School of Philology, Faculty of Humanities

В статье анализируются рецензии В. Ф. Ходасевича, написанные в 1905–1907 годах, когда
начинающему критику и поэту нужно было занять определенное место в символистском литера-
турном поле. Половина рецензий издана под псевдонимом «Сигурд». Автор рассматривает осо-
бенности сотрудничества Ходасевича с периодикой первого десятилетия XX века и внутрилите-
ратурные обстоятельства, с которыми связывается появление псевдонима, — положение ученика
и одновременно оппонента В. Я. Брюсова является важнейшим из них.

Статья посвящена анализу очерков В. Ф. Ходасевича, опубликованных
в 1908–1914 годах. После выхода своей первой поэтической книги, в период кри-
зиса символизма, критик начинает сотрудничать с массовыми изданиями, созда-
вая ряд статей о прогрессе (об освоении Северного полюса и о первых полетах)
и о «мещанстве». В 1910–1912 годах пишутся несколько очерков на «социальные»
темы. Исследование контекста появления статей Ходасевича, хронология работы
над ними показывает, что в этих тематически разнообразных рецензиях он искал
путь к новой литературной стратегии для преодоления кризиса символизма.
В статьях этого периода формулируется ряд эстетических критериев, важнейших
для всей последующей публицистики и поэзии Ходасевича.

В статье анализируются критические очерки В. Ф. Ходасевича начала 1910-х годов и доклад «Надсон», прочитанный в 1912 году в Литературно-художественном кружке. Хотя впоследствии текст доклада не будет играть важной роли в творчестве поэта, он интересен как первый пример обращения Ходасевича к эстетике утилитарной критики, к гражданственной тематике, важный для его последующего творчества. Выступление на юбилейном вечере критик использует, чтобы сообщить о своем взгляде на пути преодоления кризиса символизма: литература должна вернуться к «гражданственности», эстетическим идеалам 1860-х годов. Понятия и литературные идеи, которые Ходасевич включает в свой доклад, показывают, что обращение критика к эстетике радикалов-утилитаристов 1860-х годов было довольно поверхностным. Ходасевич воспроизводит только те политически радикальные интенции, которые уже были в текстах символистов, написанных после 1907 года. Доклад Ходасевича и усиление социальной направленности ряда его последующих рецензий аналогичны эволюции творчества Блока периода «синтеза» - ряд идей поэта, непрямых цитат из его очерков критик использует в своем докладе. Однако тезисы выступления Ходасевича в Литературно-художественном кружке чрезмерно выделялись из литературного контекста своей эклектичностью и устарелостью. Поэтому его стратегия обращения к литературным взглядам Белинского и Писарева оказалась неуспешной. Тем не менее, поэт будет продолжать придерживаться подобной стратегии в нескольких очерках начала 1910-х годов. Затем, в переработанном виде, Ходасевич использует ее в ряде текстов конца десятилетия и эмигрантского периода.

В статье представлены результаты исследования двух экземпляров сочинений Данте Алигьери, принадлежавших О. Э. Мандельштаму и хранящихся сейчас в РГАЛИ: в частности, подробно установлен провенанс одного из них и выдвинуто предположение о датировке и атрибуции многочисленных помет в тексте.

English title: Copies of Dante from “the rest of the books” that belonged to O. E. Mandelstam and the first conclusions of their research

The paper is dedicated to the iconographic analysis of several compositions illustrating the text of The Ladder of Divine Ascent (Scala Paradisi) of John Climacus. The sources of the iconography of Holy Convicts from the 5th homily of the Ladder are described, and its ties with the iconography of the Last Judgement are highlighted.

Аннотация:
В статье анализируются композиции на тему «Лествицы» Иоанна Синайского в росписи церкви Николы Надеина в Ярославле. Особое внимание уделено композиционному решению сцен подвигов святых «осужденников», которое, как показано в статье, могут восходить к древнерусской иконографии Страшного суда.

В русском искусстве позднего Средневековья выделяется группа разрозненных произведений, объединенных иконографией «подвигов покаяния святых осужденников» — различных способов добровольного умерщвления плоти, описанных в пятом слове «Лествицы» Иоанна Синайского. Этот фрагмент текста переписывался не только в составе всего сочинения, но и по отдельности, а также лег в основу разветвленной иконографической традиции, известной сначала в Византии, а с XVI в. и на Руси. Изображаемые монахи совершают разнообразные аскетические подвиги для очищения от грехов и страстей. В статье систематизированы примеры обращения к этой иконографии в русском искусстве XVI в., а для двух из них предложены новые атрибуции: для лицевой рукописи «Лествицы», происходящей из ризницы Троице-Сергиевой лавры, и для житийной иконы Иоанна Синайского из Рыбинского музея-заповедника. Путем их рассмотрения в соответствующем художественном контексте аргументировано их предположительно новгородское происхождение. Мы также предлагаем новую более раннюю датировку около середины XVI в. для иконы Иоанна Лествичника из Рыбинского музея-заповедника, отождествляя ее с конкретным образом, упомянутым в описи новгородского Антониева монастыря. Кроме того, в статье предложена интерпретация выбора сюжета аскетических подвигов для галерей Благовещенского собора Московского Кремля, заново расписанных после пожара 1547 г. Проведенное исследование позволяет заключить, что развитие и распространение иконографии подвигов покаяния в древнерусском искусстве следует в большой мере связывать с Новгородом и процессами, протекавшими в новгородской художественной среде в макарьевскую эпоху или немного позднее. Таким образом, именно новгородское искусство сыграло первостепенную роль в разработке художественного воплощения пятого слова «Лествицы», одного из наиболее ярких и оставивших глубокий след в славянской книжности текстов.

