of seduction. In this context, a problem of women’s emancipation is formulated in a new way. Besides, themes of “scattered” power and semiotic mechanisms of its implementation in the culture are investigated. Semiotics of power implies, however, not only the direct but also the inverse power vector: clothes can express the internalization of norms and exteriorization of personal existential positions. Therefore, clothes are at the intersection of semantics and pragmatics. The vector of power, which is not only expressed, but also carried out through clothing in her relationship with the dressed / undressed body, depends on the fundamental pragmatic presupposition: either it is a vector of violence and the subordination of the will of others, or it is a vector of retention of their own and other people’s privacy norm, of self-organization and self-management norm.

Рассматриваются общественные инициативы в сфере социального контроля девиантности, которые актуализируются как один из альтернативных неформальных институтов социального контроля на фоне современного «кризиса наказания». Показано, что общественные инициативы обладают специфическими чертами социального института и вносят существенный вклад в расширение границ понятий «норма»/«девиация». Их включенность в социальную коммуникацию на публичных аренах расширяет обыденные представления и повседневные практики социального контроля девиантности.

The paper focuses on community initiatives in the field of social control of deviance, which up- dated as an alternative informal institution of social control on the background of so called “crisis of punishment”. Community initiatives have specific features of social institution and contribute significantly to the expansion of the boundaries of concepts “norm”/“deviation”. They are in- volved in communication on public arenas, and that makes commonplace ideas and practices of social control of deviance wider.