Liv (Livonian)

This volume gathers together articles dealing with Finnic minority languages and language contacts. The first part presents topics focusing on phonology, morphology, morphosyntax, syntax as well as lexical relations. The second part of the book consists of non-peer-reviewed reports on archived and digital Finnic minority language materials as well as two field trip reports to Finnic-speaking or formerly Finnic-speaking areas. This collection is based on the work carried out during the project “Language change in multilingual Finnic”, funded by the Kone Foundation. Most articles are based on presentations given at a symposium organized at the XII International Congress for Finno-Ugric Studies in Oulu in August 2015.

Finnic jää ‘ice’ is usually regarded as an inherent Finno-Ugric
word and its original form is reconstructed as *jäŋe (Kallio 1997)
or *jäŋi (Aikio 2002, Zhivlov 2015). There are also similar ‘ice’-
words in some Indo-European languages (see Kroonen 2013: 273).
Petri Kallio (1997: 127) has mentioned this word as a possible Finno-
Ugric borrowing in Celto-Germanic (*ie̯ǵ- ‘ice’; Kallio referring
to personal communication with Jorma Koivulehto). The similarity
between Finno-Ugric and Indo-European ice-words has been a matter
of discussion for a long time. Some scholars have treated them
as Indo-European loanwords in Finno-Ugric languages (e.g. Agostini
1999: 108), others as Finno-Ugric borrowings in (Western)
Indo-European languages (e.g. Mikhailova 2007: 10). Greenberg
(2002: 99) has connected PIE *yeg- ‘ice’ with similar words in Uralic
and also (Proto-)Altaic; Kümmel (2012: 305) has even presented
a common root *jæɠ for PIU (i.e., Proto-Indo-Uralic). However, if
we look more specifically at the Finno-Ugric and Indo-European languages,
we can better observe correspondences between some western
Indo-European and Finno-Ugric languages, especially between
(Celto-)Germanic and Finnic. Among Finnic languages, Southern
Finnic ‘ice’-words in particular deserve more careful study.

Аннотация. Статья посвящена истории изучения ливского языка и культуры выдающимися учеными-филологами XIX в. Андреасом Шегреном и Фердинандом Видеманом, способствовавшим лингвистической типологизации, научной классификации этого феномена.
При написании статьи автор использовал опубликованные материалы научных трудов и экспедиций ученых, военно-статистических описаний середины XIX в., и полевые этнографические данные интервью, собранных экспедицией Кубанского государственного университета в 2016 г. в ливских селах Латвии. Помимо классических методов историко-типологического, и историко-сравнительного, использован метод дискурс-анализа – деконструкции научных текстов и ситуационный подход анализа процесса взаимодействия исследователя и изучаемой общности. Применяется методология «историзма», раскрывающая историческое явление во всей его полноте взаимосвязей, текстов и контекстов.
Было выделено несколько этапов в истории изучения ливов. Отмечено, что на смену донаучному (любительскому) периоду пришла академическая эпоха, связанная с личностями К. Бэра, А. Шегрена и Ф. Видемана Исследована роль указанных ученых и их последователей в сохранении ливской культуры, изучении языка и фольклора. Внимание сфокусировано на актуализации/конструировании этнолингвистической ливской общности в процессе научного исследования А. Шегреном и Ф. Видеманом. Впоследствии, ливская проблематика стала объектом исследования в основном для ученых финно-угорского «мира» (финских и эстонских). Делается вывод о решающем вкладе А. Шегрена и Ф. Видемана в определении границ ливской общности, что на последующие годы сформировало образ ливов.
The article is devoted to the history of Livonian language investigated by A. Sjögren and F. Wiedemann who were the famous Russian philologists. They typologized and classified this scientific phenomena – Livonian language. As a base of the article, the author use publications of their scientific works and field expedition database. In addition, the author take records of interviews collected during an expedition on 2016 year by researches of Kuban State University in some of Livles villages in Latvia. Moreover, he pay attention to military-statistical descriptions of settlements from XIX century. The article provide us with a history and a role of A. Sjögren and F. Wiedemann in saving of Livonian culture and studying of language and folklore of this population. Besides such classic methods as``historical andtypologicaìànd``historical-comparativè`there was applied discourse-analysis for deconstructing of scientific texts as well as situational analysis of cooperation of researcher and`` field``. The methodology of`` historicism`` was applied to demonstrate sociohistorical event in interrelationship of texts and contexts. There were highlighted some stages in the history of investigation. The first stage was pre-scientific one , later it was change by academic epoch , connected with the name of К. Baer , A. Sjögren and F. Wiedemann. The author pay attention to the role of that researches in the protecting of the Livles culture , studding of language popularization of folklore. Actualization / construction of ethno-linguistic Livles community in the proses of A. Sjögren and F. Wiedemann`s investigation are in the focus of the article. Subsequently " Livles problem " became an object of study previously for " Fenno-Ugorian " world (Finnish and Estonian) TheauthorcometotheconclusionaboutthedecisivecontributionofA.SjögrenandF.WiedemannwhichdefinedtheboundariesoftheLivlescommunitythatformsthesampletheLivlesbynextyears.