https://artsjournal.spbu.ru/article/view/16786

Ihanzu is a Bantu language spoken in Central Tanzania (F31). According to Ethnologue data-base, there are 34000 Ihanzu speakers and that is why it is considered to be endangered (classified as 6a – threatened). This language is under-described and under-documented. The few existing materials include Masele (2001), Beletskiy/Diyammi (2019), SIL (1996), Harvey, (www). The present research constitutes an attempt to both document and describe the language while paying attention to folktales and songs accompanying them. The research is guided by two questions: 1) What kind of narrative elements (morphemes) are songs in Ihanzu folktales? 2) Which functions do the songs perform? The data comes from the corpus of Ihanzu folktales collected during short field stays in 2018 and 2019. A total of 6 folktales, containing 9 songs are analyzed within the conceptual framework that combines linguistic approach to Bantu folklore (Toporova, 2012; Ntuli, 2010; Yazyk afrikanskogo foklora [Language of African foklore], 1997; Afrikanskaya skazka III [African Folk Tale III], 2005), formal theory of folklore (Propp, 2021; Kretov, 2010), and narrative approach to spoken data (Labow, 1997; Berman, 1997).
Hypothesis: the functions of songs in Ihanzu folktales correlate with the elements of narrative structure.
The research shows that Ihanzu songs perform three key functions within narratives: 1) developing plot; 2) portraying character; 3) conveying the theme.
The morphemes (sequences of actions within narrative) where the songs are found are: absentation, villainy, first function of the donor, receipt of a magical agent, struggle, solution, wedding.
The correlation between the functions and the morphemes is the following: absentation (1, 3), villainy (1, 2, 3), first function of the donor (1), receipt of a magical agent (2, 3), struggle (1, 3), solution (1, 3), wedding (1, 2, 3). In other words, absentation songs are used to develop the plot and to convey the theme. Villainy songs are used to develop the plot, to convey the theme and to portray a character (villain), etc.

Nikolay Poselyagin discusses the ideologization of materiality in the post-Stalinist village. While Soviet urban architecture has been widely studied, the peasant houses under the Soviet regime remain a blind spot on the map of the Soviet lifeworld. The author argues that, during the 1960–1980s, Soviet peasants were attracted by the new urban-like way of life and new urban-like architectural forms. As a result, the material environment of the village dwellers transformed into a suburban-type environment, and the traditional peasant mentality transformed into a kind of lower middle class ideology. The “Soviet petty bourgeoisie,” however, was characterized by total estrangement from the means of production and inability to acquire property in land. The Communist Party initially supported this semi-urbanization of the countryside and the development of urban-type settlements (posëlki gorodskogo tipa) until the abrupt return to “Russian traditional values” in the early 1980s. The author demonstrates that this “restoration” of the peasants’ style of life was only superficial and analyses the new “materialities” that filled the traditional Russian rural house (izba) in the late Soviet period.

In “Falsifying in the Name of Truth: Publishers as Unreliable Interpreters,” Nikolay Poselyagin (NLO) examines one type of distortion of a work of literature: when the work is distorted by the person preparing it for publication (the “publisher” in the broad sense). This distortion occurs not as the result of any external factors (such as censorship), but because of the publisher’s inner conviction that the given text has already been somehow damaged and now requires correction, in order that objective Truth be restored. In such situations, the publisher is functionally equal to the reader, acting essentially as an interpreter and deconstructing the text in accordance with his/her own understanding. This prompts a rethinking of the concept of “falsification” in relation to publishing practice: in this case, the distortions are not always produced consciously nor toward selfish ends, and are important from the semiotic point of view as a particular variety of reader reception. Poselyagin illustrates his thesis using four different cases of publishing practice in nineteenth-twentieth century Russian literature.

The article focuses on an episode in Lotman's biography when he tried (probably the first and the last time in his life) to apply his own theory of semiosphere to current political events. When perestroika started in the Baltic countries, he used the press as a speaker's platform, where he formulated the importance of multilingualism and multiculturalism for the development of a new national identity of Estonia: in his view, it was to become a sovereign democratic state, a space for a tolerant dialogue between the languages of different cultures. Special attention is paid to those publications in which Lotman published his semiotic and political articles: first and foremost, it is informal press (primarily the Tartu University student newspaper Alma Mater) and official periodicals edited by the Estonian supporters of perestroika (such as the journal Raduga / Vikerkaar [Rainbow]).

The article attempts to establish how the category of sacredness manifests itself in the films of Andrei Tarkovsky (all his major feature-length films, with the exception of Ivan's Childhood). From this point of view, the work of the director is a long act of phenomenological reduction: the sacred is being consistently cleared of such categories of consciousness as 'history,' 'religion,' 'memory' and so on, as well as the cultural layers that are associated with them. The result of this act, however, is not the expected distillation of the desired category in its pure form, but on the contrary, the ultimate immersion in the space of the Text and the dissolution of the artist's own world in world culture.