Каждый военный конфликт, случившийся в мировой истории, всегда оставляет после себя множество вопросов о его причинах, ходе, стратегии и тактике воевавших сторон, результатах и последствиях. Ливонская война 1558-1583 гг. является тому весьма показательным примером. Несмотря на весьма значительный объем исследований этой темы , в историографии до сих пор не существует единства мнений насчет характера этой войны, внезапно начавшейся нападением России на Ливонию при том, что до этого оба государства более полувека сохраняли мирные отношения.

В отечественной истории существует множество поистине судьбоносных событий, к числу которых принадлежит и Ливонская война 1558-1583 гг., ставшая одним из самых крупных военных конфликтов в истории раннего Нового времени. Однако характер его и причины до сих пор нуждаются в более пристальном изучении. Введение в научный оборот новых документов заставляет исследователей во многом пересмотреть концепции, устоявшиеся в отечественной историографии . Однако теперь перед исследователями встает не только вопрос интерпретации новых фактов, но и анализ оценок, данных современниками и непосредственными участниками этому масштабному историческому событию. Подобный подход заставляет обратить особое внимание на события первой военной кампании русских войск в январе-феврале 1558 года, с которой, собственно, и началась многолетняя борьба за Ливонию.

В событиях первой кампании Ливонской войны 1558-1583 гг., которая была связана с нападением русских войск на дерптскую (тартускую) епархию в январе-феврале 1558 г., содержится много неясного. Принято считать, что ливонские государи (ландсгерры) в силу неспособности не смогли организовать эффективную оборону страны [1, C.98], ссылаясь, в основном, на свидетельства ливонских хронистов второй половины XVI – начала XVII в., в массе своей протестантов, негативно относившихся к Ливонскому ордену и католическим епископам, а потому далеко небеспристрастных. Пространное описание первой ливонской кампании 1558 г. дается в «Истории Ливонии» Иоганна Реннера [2, C.55-167] (1525-1583), который, будучи на службе Ливонскому ордену, имел доступ к орденскому архиву и не имел намерения принизить заслуги ордена в деле обороны страны [3, C.85-92], какое было, к примеру, Бальтазара Рюссова. К сожалению, хроника Реннера, в отличие от сочинений Рюссова и Франца Ниенштедта, до сих пор не переведена на русский язык, хотя ее содержание при реконструкции событий Ливонской войны трудно переоценить. Во всяком случае, она не обнаруживает явных противоречий с данными документальных ливонских источников, представленных в публикациях К. Ширрена [4, S.98-167] и Ф. Бинеманна [5, S.29-104], а также в издании документов из архива Тевтонского ордена [6, S.81-125].

“Naklonenije „modus obliquus“ v baľtijskom jazykovom sojuze”: [“The Verb Mode »modus ob¬liquus« in the Baltic Language Areal”, Russ.]
Косвенное наклонение‚ так называемое «modus obliquus» характерно для эстонского и ливского языков‚ а в остальных прибалтийско-финских языках нет особого наклонения для выражения пересказанного действия. C другой стороны‚ в латышских и литовских языках косвенным образом воспринятое действие выражается специальным наклонением‚ так называемым «modus relativus»‚ а в прусском языке подобного особого наклонения нет. Автор доклада того мнения‚ что «modus obliquus» является ареальной изоглоссой‚ если принимаем слова чешского языковеда Cкалички (Skalička) об определении ареального сходства: два или больше языков представляют собой языковый союз‚ если одно и то же значение передается в них подобными языковыми средствами. = в кн. «Мовы ў Вялікім Княстве Літоўскім і краінах сучаснай Цэнтральнай І Ўсходняй Еўропы: аналогіі і пераемнасць» ред. А. Зольтан 1998. 
In: ZOLTÁN András [Ed.], A Litván Nagyfejedelemség és a mai Közép- és Kelet-Európa nyelvei: analógiák és folytonosság. — Jayzki v Velikom Knjažestve Litovskom i stranah sovremennoj Centraľnoj i Vostočnoj Evropy: analogii i preemstvennost’. — Movy u˘ Vjalikim Knjastve Lito u˘skim I krainah sučasnaj Centraľnaj u˘ U˘shodnaj E u˘ropy: analogii i peraemnasć. — Jęziki w Wielkim Księstwe Litewskim i we Wspólczesnych Państwach Środkowej I Wschodniej Europy: analogie i Dziedzictwo. Budapest: ELTE BTK Keleti Szláv és Balti Filológiai Tanszéke, 1998. 24-26. ISBN 963 463 205 X https://www.academia.edu/7421965/%D0%AF%D0%B7%D1%8B%D0%BA%D0%B8_%D0%B2_%D0%92%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BC_%D0%BA%D0%BD%D1%8F%D0%B6%D0%B5%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5_%D0%9B%D0%B8%D1%82%D0%BE%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%BC_%D0%B8_%D1%81%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D1%85_%D1%81%D0%BE%D0%B2%D1%80%D0%B5%D0%BC%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D0%B9_%D0%A6%D0%B5%D0%BD%D1%82%D1%80%D0%B0%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%BE%D0%B9_%D0%B8_%D0%92%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%87%D0%BD%D0%BE%D0%B9_%D0%95%D0%B2%D1%80%D0%BE%D0%BF%D1%8B_%D0%B0%D0%BD%D0%B0%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D0%B8_%D0%B8_%D0%BF%D1%80%D0%B5%D0%B5%D0%BC%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D1%8C._%D0%A0%D0%B5%D0%B4._%D0%90._%D0%9B%D0%B0%D1%86%D1%85%D0%B0%D0%B7%D0%B8_%D0%AD._%D0%A1%D0%BC%D0%BE%D0%BB%D0%B8%D0%BD%D0%BA%D0%B0_%D0%90._%D0%97%D0%BE%D0%BB%D1%82%D0%B0%D0%BD._Budapest_ELTE_1998

Кулешов Вяч. С. Ливская акцентная система // Acta Linguistica Petropolitana. Труды Института лингвистических исследований РАН. Т. VIII. Ч. 1. Fenno-Lapponica Petropolitana / Ответственный редактор Н. Н. Казанский. Ответственный редактор выпуска Н. В. Кузнецова. СПб.: Наука, 2012. — С. 104–131.

Livonian is unique among the Finnic languages in possessing a two-way tonal contrast in primary stressed syllables. Observed already in the earliest linguistic descriptions of Livonian, this two-way contrast between stressed syllables with stød (also called broken tone) and plain tone closely resembles the tonal system of Latvian with which Livonian has been in close long-term contact. This paper describes a pilot study, which used six measurements of spectral tilt (h1-h2, h1-F1, h1-F2, h1+h2/2-F1, h1-F3, F2-F3) to determine whether Livonian stød was associated with any non-modal phonation, specifically creaky voice. Spectral tilt is the degree to which intensity decreases as frequency increases (Gordon and Ladefoged 2001). Earlier researchers (e.g., Vihman 1971) have noted that stød vowels tend to be laryngealised, therefore, creaky voice is a likely candidate for non-modal phonation associated with stød. The method in this study is based on that used by Esposito (2004) in her similar study of Santa Ana del Valle Zapotec. The study used data from archival recordings of Pētõr Damberg, a speaker of the East Dialect of Courland Livonian from the village of Sīkrõg, and focused on measurement of CVV syllables containing either [ǭ] or [ō] (IPA: [o̞ː] and [oː]).